НАБЛЮДАТЕЛЬ

выставка

С памятью об Эдеме

Иван Лубенников. Жизнь продолжается. 9 февраля — 28 апреля 2024. Галерея «Наши художники» (Москва).

Выставки художника Ивана Лубенникова (1951–2021) неоднократно устраивались в России, известен он и за рубежом. Лубенников не обойден вниманием исследователей, и этапы формирования его как художника достаточно известны.

На этот раз в Москве прошла довольно камерная выставка мастера, всего 35 работ. Тематически это многозвучный гимн женщине в жанре ню. Женские образы: мать, муза, библейские персонажи или почти лубочные крестьянки для Лубенникова, с одной стороны, — повод воспеть женскую природу как источник жизни, ее телесную эстетику, манкость, чувственность. Однако вектор его творчества на этом поле отнюдь не ограничивается разностильными экспериментами с обнаженной натурой. Женский образ для автора, считающего себя постмодернистом, — элемент многослойной, часто ироничной смысловой игры: изгнанная из рая Ева с земельной тяжестью пропорций, классически скульптурная Юдифь или почти плакатная полуобнаженная девушка на картине «Пешеходная зона» — все они, при несомненной телесной явленности, так или иначе, вступают со зрителем в диалог и о материях невещественных.

Лубенников путешествует в пространстве живописи, охватывая широкий пласт новаторских направлений XX столетия и классической традиции, свободно переводя на современный язык уроки старых мастеров. Кьяроскуро Караваджо, к примеру, получает у него новое звучание — то, как Лубенников управляет тенями, сродни современной джазовой импровизации на тему Баха или Малера. В некоторых представленных на выставке картинах Лубенников перекликается с формалистическими течениями, исследуя предметность, цветовые отношения — задачи ремесла, не озабочиваясь семантикой изображения: тот же «Полосатый кувшин». И все же именно экспрессивно-содержательный слой в большинстве его работ создает образную завершенность.

Известно, что исходное поле Лубенникова — монументальное искусство. Он окончил Суриковский институт по классу монументальной живописи, впоследствии оформил станции метро «Славянский бульвар» и «Сретенский бульвар», фасад театра на Таганке, актовый зал комбината «Трехгорки», витраж Лубенникова украшает парижскую станцию метро «Madeleine». Неудивительно, что в его станковой живописи сохраняется почерк монументалиста: обобщенная трактовка фигур, масштабность, мозаичная орнаментальность фона.

Работа «Жизнь продолжается» — в центре экспозиции. Здесь Лубенников близок к конструктивизму в построении пространства: динамичность, острые углы, чистые геометрические формы. Напомню, что многие конструктивистские здания выглядят как монументальные скульптуры. И одновременно он — синтетист с тягой к ярким краскам наряду с упрощенным изображением. Лубенников мастерски строит композицию на контрастах, чтобы явить жизнь как движение, выразить ее динамику, «продолжение». Свет и тень, декоративные орнаментальные плоскости (ягоды, трава) сталкиваются с чистой геометрией газона и построек, сопоставлены большие и малые фигуры (зрелая женщина и ребенок на переднем плане), холодные и теплые цвета летней зелени (изумрудный, нефритовый и желто-зеленый), да и сама многоплановость, неоднородность картинного поля работает на идею хода времени. Прием фрагментарного построения позволяет запечатлеть разновременные мгновения жизни женщины от дачно-чердачных приключений и первого осознания своего женского начала — любопытствующее вглядывание в свое отражение в зеркале — до трепета первых свиданий и гармонии материнства. На первом плане откровенно декоративный цветущий розовый куст, вполне реалистично выписанный, по сравнению с цветочным орнаментом остального садового изобилия. И это живописное пятно: воздушная невесомость, прозрачность стрекозы, присевшей на раскрытый цветок, выдержанный в нежно-розовых тонах, смягчает эмоциональную мелодию картины, контрастируя с резкостью и динамичностью прямых линий и углов и усиливая тему цветения, плодоносности и полноты жизни.

Между тем — квинтэссенция выставки — «Дневной сон», воплощение женской витальности, празднование женской природы. И опять, как затейливо Лубенников собирает здесь воедино орнаментальный фон, вкрапления геометрии, сочетает гладкое, ровное письмо и пастозный мазок, не теряя при этом целостности образа. Пространство картины рассечено по диагонали, и взгляд зрителя без сопротивления стремится из нижнего левого угла к верхнему правому, следуя всем чувственным изгибам женского тела. Цветовые пятна красного загораются на полотне, акцентируя ягодную тему, дневной жар, перекликающийся с жаркостью женской плоти, разгоряченной летним солнцем.

Изобразительная ирония считывается в работе «Муза», где в средоточии зрительского внимания, но отнюдь не в центре композиции — загнанная в угол муза, полураздетая, очевидно, поруганная и изнасилованная неким мучителем-графоманом. С поникшим крылом, с одной сандалией среди ободранных перьев. Лавровый венок как символ победительных художественных занятий снят с ее головы. Видно, как изрядно «поднапряг» ее очередной «творец» в обреченной попытке разродиться шедевром. Весь сюжет заключен в рамки картинной плоскости, и эта закрытая композиция и унылые грязно-бежевые и коричневые тона удерживает измученную музу словно внутри тюремной камеры. И как непринужденно снижается градус вроде бы заявленного трагедийного начала этой постмодернистской красной в горошек туникой, переводящей повествование о творческой бесплодности в живописную эпиграмму.

Выставке не свойственна гендерная эксклюзивность, и в «Посейдоне № 2» главенствует представитель мужского племени, но без фонового женского участия не сплелся бы ироничный смысловой узел картины. В «Посейдоне» Лубенников хулиганит, конечно: игра почти ниже пояса. Композиция статично-репрезентативная: перед зрителем предстает некий загорелый юноша — рыбак, шутейно возведенный Лубенниковым в ранг повелителя водных просторов Посейдона. В его руках удочка, и взгляд — отстраненный, вроде бы не высматривающий дебелых обнаженных нимф за его спиной. Но как точно локализована у этого «рыболова» приманка! А нимфы и не прочь быть уловленными. Даже в ожидании этого. И в кажущейся статике картины, переданной вертикально и горизонтально ориентированными линиями и формами, таится эта их готовность попасться на крючок, а волнообразные ритмы лишь усиливают нарастающее скрытое волнение.

В «Пешеходной зоне» тоже очень интересна творческая организация картины. Здесь — дух ушедшей перестроечной эпохи, отмеченной знаковыми временными штрихами: вывеска «Нотариус», названия европейских брендов, впервые появившихся на российском рынке. Людская же масса безликой рекой утекает вглубь полотна. Композиционно все сжато, сдавлено. Несвободно. Само слово «зона» в названии работы — отсылка к территории несвободы. Люди словно застыли в ожидании или в поиске прорыва из окружающей тесноты, массовости, безликости. Контрастно, на переднем плане, — доминирующая над людской массой, намеренно незаполненная красочно, «свободная» женская фигура в проеме оконной рамы, почти выходящая за рамки живописного полотна — в окно новой свободной жизни. Фигура решена почти плакатно. Подобный контраст тесноты и пустот в организации пространства — оригинальное композиционное решение — буквально высвечивает символическое содержание картины: провозвестие долгожданной свободы и весь неустойчивый драматизм перестроечного времени.

В развернутой галерее женских образов у Лубенникова торжествуют мажорные, созвучия. С ним радостно, часто весело, порой задумчиво, но никогда не отчаянно и не безнадежно, несмотря на антропологический пессимизм, свойственный в целом постмодернизму (пусть и скрашенный иронией). У Лубенникова даже изгнанная из райского сада Ева выглядит наивной, опростоволосившейся дурехой, которую отправили на время подучиться уму-разуму на каменистую, пустынную землю. Так что, несмотря на мрачный колорит картины и испуганно-озадаченный жест Адама, схватившегося за голову, почему-то верится в их скорое возвращение в потерянный Эдем.

И, кроме всего прочего, за одну эту жизнеутверждающую ноту Лубенникова стоит и посмотреть, и полюбить.

Инна Волошина