КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ

Толстые и тонкие

Настоящее и будущее больших книг

В 2022 году были обнародованы результаты исследования американского агентства Wordsrated, согласно которому за последние 10 лет средний объем бестселлеров сократился на 51 страницу: книги с каждым годом становятся все тоньше. А что в России? С одной стороны, тенденцию к минимализации объемов, лаконизму, фрагментарному письму поддерживают читатели и часть писателей. С другой стороны, курс на объемные сочинения, изображение масштабной картины мира продолжают сохранять ведущие литературные премии и, что особенно важно, издатели.

Редакция журнала «Знамя» пригласила порассуждать на эту тему нескольких литературных критиков, задав им такие вопросы:

1. В какой степени лично для вас при выборе книги важен ее объем? Очевидно, что долгожданную книгу известного писателя мы прочитаем вне зависимости от количества страниц. А как быть с не столь известными авторами? Что выберете вы: за одно и то же время прочитать один объемный роман или два романа вполовину тоньше?

2. Вокруг — обилие информации, книги становятся все дороже, особенно толстые. Есть ли будущее у объемных сочинений, какое оно? Как, на ваш взгляд, изменится формат чтения еще через 10 лет, одержат ли верх новые тренды?

Евгений Абдуллаев

(1–2) Про похудение романа — разговор давний.

«Общая тенденция такова, что мои ровесники и те, кто помоложе, называют свои произведения романами, едва количество страниц перевалит за отведенное в нашем сознании под рассказ».

Это еще в 1999 году Олег Дарк писал, и как раз в «Знамени».

Почти четверть века уже прошло.

Сходный разговор шел, помню, и на московском «Нон-фикшне» в 2016-м. Правда, британские участники (Британия в тот год была почетным гостем) заметили, что, да, английские романы какое-то время становились тоньше, но потом снова пополнели.

То, что мне попадалось из зарубежного последние годы, было тоже более чем упитанным. «Маленькая жизнь» Янагихары, «Благоволительницы» Литтелла или «Безгрешность» Франзена...

А отечественные романы — и подавно. Почти все, что читал в прошлом году (из шорт-листа «Большой книги» плюс еще несколько), — от пятисот страниц и выше. Кроме, разве что, «Саша, привет!» Данилова. Но это, скорее, и не роман, а повесть. А еще точнее — пьеса, пересказанная прозой…

Как тогда быть с данными о сокращении «среднего объема бестселлеров», на которые ссылается редакция?

Может быть, может быть. Бестселлер — понятие все же больше коммерче­ское. Не всякая серьезная проза становится бестселлером, не всякий бестселлер оказывается серьезной прозой; он может быть ближе к массовой литературе. А чаще даже не «ближе», а просто ею, родимой. А в масслите, действительно, уже давно в ходу небольшие объемы, чтобы не утомлять читателя. Толстых книг ни у Донцовой, ни в «фандориане» Акунина не припомню.

Впрочем, небольшой объем — не недостаток, как и большой — еще не достоинство. Все зависит от плотности текста, образной, драматургической, смысловой.

Объем должен соответствовать содержанию, простите за банальность. Как ответил Моцарт на замечание Иосифа Второго, что в его последнем сочинении «слишком много нот»: «Ровно столько, сколько нужно, ваше величество!»

Но поскольку разговоры о минимализации объемов периодически возникают, что-то все-таки за этим есть. Вероятно, невроз потери читателя. Страх лишиться аудитории. Далеко не безосновательный на фоне все большего сокращения книжного чтения в целом и чтения серьезной художественной литературы — в особенности.

«К чему писать большие книги, / Когда их некому читать?» Эта фраза из пастернаковского перевода «Фауста» звучала актуально и прежде. Помню, в школьные годы среди продвинутых сверстников было в ходу деление на тех, кто дочитал до конца «Войну и мир», и на тех, кто нет; в университетские — соответственно, джойсовского «Улисса». (Толстовскую эпопею я до конца осилил, а вот «Улисса»…)

Сегодня, когда даже перед маленькой заметкой на многих сайтах оповещают, сколько минут уйдет на ее чтение, судьба «больших книг» еще более неопределенна. «Их величество» читатель, похоже, начинает опасаться, что в тексте может оказаться «слишком много нот». Особенно читатель молодой, приученный с колыбели потреблять коротенькие тексты с гаджета и испытывающий перед толстой книгой примерно ту же оторопь, что и читатель постарше — перед многотомным собранием сочинений (еще один, кстати, исчезающий жанр).

Так что даже насчет того, что «долгожданную книгу известного писателя мы прочитаем вне зависимости от количества страниц», совсем не уверен.

Замечаю это и по себе. Иногда, конечно, приходится прочитывать и что-то очень массивное, вроде «Книги перемен» Владимира Мартынова, более полутора тысяч страниц. Но это, правда, был нон-фикшн, да и некоторые страницы, в силу концептуального замысла автора, были пустыми либо заполнялись какими-то точками или рисунками.

А так предпочитаю что-то не слишком многостраничное. Недавно пригляделся было к «снарк снарк» Эдуарда Веркина… Я с симпатией отношусь к Веркину, но вид двух увесистых талмудов меня, честно сказать, слегка смутил. В итоге ушел с более компактным пелевинским «KGBT+» под мышкой. Понимаю, поступил не совсем профессионально. Но критики — тоже не роботы для чтения.

Так что, с одной стороны, крупный объем пока остается одним — пусть и не самым важным — признаком серьезной беллетристики. С другой — в условиях кризиса чтения такие opera magna, вероятно, все более рискуют оказаться «чтением для немногих»... Впрочем, вопросов здесь больше, чем ответов.

Дмитрий Бавильский

(1) Толстые книги ведь тоже разными бывают — сборники, например. Все классические романы, которые мы знаем томами, составляющими собрания сочинений, когда-то публиковались в журналах и газетах «из номера в номер» с обязательнейшим «продолжение следует». Так что для меня объем неважен, существеннее, что шестое чувство подскажет — не знаю, как объяснить, но все новинки для меня — это «фигуры интуиции», и тут важна вся совокупность факторов. От шрифтов и сортов бумаги до фонетики имени и фамилии автора. Художественная литература предпочтительнее отечественная (как поэзия, так и проза — я верю в переводы произведений только с почтенной историей трактовок), тогда как нон-фикшну лучше быть переводным, ну и т.д.

При нынешних модах на большие поля и шрифты объем издания оказывается фактором весьма незначительным и способен играть роль разве что у текстов небольшого объема — их у нас почему-то все еще не умеют издавать без ощутимого макетного напряга.

Скажем, неуклюжими выглядят почти все издания или переиздания Анни Эрно, лауреата Нобелевской премии прошлого года. В западной традиции книжки незначительного формата выглядят эффектными и самодостаточными предметами, тогда как у нас сразу становится заметным натягивание совы на глобус — придание небольшим новеллам, крохоткам и всяческим промежуточным жанрам права на продажу отдельным тиражом.

Исключением здесь мне видятся белые томики «Kolonna publications», выходящие приложением к «Митиному журналу» (серия «Сосуд беззаконий») и эксперименты Игоря Булатовского в «Издательстве Яромира Хладика».

(2) Толстые книги лучше способствуют методу «полного погружения»: когда впереди сотни и сотни страниц, возникает странное удовольствие протяженности, напоминающее предвкушение путешествия, «ветра странствий».

Актуальные беллетристы (а иных у нас практически не читают) пишут, большей частью, тексты во всех смыслах разреженные и говорливые. Объем, в таком случае, понятная технология сделать качество из количества. Впрочем, помогает это не всегда. Какому-нибудь «Щеглу» Донны Тартт или «Маленькой жизни» Ханьи Янагихары это все равно что слону дробина, тут ведь, помимо текстуальной массы, нужно обладать еще чем-то существенным, вот как в последних изданиях и переизданиях Антонии Байетт или же, на худой конец, Пола Остера и Роберто Болайньо, впрочем, тоже ведь из не самых художественно убедительных новинок.

В любом случае, учитывая разницу читательских привычек и интеллектуальных потенциалов, можно объяснить привычку к тяжелым изданиям тем, что пухлый том заманивает обманчивой стабильностью, ощущением периода относительного покоя: де, покуда, «долгими зимними вечерами», погружаешься в относительно протяженный текст, вряд ли случится что-нибудь выходящее из рук вон. Чтение объемного бестселлера выливается в дополнительный сезон и еще одно время года. Такие книги убаюкивают причастностью к неторопливому, многолетнему труду, растягивающемуся на месяцы прерывистого процесса, раз уж у современного человека бескорыстное чтение стоит едва ли не на последнем месте.

Если раньше книги были одним из важнейших носителей информации и, на протяжении веков, главными медиумами сохранения и передачи мудрости, то теперь, «в эпоху цифры», книги, как и все настоящее, стоящее, органичное, используются по остаточному принципу. Вот как еще один гаджет в череде других таких же, наряду, скажем, с музыкой (она ведь теперь тоже превратилась без какого бы то ни было жанрового разбора в «еще один вид информации»), кино, сериалами, новостными лентами соцсетей.

Устареть книга не может (вот как театр), но она легко отодвигается на место, специально расчищенное, расчищаемое под полузабытое удовольствие от желания быть человеком.

Сегодня, когда главная война идет за потребительское внимание и удерживание интереса, а медиумы толкутся у покупателя перед носом как на рынке, для чтения книг необходимо дополнительное усилие. По себе сужу. Однажды определив, что выпал из запойного, системного процесса, решил вернуться к ежедневной «домашней работе» по самосовершенствованию (читают ведь ради будущего и того, чтоб стать лучше, даже если «чисто отдохнуть», то есть самосохраниться и пережить «злобу дня»), да не тут-то было. Во-первых, свято место пусто не бывает. Во-вторых, отвычка не менее сильна, чем привычка. В-третьих, потребовалась череда осознанных усилий и отказов (в том числе и от некоторых дополнительных работ) для того, чтобы в конечном счете расчистить себе площадку для сосредоточенного уединения.

В-четвертых, а может быть, и в самых первых, чем затейливее предложение, тем осмысленнее должен быть выбор. Чтение, тем более такое обрывистое и затяжное, как в случае толстого тома, занимает массу времени, которое ведь может быть заполнено и не только более «важными» делами, но и более «ценными» авторами. Понятно, что «кто ж вам считает» и «на каких весах взвешивать», но одно из важнейших свойств правильного послевкусия — когда к нему не примешивается досада о задешево растраченных часах. Бестселлеры, однако, зачастую устроены таким хитроумным способом, что пока не дойдешь до финала, не скажешь точно, пустышка или нет…

Несмотря на конкуренцию и всевозрастающую войну медиумов, книги будут читать всегда. Если, конечно, сохранится воля к жизни, исторический оптимизм и вера в светлое будущее, где мы способны пригодиться со своими знаниями и умениями, навыками и опытом интеллектуального разнообразия.

Ольга Балла

(1) Вообще, я — с детства и по сию минуту — очень, очень люблю толстые книги, в которых можно жить долго — как в большом доме или, лучше, как в параллельной жизни. Дело даже не в известности писателя как таковой: если текст мне интересен / волнует / видится хорошо / нетривиально сделанным, я готова долго его читать независимо от того, слышала ли я прежде об авторе хоть что-нибудь. (Вообще-то я чаще всего выбираю книги — если, по крайней мере, говорить о художественной литературе — таким образом: заглядываю внутрь на произвольной странице и смотрю: втягивает или нет? волнует или не очень? И если втягивает и волнует — читаем! Остальные параметры второстепенны.)

Что касается второй части, то мне кажется, вопрос тут не очень правильно поставлен: такой выбор может стоять перед читателем лишь в случае, если ему непременно надо уложиться в строго ограниченное время. Но это же не всегда так и даже, пожалуй, редко так. Если бы передо мной лежали эти книжки: один объемный роман и два менее объемных — я бы читала их параллельно! Скажем, толстую книгу — дома (потому что в транспорте ее читать менее удобно, да иная и в рюкзак не войдет), а более тонкие возила бы с собой и читала в поездках по городу и в магазинных очередях. Собственно, именно так я всегда и делаю! А еще толстые книги прекрасно читаются в поездах дальнего следования, — толстые книги и поезда просто созданы друг для друга и составляют почти нерасторжимый чувственный комплекс.

(2)Что касается будущего, я уверенно знаю о нем одно: оно непредсказуемо и только и делает что обманывает ожидания, и чего уж точно не стоит ждать, так это продолжать сегодняшние тенденции в будущее в качестве прямой линии, обычно такие линии очень извилисты, а то и прерывисты. Дороговизна книг, да, меня тоже очень печалит (но есть же электронные версии, которые дешевле, а иные из них можно раздобыть и бесплатно, по крайней мере, пока). Но если говорить о совсем субъективном чувстве, я не думаю, что у объемных сочинений нет будущего: всегда будут предметы, требующие долгого разговора о них, и всегда будут люди, любящие читать долгие тексты. Опыт же показывает, что десять лет — не такой большой срок, чтобы в области чтения успели совершиться радикальные перемены (ну, если вдруг изобретут способ загрузки текста прямо в мозг, минуя носители-посредники, — вот это будет интересно! Я бы попробовала).

Сергей Беляков

(1) Потратить деньги на толстую книгу легче, чем на тонкую. Бывает ведь, что книжечка в 200 страниц стоит как фолиант страниц на 800. И заплатить за эти 200 страниц психологически тяжелее, чем за 800. Но вообще-то объем не играет никакой роли при выборе книги. Говорить, будто два тонких романа лучше одного толстого, просто странно. Покупаю книгу ради автора, темы, содержания, а не потому, что книга маленькая или большая. Я часто покупаю именно толстые книги. Скажем, недавно я приобрел шесть томов русского перевода «Истории Французской революции» Жюля Мишле. В 2012 году с покупки толстенного тома «Записок о Южной Руси» Пантелеймона Кулиша началась моя работа над книгой «Тень Мазепы». Есть у меня пять толстенных томов Католиче­ской энциклопедии, купленных в то же время. Сам я тоже пишу толстые книги. Книги по истории должны быть толстыми, ведь история ценна подробностями, деталями, а в маленькой книге этим подробностям места не хватит.

(2) Такие прогнозы составлять трудно. В начале девяностых говорили и писали, будто большие, толстые книги уйдут в прошлое. Будущее-де за небольшим «европейским» романом, за карманными изданиями, которые легко положить в дамскую сумочку или в широкий карман мужского пиджака. Журнал «Урал», в котором я сейчас работаю, в начале девяностых выпускали именно в таком карманном формате. Кстати, продажам это совсем не помогло. Прошли годы. И что же мы видим? Несколько лет назад прогремел роман Михаила Елизарова «Земля», большой и толстый. Он получил премию «Национальный бестселлер» и долго был среди лидеров продаж. «Обитель» Захара Прилепина таких же объемов, а это премия «Большая книга». Два года назад прозаик Виктор Ремизов написал очень большой роман «Вечная мерзлота». Он не сразу смог найти издателя, но все-таки роман вышел и стал бестселлером, а затем получил и третью премию «Большой книги». Между тем, это именно традиционный русский роман. Многонаселенный, с несколькими сюжетными линиями. Чем-то он напоминает даже не романы XIX века, а длинные-длинные советские романы-эпопеи. Тем более радует не столько премиальный, сколько читательский успех толстой книги Виктора Ремизова. Я уж не говорю о фантастическом успехе серии книг о Гарри Поттере. У Джоан Роулинг довольно-таки толстые романы, особенно «Гарри Поттер и Орден Феникса». И люди их охотно покупали и читали, не жаловались на избыточный объем. Так что прямой связи между популярностью романа и его объемом я не вижу. А тенденция на сокращение объема международных бестселлеров может быть временной. В любом случае, я за большие книги.

Сергей Боровиков

(1–2) Сам по себе объем сочинения неважен, если читателя книга увлекла. В своих воспоминаниях Юрий Трифонов привел слова Твардовского: «Проза должна тянуть, тянуть, как хороший мотор…».

Когда-то у меня не слишком часто, но постоянно возникала досада, что книга заканчивается, и я то и дело смотрел, сколько еще осталось страниц. Но и совсем недавно я дважды испытывал эту досаду, перечитывая «Анну Каренину» и «Господ Головлевых».

И напротив, в очередной раз уперся в невозможность преодолеть объем книги, когда, перелистывая том Диккенса, вспомнил из Чехова: «...когда он полез, чтобы убрать верхнюю полку, произошло некоторое сотрясение и десять томов Михайловского один за другим свалились с полки; один том ударил его по голове, остальные же попадали вниз прямо на лампы и разбили два ламповых шара.

— Как, однако, они... толсто пишут! — пробормотал Андрей Андреевич, почесываясь». (Недаром у Чехова примером стал критик!)

Скажем, я никогда не замечал толщины романа «Три мушкетера», а «Улисса» такого же объема не сумел одолеть.

Говорить о том, что у читателей стало меньше времени для чтения, а писатели поэтому пишут не потолще, а потоньше, неверно. Просто тех, кто остается читателем, становится все меньше, и, соответственно, они, как и все редкое, исчезающее, качеством делаются все выше, изысканнее, их объемом и не испугаешь, и не привлечешь. Так, если перенести проблему на стихотворные сочинения, весь вопрос окажется надуманным.

Равно, как и чтение книг теми, кому профессионально необходимо их содержание.

А читающая масса, которой гордились в СССР, давно превратилась в телезрителей.

И последнее объяснение тому, что книжные тексты становятся короче. Где-то, наверное, еще целы штабеля томов, написанных советскими литераторами в годы, когда оплата изданной книги зависела от ее объема, что послужило причиной создания эпопей, место которых для массы заменили безразмерные сериалы.

Ольга Бугославская

(1) Лично для меня объем не является критерием оценки произведения, хотя многостраничный текст всегда заставляет заподозрить его автора в некоторой самонадеянности. Предполагая, что читатель отдаст вашему творению десять, а то и все пятнадцать вечеров своей единственной жизни, предпочтя именно его тысячам других источников информации и видов развлечений, нужно быть уверенным в том, что само творение представляет собой нечто исключительно ценное. Читательский же опыт подсказывает, что ожидания публики в подобных случаях оправдываются приблизительно в одном случае из десяти.

(2) Сегодня одновременно развиваются две разнонаправленные тенденции. С одной стороны, действительно, постоянное увеличение информационного потока снижает шансы многословного романа быть замеченным и одновременно увеличивает шансы короткого видео из «ТикТока». Но при этом успешный роман сегодня — это роман, ставший сериалом. А любимые сериалы зрители смотрят годами, литературная основа сериалов опережающим порядком тоже становится безразмерной. Да и вообще среди литературных хитов последнего времени много произведений крупного объема в диапазоне от романов «Маленькая жизнь» Янагихары, «Безгрешность» Франзена, «Щегол» Донны Тартт до «Лисьих бродов» Анны Старобинец. Помимо того, многочисленные произведения с продолжениями, будь то сага о Гарри Поттере или детективы о Фандорине, свидетельствуют о том, что большой объем — это прежде всего не гарантия успеха или помеха ему, а его признак. Небольшая книжка, снискавшая успех, практически сразу начинает разрастаться во всех направлениях. Так было всегда с момента зарождения массовой культуры в современном понимании, но сегодня производство сиквелов, приквелов и разнообразных спин-офф превратилось в целую индустрию. Есть множество требований, которым должен отвечать роман, претендующий на популярность: удачный выбор темы и жанра, некая не совсем банальная идея, баланс остросюжетности и интеллектуализма, хорошо выстроенная композиция и так далее. Но одно из главных требований, соответствие которому способно полностью компенсировать проблему с большим объемом, — сообразный современному мироощущению темпоритм. Напряженное, динамичное действие, внутри которого острые моменты в нужной пропорции и с нужной скоростью чередуются с фрагментами относительно плавными, может развиваться на протяжении многих и многих страниц, удерживая внимание читателя. Именно у такой книги есть шансы стать сериалом, что, повторюсь, по нынешним временам, — вершина признания. В плоскости динамики и темпоритма лежит главная проблема с восприятием современным читателем медленной, по сегодняшним меркам, классической литературы. Поэтому я не думаю, что объемным произведениям что-то угрожает в будущем. Если тема, закрученность сюжета и темпоритм обеспечивают высокую степень увлекательности и дают пищу для ума, объем превращается из минуса в плюс. Замечу еще, что разного рода сюжетные несостыковки, сбои и прочие изъяны, которые, чего уж там греха таить, часто допускают авторы длинных романов и сериалов, тоже становятся своего рода бонусом, а их поиск — дополнительным развлечением и интеллектуальным упражнением для читателей и зрителей. Правда, и здесь должна быть соблюдена мера, чтобы аудитория не пришла к выводу, что имеет дело с откровенной халтурой. Кроме всего вышеперечисленного, есть еще одна гарантия того, что объемные романы сохранят место в культуре. Такой гарантией служит одно из определяющих свойств самой современной культуры — она ничего не выбрасывает и ни от чего не отказывается. Современная аудитория очень широка, практически у любого жанра и любой формы найдутся поклонники.

Александр Марков

(1–2) Прежде всего, следует верно интерпретировать статистические данные: уменьшение среднего объема бестселлеров на 51 страницу вовсе не означает, что все они становятся ощутимо тоньше, но просто что сравнительно тонких бестселлеров становится больше. Во всяком случае, найти писателей, которые согласились уменьшить средний объем своего романа из рыночных соображений, труднее, чем тех, кто продолжает писать романы, всю жизнь варьируя объем в известных пределах и выдавая книги малого или среднего объема, из коих некоторые оказываются в списке бестселлеров. Рынок художественной литературы в целом устойчив, и все знают, какой объем ждать от следующего романа любимого писателя.

Устойчивую тенденцию уменьшения объема можно отметить только для нон-фикшн, где это вызвано несколькими причинами: мультиплатформенно­стью, накладывающей свои ограничения, например, на аудиокниги, увеличившимися сезонными колебаниями продаж, необходимостью спланировать сроки перевода на иностранные языки, резким ростом расходов на логистику при превышении объема из-за сбоев в период пандемии: лучше сразу отгрузить партию и всю ее выложить в магазине на видном месте, чем постоянно завозить. Поэтому биографии президентов и журналистские расследования, ждущие скорого часа покупки в супермаркетах и аэропортах, действительно стали в среднем тоньше: они пишутся быстро, чтобы успеть к очередному списку бестселлеров, где развернется нешуточная борьба между новой биографией Си Цзиньпина, расследованием покупки «Твиттера» Маском, иллюстрированным томом о разуме китов и, скажем, историей криптовалют в исполнении профессора экономики из Йеля. Отчеты на предприятиях зачастую требуют сдавать как можно раньше — так и потенциальный бестселлер надо напечатать побыст­рее, чтобы еще успеть развезти по аэропортам, записать в формате аудиокниги и продвинуть на всех платформах.

Если говорить о тенденциях в художественной литературе, то, конечно, их следует сопоставлять с миром сериалов. Мы видим, как в последние годы сериалы стали не просто серьезными, но даже горестными, философскими и психоаналитическими: они имеют в виду уже не ситуации столкновения различных характеров, как это было в более предсказуемом мире, дифференцирующем задатки людей по определенным категориям опыта, — но ситуации непредсказуе­мого зла, катастрофы или социальной мутации, требующей длительного наблюдения за происходящим. Что-то подобное происходит и в блокбастерах по различным вселенным: нам надо несколько раз за фильм, который длится уже не два, а три с половиной часа, посмотреть, с какими (мета)вселенными еще соприкоснется эта (мета)вселенная. Такая тенденция, естественно, работает на возросший объем: если еще лет десять назад в больших романах, как и в кассовых фильмах, был долгий разгон, экспозиция, чтобы потом получившийся набор предпосылок привел к сюжетному взрыву, то теперь наблюдение за перипетиями героев длительно и в середине, и в конце, когда открываются новые изгибы самой привычной жизни. Так что бесспорно я предпочту большую книгу: две малые книги будут для меня скорее жанровыми, а большая сделается настоящим сезоном глубокомысленного сериала.

Книги становятся дороже, но дороже становится все, от чашки кофе до автомобиля. Большая книга оказывается хорошей инвестицией: хотя бы потому, что ее можно дать почитать друзьям и образовать с ними эмоциональное сообщество, тогда как малую лучше рекомендовать купить, и друзья закачают сначала главу на пробу или посмотрят буктрейлер. Поэтому даже социально-экономические соображения говорят в пользу большой книги. Через десять лет, думается, новые возможности искусственного интеллекта вернут очень большую книгу и в мир нон-фикшн. Часть новой биографии Маска будет написана нейросетью, и эта биография будет соревноваться с полностью написанным нейросетью руководством по стоической жизни, занимательной историей стриминговых платформ и книгой о нарративах в жестах высших приматов.

Напоследок скажу, что в России мне не хватает малых книг, например, философской статьи, изданной отдельным буклетом с иллюстрациями современного художника. Конечно, это книги для малых магазинов, художественных галерей и знатоков, но с них начинаются те дискуссии, которые и определяют развитие гуманитарного знания как раз лет на десять вперед.

Николай Подосокорский

(1) Для меня формат и объем книги не имеют почти никакого значения при ее выборе для чтения — важны лишь качество текста, личность автора и мой интерес к затрагиваемым проблемам. На самом деле достаточно прочитать несколько первых страниц или вообще любых страниц романа, чтобы понять, стоит ли его читать дальше (а плохие книги лучше не читать совсем). Хотя, конечно, у многих есть и определенные ожидания от любимых писателей. Недаром последний роман Виктора Пелевина «KGBT+» издательство «Эксмо» выпустило с увеличенным шрифтом, чтобы книга казалась объемнее, чем она есть на самом деле. Не будем забывать и об иллюстрациях, которые могут, увеличив общий объем, придать тексту дополнительное изящество, хотя гениальных художников-иллюстраторов всегда было немного.

К тому же для меня, как для историка литературы, высочайшими образцами художественного слова являются большие романы вроде тех, что писали Ф.М. Достоевский, В. Гюго или Л.Н. Толстой. По всей видимости, чтобы создать новый полноценный мир средствами искусства и высказаться обстоятельно и по существу, художнику нужен и определенный простор для его текста. Так же, как серьезный ученый-гуманитарий не мыслим без солидной монографии, невозможен и крупный писатель без большого романа, хотя, конечно, и здесь бывают исключения.

(2) Жатвы всегда много, а делателей мало. Обилие информации в современном мире — не более чем миф, так как на практике о действительно серьезных вещах мы имеем лишь множество мнений, но крайне мало достоверной информации, которая к тому же основательно цензурируется властями и табуируется обществом. Дорожают в основном бумажные книги, а электронные пока все же более-менее доступны. К тому же, если у сотен миллионов людей по сей день сохраняется повышенный интерес к сериалам со множеством сезонов и к многочасовым ток-шоу, странно было бы ожидать, что объемные книги вдруг перестанут пользоваться спросом. На примере литературы фэнтези («Гарри Поттер» Джоан Роулинг, «Песнь льда и пламени» Джорджа Мартина, «Сага о ведьмаке» Анджея Сапковского и др.) видно, что такого рода эпопеи могут быть супервост­ребованными и в обычном читательском, и в коммерческом отношении.

Что же касается новых трендов, то нужно отделять эпатаж и жажду быстрого успеха, подчиняющиеся преходящей моде, и подлинное искусство, обращенное к вечности. Если говорить о первом, то, конечно, в постоянной гонке за новизной писатели будут использовать самые разные технические средства для привлечения к себе внимания. Однако сейчас, когда мир вновь демонстрирует свою хрупкость и неустойчивость, возможно, стоит обратиться к традициям, пережившим многие столетия и доказавшим свою ценность в тяжелые времена. Иными словами, и через десять лет будет сохраняться раскол между имитаторами и настоящими художниками, у каждого из которых будет своя аудитория и свои форматы взаимодействия с ней.

Александр Чанцев

(1) Действительно, книги все чаще становятся тоньше.

Особенно досадно, когда, держа читателя за не самое умное создание, издатели предлагают повесть какого-нибудь модного автора под видом романа — печатают на пухлой бумаге, увеличивают кегль и поля-отступы-абзацы так, будто книга предназначена для первоклассника еще и с сильными проблемами зрения.

Также очень редки стали собрания сочинений. Рынок (именно он) предлагает по несколько изданий какого-то «актуального» романа, несколько сборников писателя, но зачастую, чтобы получить автора в более или менее полном виде, нельзя купить СС, не говорю уж ПСС, а приходится собирать, как пазл, такие разрозненные издания.

Но есть, кажется, не совсем противоположный — потому что его направление диктует опять же рынок и даже отчасти идеология, а не любовь к книге — вектор. Когда те же западные, сиречь всемирные, бестселлеры — очень толсты, имеют явные проблемы с лишним весом. Сказки и фэнтези от «Гарри Поттера» до «Песни льда и пламени», (авто)биографии от Клинтона до Джаггера, романы вроде «Щегла» или «Маленькой жизни» — это же все толстенные книги. И если да, казалось, что мир стал динамичнее, романы короче, то бодипозитивные объемы этих бестселлеров заставляют вспомнить книги уже позапрошлого столетия, Диккенс — Дюма — Достоевский. Не хочется думать так цинично, но выглядит это, право, будто в определенный год устами Опры Уинфри и(ли) иных инфлюенсеров объявляют книгу года — она дорога, но толста, за ваши деньги вас не обманули, читайте ее целый год, потом выберем вам следующую.

А толстая ли книга милее или худая — вопрос, очевидно, в магии книги и темпераменте читателя. В больших книгах можно дольше жить, особенно хороши они для тех новогодних каникул, когда я это пишу, или дачных выходных. Но, скажем, лучшая книга о ковиде и ситуации, когда человек оказывается противопоставлен целому обществу, вообще своей эпохе — это «Уход в Лес» Эрнста Юнгера, не книга даже, а брошюра с развернутым эссе.

(2) Прогнозы, как показали последние три года, дело неблагодарное, горизонт ожиданий оказался совсем завален. Могу лишь сказать, что дважды в течение 2022-го имел возможность убедиться, что лучше бумаги ничего для сохранения текстов человечество так и не придумало.

Первый раз был, когда после февраля начали закрывать(ся) сайты. Какие-то издания запретили мы, в ксенофобном угаре «культуры отмены» погнали с каких-то западных хостингов русские/русскоязычные издания, кто-то из издателей прекратил или приостановил обновления. История уже известная, но довольно печальная. Потому что, если что-то и можно извлечь в виде бэкапа или перепечаток других сайтов, то в целом же целенаправленным сохранением публикаций интернет-изданий никто, насколько я понимаю, не занимается. Силу же бумажной альтернативы я наблюдал, еще когда в начале зимы меня водили по депозитарию Свердловской областной универсальной научной библиотеки имени В.Г. Белинского в Екатеринбурге: подшивки «Огонька», «Коммерсанта», «Книжного обозрения» и других газет и журналов девяностых, нулевых — где их найти, как не в библиотеках, архивах, на тех самых «бумажных носителях»?

Второй раз же с недолговечностью «дигитального» — которому как раз сулили некогда «цифровое бессмертие» — я столкнулся совсем недавно, когда приказал долго жить мой ридер. Опять же второй раз пытаюсь завести типа вспомогательной электронной библиотеки. Но когда-то пять лет назад сломался непочинябельно iPad, а сейчас и читалка с 300+ в ней книгами. Что-то было прочитано, что-то, возможно, и не предполагалось «для жизни вечной», но вот отдельный класс книг, закаченных «на потом, по случаю, прочту позже», точно жаль.

Луддитских, антипрогрессистских выводов делать не хочется. (Хотя и тянет, и основания есть. Например, одно время в Японии, стране нашего завтра, были популярны книги, написанные на мобильных телефонах и для чтения на оных же предназначенные. Мода осталась, но не шибко сыграла. А как читали, так и читают — то плодовитого и тоже пухлого Мураками, то вот новый перевод «Братьев Карамазовых» в настоящие хиты выбился…) Поэтому можно, например, понадеяться, чтобы для интернет-изданий сделали что-то типа того, как и для книг/журналов обычных — какое-то центральное хранилище, которое бы хранило, подстраховывало виртуальные издания. Туда будут «сдавать по экземпляру», как когда-то в Ленинскую, и из огромных дата-центров вырастет новая Александрийская библиотека. И когда на археологические раскопки погубленной Земли прилетят любознательные представители более продвинутых звездных рас, книги восстанут из битов, как мертвые из частиц праха. Борхесу и Федорову, думаю, понравилось бы.