— Юрий Левинг. Поэзия в мертвой петле. Мандельштам и авиация. Елена Севрюгина
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 12, 2024

№ 11, 2024

№ 10, 2024
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии



Несколько слов в защиту утраченной «поэзии машин», или Литературное наследие советской эпохи

Юрий Левинг. Поэзия в мертвой петле (Мандельштам и авиация). — М.: Бослен, 2021.


Новая научно-публицистическая работа молодого ученого Юрия Левинга, ныне приглашенного профессора Гейдельбергского университета, довольно необычна и нетрадиционна. По сути, она представляет собой монографию в монографии: из первой, логически завершенной и научно оформленной ее части вытекает вторая, пока только обозначенная отдельными штрихами, но, безусловно, имеющая потенциал самостоятельного глубокого исследования.

Читательские ожидания в отношении объекта и предмета авторского изучения могут быть слегка обмануты структурой книги и соотношением ее частей. Кажется, что на первый план Левинг выносит проблему пристального прочтения весьма не­очевидного стихотворения Мандельштама «Не мучнистой бабочкою белой» и настолько увлекается этой задачей, что изначальный, довольно узкий замысел анализа поэтического текста расширяет до уровня монографии. Но так ли это на самом деле и случайно ли именно это произведение выбрано в качестве иллюстративного материала творчества выдающегося поэта-акмеиста?

Нам представляется, что это только промежуточная задача, необходимая для осуществления основного замысла. На самом же деле автор исследует особенности и закономерности развития ставшей сейчас весьма непопулярной «авиационной поэзии», расцвет которой пришелся на 30-е годы XX века. Левингу кажется несправедливым тот факт, что из русской литературы и культуры постепенно изымается так называемый советский пласт, признанный на сегодняшний день декларативным и художественно несостоятельным.

В конечном итоге, главную свою задачу автор видит в том, чтобы «четче представлять себе место вытесненного в последнее десятилетие из массового культурного сознания наследия советской поэзии в контексте русского поэтического канона». В заключительном абзаце книги, предшествующем пространным комментариям, автор в качестве перспективы обозначает и ряд практических задач. В част­ности, он видит их в создании подробных тематических антологий, связанных со столь популярной в годы коммунистического строительства поэзией русского техницизма. Решение этой задачи будет способствовать «инвентаризации топосов русской поэзии XIX–XX веков».

Таким образом, монография Юрия Левинга дает принципиально иной угол зрения не только на советскую поэзию как таковую, но и на методологию ее изучения. Под пристальным взглядом ученого традиционные тексты идеологической направленности обретают новую трактовку и новую жизнь. Более того, их изучение и толкование может внести новые интересные подробности в творческие биографии и художественные замыслы наиболее ярких представителей литературы того времени.

Именно с этой целью в первой, основной части монографии дается подробный, весьма кропотливый текстологический разбор стихотворения Мандельштама «Не мучнистой бабочкою белой». Показательно, что преамбулой к будущему анализу поэтического текста становится глубоко погружающая читателя в атмосферу того времени авиационная метафора-аналогия творчества и жизни Мандельштама. «Его поэтическое сознание в процессе творчества сравнивали с работающим мотором», — отмечает автор монографии и далее добавляет, что созидательную механику поэта сравнивали с функцией двигателя внутреннего сгорания. Терминологическая умест­ность такого сравнения очевидна, что подкрепляется словами самого Осипа Эмильевича, считавшего, что написание и даже чтение стихов — такая же трудная работа, как и управление аэропланом.

Далее Юрий Левинг, опираясь на архивные документы, биографические свидетельства и публикации в советской периодике, подробно восстанавливает историко-культурный контекст непрозрачного стихотворения о бабочке. Каждая строка текста проходит строжайшую верификацию с точки зрения возможных текстологических влияний и тех или иных идеологических воздействий. «Примеряя» к конкретному образу или фразе то один, то другой культурный фон, иногда совмещая различные источники, автор попутно реконструирует внутреннюю логику развития сюжета, в котором каждое последующее поступательное движение мысли предво­с­хищается предыдущим.

Внутри относительно небольшого стихотворения происходит диалог различных культур, постепенное развертывание исторической панорамы прошлого и настоящего. При этом особенно важно подчеркнуть, что уже в первых ключевых строках текста «не мучнистой бабочкою белой в землю я заемный прах верну» автор обнаруживает характерные для поэтического сознания Мандельштама следы всевозможных поэтик различных эпох, начиная с приговора Бога Адаму («и возвратится прах в землю, чем он и был») и заканчивая канонами советской риторики, актуализирующей формулу восстания из праха с последующей реинкарнацией.

Отсылка к современности и непосредственно к политическому дискурсу 1930-х годов особенно важна для Левинга. Без этой культурологической составляющей Мандельштам, воспринимаемый как поэт политической оппозиции, все же не состоялся бы в полной мере, как не состоялось бы его стихотворение «Не мучнистой бабочкою белой». В семантически многоплановом произведении чувствуются отголоски советского времени — откуда, например, возникает метаморфоза обугленного тела, способного превратиться в улицу, страну? Тогда «картографическое переписывание тела в страну», фамилии — в название города считалось неотъемлемой и даже ритуализованной частью советской эстетики.

«Мандельштам — поэт своей эпохи», — говорит нам автор монографии. И усиливает свою мысль во второй части работы, где обосновывает неизбежность и логичность этого утверждения. Здесь сравниваются две популярные антологии советской «авиационной» поэзии — «Лёт» и «Сталинские соколы». Сборники вышли в свет с разницей в 16 лет («Лёт» — в 1923 году, «Сталинские соколы» — в 1939-м) и отражали эволюцию становления авиатопоса в русской поэтической традиции.

Левинг показывает принципиальные различия в характере двух поэтических сборников. Более ранний наполнен романтическими устремлениями и скрытым, а порой даже явным эротизмом, книга же 1939 года отражает тот этап развития воздушной обороны страны, когда авиация становится стратегической необходимо­стью, а фривольный любовный подтекст заменяется актом духовной присяги вождю мирового пролетариата. Но самые важные выводы сделаны в заключительной части второй главы «“Взгляд сверху”. Компрометация советской метафизики», где с помощью конкретных примеров доказывается мысль о том, что, вопреки сложившемуся мнению, «даже в период своей ускоренной трансформации советский АТ (авиационный текст) никогда не отрывался от классической русской поэтики <…> пролетарские версификаторы успешно усваивали понятийные коды поэзии XIX века». Например, тема душевно-телесной дихотомии, столь характерная для авиатопоса и, в частности, проявленная в тексте Мандельштама, логически вырастала из поэтического опыта Лермонтова, Тютчева и т.д. В свою очередь, и лексикон ранних акмеистов органично врастал в политжаргон и заимствовал особенности советского речевого дискурса. Получается, что для объективной и разносторонней оценки любого литературного явления необходимо учитывать все его историко-культурные составляющие.

Поэтому главную цель монографии Левинга мы видим в том, чтобы, реабилитировав утраченный пласт советской культуры, восстановить естественную непрерывность историко-литературного процесса и объективно реконструировать художественный облик предшествующей и нынешней эпох.

.

Елена Севрюгина



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru