|
Об авторе | Константин Гадаев — поэт, телережиссер, родился 10 марта 1967 года в Москве. Учился на филфаке МГПИ. Служил в армии в Забайкальском военном округе. Сценарист и режиссер нескольких документальных фильмов и циклов программ о современной литературе, в частности, документального фильма о поэте Льве Лосеве «Отсутствие меня» (2009). Автор книг стихов «Опыт счастья» (2005), «Июль» (2006), «Сквозь тусклое стекло» (2011), «Пел на уроке» (2014), «ВОКШАТСО» (2014). «2015», «Войди в комнату твою» (2018); «Стихи, сочиненные на острове Кифера в июне 2019 года» (2019). Предыдущие публикации в «Знамени» — № 8, 1996; № 12, 2001; № 7, 2010; № 8, 2012; № 9, 2013; № 12, 2014; № 12, 2015; № 1, 2018; № 12, 2019; № 3, 2023. Живет в Москве.
Константин Гадаев
В осеннем резком освещенье
* * *
Если видишь меня, отвернись, не смотри.
Если слышишь — ладонями слух затвори.
Мне сегодня не вынести правды Твоей,
не стерпеть полосы заревого огня.
Просто ветром осенним мне душу овей,
если видишь меня, если слышишь меня.
Я молчу. Ничего не умею сказать.
Пораженье своё всё пытаюсь признать,
чтобы не в осуждение смочь обрести
Твои хлеба частицу и каплю вина.
Даже если уже невозможно, прости.
Ты же видишь меня. Ты же слышишь меня.
* * *
Ишь, чего захотел! — не будет.
Меньшинство — не может. Большинство — не хочет.
Лучше рыбку пойдём поудим.
Нас-то в пастыри вроде никто не прочит.
Набиваться — себе дороже.
Царства нашего сам знаешь быт и нравы.
Станешь умничать — плюнут в рожу.
И по-своему будут, конечно, правы.
Потому как сиди, не вякай.
Не препятствуй людям свою думку думать.
Всем наукам учен тут всякий.
А забылось чего — доберёт у кума.
Ничего ты тут не попишешь.
А попишешь — никто и читать не станет.
Дышишь? И хорошо, что дышишь.
Здесь красиво. И даже очень… местами.
* * *
Разве ж мы ничейные,
люди дорогие?
Есть и попечение,
и врата другие.
В те врата претесные
лупит свет победный.
Граждане небесные,
поможите бедным!
Заодно с прохожими —
обжитое небо.
Господа хорошие,
хоть глазком бы мне бы!
Может, на прощание
с жизнью бестолковой
сдержит обещание
дождик четверговый.
Молитва
Даруй нам, Отче,
чтоб видеть и слушать,
блаженные очи,
блаженные уши.
Жизнь эту видеть.
Жизнь эту слушать.
Чтоб не ненавидеть.
Чтоб не было, Отче,
так страшно. Так скучно.
Особенно к ночи.
* * *
Жизнь — кап-кап-кап — убывает.
Зеркало рожу кривит.
Жалость к себе убивает.
Жалость к другому — живит.
С этим другим столкновенье.
Прямо глаза в глаза.
Бомж. Казанский вокзал.
Что-то он мне доказал…
Что он мне доказал?
Остановись, бля, мгновенье!
Остановись, я сказал.
* * *
Трень да брень через плетень…
Так спою вам если я?
Ночь прекрасна. Красен день.
Вот и вся поэзия.
Всё, что в мире хорошо,
Боженькой отмечено.
То, что гадко и страшно
нами обеспечено.
* * *
Читатель, друг мой, я хочу сказать…
Да нет, скорее, просто показать
вот этот свет на ясеневых листьях
зелёно-золотой… Им поделиться
с тобою почему-то тороплюсь.
Я в этот летний вечер так боюсь,
что он вот-вот погаснет, этот свет.
Расстанутся читатель и поэт,
не разомкнув обыденного круга.
И, в общем, обойдутся друг без друга.
Что, в самом деле, связывает нас?
Похоже, только это… Всё. Погас.
* * *
Станет росток зерном.
Станет зерно хлебом.
Если пребудем в Нём,
хлеб станет Телом.
Станет вода вином.
Станет вино Кровью.
Если пребудем в Нём,
Кровь станет Любовью.
* * *
Отчего всё идёт как идёт, скажи мне,
не иначе как-нибудь, с большим толком?..
Только вдруг, бултыхаясь в потоке жизни,
содрогнётся сердце небесным током.
И поймётся, что так вот и надо было,
что детали нет ни единой лишней
в этом пазле. Ничто никуда не сплыло.
Всё, что видим мы, осязаем, слышим,
что, казалось бы, навсегда забыто, —
постепенно складывается в картину,
где ладони отца на затылок бритый
в знак прощения возложены сыну.
* * *
В осеннем резком освещенье
ясней поступки и дела.
И хочется просить прощенья
за то, какою жизнь была.
За дефицит любви и веры,
за профицит тупой тоски,
за растранжиренное время
в поползновениях пустых.
Летящий лист щеки коснулся.
Бутылку в баке бомж нашёл.
Узбек блондинке улыбнулся.
Блестя на солнце, дождь прошёл…
Промокший, я домой вернулся.
И это было хорошо.
* * *
Остолбенел на перекрёстке,
охвачен лучшей из идей, —
вот так остановиться просто
в потоке будничных людей.
Посмотришь — ничего такого:
толпа, машины, листопад…
Но смысла не найти другого
ни под рекламами, ни над.
Куда, зачем пойду сейчас я,
вдруг стало непонятно мне.
Я ощутил, какое счастье
быть. Аж мурашки по спине.
Представил этот перекрёсток:
всё как теперь, но без меня…
И что-то там бренчит подросток
с надрывом. Жаль, слова — херня.
* * *
Н. Филимонову
Зимой в зелёный цвет не верится.
А летом — в белый.
И всё это по кругу вертится.
Такое дело.
Лежит поляна земляничная.
Кругом сугробы.
Здесь отстоять пространство личное
поди попробуй.
Всё это совместить пытается
наш дядя Коля.
И мало что, но получается.
Дело такое.
* * *
Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя.
Книга Иова 40:10
Хочется чего-то большого и чистого, как слон в ванне.
Поговорка
Чисто критика чисто разума.
Что ж творится в твоей башке?
Кровь-любовь. А в разделе разное —
рыльце сморщенное в пушке.
А кругом по теплу всё в завязях,
пахнет краской, иным житьём…
Да таким, чтоб ни лжи, ни зависти —
только скейтеры под дождём.
Всё чего-то большого, чистого
— кафкианской херне назло —
ищешь-рыщешь, но вместо истины
машет хоботом в ванне слон.
Слон как слон. Ничего интересного.
Но достаточно и слона,
чтоб понять природу чудесного.
И почувствовать, что весна.
* * *
Ещё одна
в наш мир такой-сякой
на Фоминой
пришла весна.
Как будто так и надо,
как будто мы всё это заслужили:
и птиц незимних в зелени легчайшей,
и первых — самых смелых — в платьях женщин,
и полноценный ливень с канонадой…
А мы так ничего и не решили.
Мы просто эту зиму пережили.
Не больше и не меньше.
* * *
Цветущие тюльпаны,
какие ваши планы?
Тюльпаны мне в ответ:
особых планов нет.
Немного поцветём,
завянем и сгниём.
А знаете, тюльпаны,
совпали наши планы.
* * *
Что редкость, я запомнил этот сон.
Покачиваясь, мы стоим над бездной
и «Выхожу один я…» в унисон
поём. И подпевает хор небесный.
И нами дирижирует корнет
невзрачный, нагловатый, кривоногий.
Кремнистый пройден путь, спасенья нет.
Лишь к Богу обращён наш хор убогий.
Поём, хоть знаем — в случае любом
мы устоим лишь до конца романса.
И нет ни у кого второго шанса.
И спит земля в сиянье голубом.
* * *
Научи язык мой правде Твоей!
Бросив велик, сижу, обхватив колени.
Властный шорох прошёл по сухой траве.
Поползли по полю смурные тени.
Этот миг со вспышкой сняла гроза.
Где-то там на фотке и я, счастливый.
Боже мой, Ты видишь мои глаза:
как блестят они, восхищаясь ливнем?!
* * *
Сегодня видел человека —
на остановке плакал он.
А, может, тающего снега
следы подсвечивал неон.
Моих примерно лет мужчину
чтоб не смущать, я отошёл,
но слёз — не слёз его причину
я и в своей душе нашёл.
Нет, мы не обнялись, рыдая,
но нам обоим довелось
вот так, автобус ожидая,
что-то почувствовать. Всерьёз.
* * *
Делай раз! —
сфокусируйся на одной из звёзд.
Делай два! —
продолжай на неё смотреть,
не моргая,
до рези в глазах, до слёз.
Делай три! —
скажи: Помоги мне, Господь, прозреть!
И увидишь тот же февральский наст,
каркасы деревьев,
подъезда дежурный свет…
И почувствуешь — Он не забыл про нас,
хоть прямых доказательств этому нет.
Стихи 2012–2018 годов
| 
