НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Вся эта renyxa

Наталия Гилярова.  Финтифля: рассказы. — Б.м.: Литературное бюро Натальи Рубановой / Издательские Решения, 2020.

Что такое, черт подери, финтифля? Адекватно перевести это слово не получается. В итальянском есть tutti frutti — «всякая всячина». В английском похожее: all that jazz — «все такое» или «вся эта чепуха». Если кто вспомнит фильм Боба Фосси, то и это все о нем, о нашем горе-злосчастье, житии-бытии и творчестве, чепухе или renyx’е, из которой произрастают цветы удивительной красы.

Собственно, чепуха, финтифля — это все то, чем наполнена до краев наша бурная жизнь. Вспоминается фильм «Жил певчий дрозд» Отара Иоселиани. Главный герой целый день занимается чепухой или только и делает, что ничего не делает, хотя на самом деле у него есть работа, он играет на литаврах в оркестре. По мне, литавры — главный инструмент, что бы там какой-нибудь контрабас или первая скрипка ни говорили.

Так вот, Наталия Гилярова тоже играет на литаврах. То есть разводит в тексте совершеннейшую финтифлю, а потом вдруг — бац: «Они шлепали по серой грязи — в гости. В грязной серой темноте, причем грязь и тьма составляли одно вещество, консервант, в котором томился город». Можно потратить миллион слов, описывая город, людей, погоду, а можно выгравировать на гербовой бумаге с вензелями так изящно. Конечно же, это ловушка для простодушного читателя, для прстофили: финтифля. Сплошной обман и надувательство. Проза Наталии Гиляровой тонка, как прядильная нить.

В аннотации к книге — возможно, для тех, кому не хватает своих мозгов, — список писателей, который должен стать для читателя путеводной нитью, а она в свою очередь выведет слепого на путь истинный: Шекспир и Венедикт Ерофеев. Но я бы поспорил. Причем это тот случай, когда в споре может не умереть, а родиться некое подобие истины. Шекспир — он, конечно, наш рулевой, а Ерофеев — вообще маяк. Но я бы сказал, что эти рассказы или сказы, собранные в книге Гиляровой, скорее от Алексея Ремизова. От его сказов, от всей этой орнаментальной школы и прозы начала прошлого века: «Было семь братьев, остался из семи один. И стало ему одному без братьев скучно. И пошел он куда глаза глядят, и так шел он, шел и дошел до китайцев».

Ниточка, из которой выплетает (или, если хотите, глина, из которой лепит…) своих героев автор, — живая, живородящая. Получаются из нее очень узнаваемые типажи: «В личике наблюдалось то неизъяснимое, что составляет главную загадку жизни. При этом фигурой он отличался грациозной и соразмерной, как египетская статуэтка…». Или: «У Юли большие оттопыренные уши, утяжеленные еще очками, сутулая спина, волосы оттенка тараканьей лапки…». По мне, некрасивая — та же финтифля, ошибка природы, самый творчески одаренный человек, на которого все махнули рукой, а он сидит себе тихонечко в углу и сочиняет гениальный вздор.

Автор умеет творить не только людей, но и предметы, антураж, декорации, в окружении которых существует финтифля. К примеру, замечательный партикулярный храм Николая Угодника в Окологордске, который мне живо напомнил описание храма Христа Спасителя у Шкловского, в его книге «Лев Толстой» из серии «ЖЗЛ»: «Николай Павлович хотел, чтобы все носили мундиры. Выбрав чертеж Храма Христа Спасителя, он считал этот храм как бы мундиром православия…»

Это какое-то неизбывное дежавю. Прошло двести лет, а ничего не поменялось. И мы вместе со славными героями книги Наталии Гиляровой барахтаемся все в той же грязи Окологордска. В грязи или глине? Наверное, все же в глине, а она, Гилярова, лепит из нас замечательные фигурки для балагана или вертепа: свистульки, кукол Юлю или Олега. Или Петрушек. А потом продает все это на рынке.

А еще в книге много юмора: «На зуб попал таракан. Оказалось, на вкус тараканы еще гаже, чем на вид. Новый опыт, новое знание, жизнь продолжается, только шкура слишком тонкая». Книга, несмотря на необыкновенную тяжесть бытия, остроумная. Сейчас прямо поветрие какое-то — погружать читателя в апокалиптиче­ский или апоплексический кошмар. Этакий популярный жанр под названием, пардон, «пипец».

А вот Гилярова в своей книге «Финтифля» бьет от страха ли, радости ли в литавры: умирать — так с музыкой! И тьма рассеивается: «Сестричка попробовала утешить Ванечку тремя темными бутылочками чешского пива, блинчиками с курагой, селедочкой в винном соусе с шампиньонами, и “Сникерсами”. Консервы они терли об асфальт, чтобы съесть поскорее в качестве антидепрессанта».

Кстати сказать, это почти полный отрыв от азов нашей классики, если вспомнить, какими способами доктор Чехов лечил наш русский сплин: «Нахлебники», «Спать хочется», «В овраге»… Говорят, Антон Павлович учился жестокости у Мопассана. Его герои смотрят на читателя, «как гадюка из спелой ржи». Ванька душит младенца, хозяин ведет собаку и лошадь на живодерню. Тьма завораживает, Стивен Кинг сколотил на этом целое состояние.

Но там, где Чехов пугает, а Кинг отдыхает, Гилярова протягивает руку помощи. Или антидепрессант отечественного производства: чепуха, финтифля, renyxa. «Книжонка распухла и залоснилась — все усилия, весь земной труд как будто имели единственную цель: потрепать ее. Пока он не найдет разгадку жизни, Начальник не отпустит его в отпуск, в тропики, но он все равно ничего не найдет, и квадратики мельчают, и прецедента не было...».

Книжка у Наталии Гиляровой небольшая, но очень звонкая, то есть все же жизнерадостная. А финитифля и должна быть такой, иначе какая же она финтифля!

Игорь Михайлов