Выставка в галерее журнала “Знамя”
июль 2007 года
Валентин Серапионович Юшкевич
Валентин Серапионович Юшкевич (1936—1996) — художник, протоиерей церкви в честь иконы Божией Матери “Всех скорбящих Радость” на Калитниковском кладбище г. Москвы. После окончания Минской духовной семинарии и Московской духовной академии прослужил более тридцати лет священником Православной церкви в Москве, из них последние двадцать пять лет в обозначенном выше храме.
Не имел ни отпусков, ни выходных или больничных листков, чтобы сделать какой-либо перерыв в служении и оказаться на Родине в Белоруссии (Брестской области) или просто на природе, которую безгранично ценил с детства.
Последние два года жизни находился на отдыхе из-за болезни сердца и полностью отдавался живописи, которую именовал: “второе призвание”, “весна моей жизни”, “радость моей жизни”.
Рисовать начал в возрасте 46-ти лет по случайному совету художника С.А. Куликова, который причащался у отца Валентина и заметил необычный почерк батюшки. На выставке в “Знамени” впервые представлен факсимильный вариант автобиографии, по которому можно судить и о характере художника, и его художественном чутье.
За шестнадцать лет творчества было создано более тысячи произведений: акварелей на бумаге и картоне, картин, написанных в сложной смешанной технике (гуашь-акварель-масло, иногда темпера), а также более редких масляных холстов.
Его работы активно приобретались частными лицами и музеями, а на вырученные деньги художнику оказывалась помощь в приобретении материалов, которых он зачастую не имел, используя случайные бросовые материалы.
С 1990 года начался яркий период творца, уверенного в своем предназначении. Он стал писать не только природу, но взялся за портреты и религиозные сюжеты.
Такой подъем был связан с первой персональной выставкой, организованной искусствоведом А.М. Зайцевой — большим другом Валентина Серапионовича.
За годы большого интереса публики к художнику была распродана весомая часть картин, которая оказалась как в музеях (Царицынский заповедник, Тюменский музей изобразительных искусств, Музей наивного искусства Москвы), так и в частных коллекциях русских и зарубежных коллекционеров. Помимо нескольких персональных выставок, его работы выставлялись дважды на триеналле наивного искусства в Югославии, на коллективных выставках “наивщиков” в Москве.
С 2005 года искусством В.С. Юшкевича заинтересовалась и творческая группа “AS..IS” (Как..есть). Приобретя сохранившуюся часть его работ, мы изучаем его творчество и понимаем, что оно значительно выходит за рамки просто наивного искусства и восходит к супрематизму, как особому виду иконографии. Поэтому мы пользуемся термином — архаический супрематизм, выделяя творчество художника в собственную неподражаемую нишу в разделе истории искусства.
Организовав большую ретроспективную выставку “Время Юшкевича” в юбилейный год художника в августе 2006 года, мы получили удивительные отклики зрителей и специалистов, результатом которых в частности стала и эта выставка в редакции журнала “Знамя”, а также статья Юрия Петкевича в журнале (2006, № 4), статьи в других серьезных изданиях и Интернете.
На выставке в “Знамени” мы представляем работы разных лет, от ранних до последних — 1996 года.
Дмитрий Сорокин
Время Юшкевича
Вот уже десять лет как нет его самого. Но искусство этого удивительного человека и художника до конца не изучено. Продолжая вызывать неподдельный интерес зрителей и специалистов, оно ищет путей восприятия, изначально обращенных к таинствам поэзии и духа, и взыскует истинного понимания непростых свойств такого рода вещей. Поэтому выставка названа именно так: “Время Юшкевича”. Не только потому, что такое время наступает из-за возрастающего интереса к подлинности его работ, определяемой особой манерой письма, но также по причине его обособленности как живописца, не вписанного в четкие рамки направлений современного искусства и потому выходящего на отдельную тему развития человека в категориях открытий, на особый разговор о свободе творчества, дарующего и автору, и зрителю самобытный художественный язык и особые критерии восприятия — которые и есть метафорически выделенное время в свойствах человеческого сознания.
Сам В. Юшкевич был православным священником, церкви Всех Скорбящих на Калитниковском кладбище в сане протоиерея. Тридцатилетнее пастырское служение не стало помехой творческому прорыву, а скорее укрепило мастера в последовательности на творческом пути. Свой дар он “…усовершенствовал вот уже 15-ть лет, учась в общении с природой и духом видения своего мира” — строки автобиографии. “Искусство всегда обновляло и укрепляло меня во всех жизненных трудностях. С кистью в руке я видел и вижу всю красоту досуга”.
Главное в мироощущении художника — печать торжественности в ощущении бытия, дарованного свыше. И потому так благодарственно по форме все, что им воплощается на бумаге или на холсте. Свои благодарения-картины он писал, чтобы дать пример любви, используя при этом персонажей животного мира, которых изображал в невиданных до него свойствах смирения, кротости и доброты.
Свой внутренне наивный по личной непосредственности мир художник преображал в мастерские по цвету и композиции работы, превосходящие чистые образчики наивного искусства, часто самодеятельные по сути, повторяющие открытия ранее живших примитивистов.
Свойства изобразительного языка В. Юшкевича абсолютно самостоятельны и не связаны с прямым подражанием и копированием, что порой приближает его к категории ар-брюта, при этом сохраняются приемы академического искусства, порой даже в полемике с ним — умышленные огрехи в моментах перспективы и цветопередачи настолько естественны, что не дают возможности обвинить мастера в деланности его искусства. Художник неповторимым способом обращает наше внимание на то, что перед нами не просто реальность русского пейзажа, а виде€ние иного мира, пропущенного через архетипы мира земного.
При взгляде на его творения часто встает вопрос: как это сделано? — настолько незаметны швы ремесла, сопутствующего любому искусству. Такой эффект возникал еще в картинах и фресках Джотто, когда внешняя простота его работ на поверку оказывалась изощренной техникой бесконечных деталей, достойной чистого удивления работой мастера. Нюансировкой, неприметной на беглый взгляд, обладает и Юшкевич, поэтому суетное восприятие его работ не приводит к подлинному пониманию. Вызывая ощущение радости или тревоги, такое восприятие поверхностно скользит по внешне приятным или забавным свойствам его мистических творений, не проникая в глубину особого поэтического языка, в то “дыхание селений райских”, которые суть не умиление или отторжение, а высокое смирение, дарованное только в раю, на которое и намекает автор. Истинного смирения мы не можем узнать на земле — эта мысль идет еще от Эмили Дикинсон, великого американского поэта, и явно воплощается в живописи отца Валентина. Оно будет дано как подарок за праведно воспринятую жизнь — то смирение и та благодать, которую так трудно усмотреть и в этом мире, и в работах художника.
Он не копирует действительность, внешне сохраняя традиционность пространственно-временных взаимосвязей, а пересоздает ее через веру, заявляя, что динозавра надо искать в глубинах — все есть всегда и никогда, за нами — выбор: путь веры и любви или путь стяжания привычных норм, принимаемых за реальность наших бед и проблем. Его мир лишен проблем суетных, но наделен проблемой осознания своего пути к Создателю, которому “радуется благодатная всякая тварь”. Никогда не трактуя своих работ и не объясняя в деталях сути своего творчества, Юшкевич верил, что всяк будет там; оставив желание стяжать этот мир, обретет то “видение иного мира”, которое передает художественный дар и детская его душа.
Многие его картины назывались подражанием Малевичу. Скорее полемизируя, чем подражая, Юшкевич ставил свою точку в истории искусства призывом к вере, возражая попытке Малевича отвергнуть архаическую форму искусства, иконизируя пустоту и многозначность квадрата. В пять лет попав в концлагерь и потеряв близких, Юшкевич познал гибельность мироздания и тщетность усилий человеческого стяжания, будь то военщина или социалистическая действительность; но ни то, ни другое не бросило на его веру тени. Он не шел удобными дорогами, которые принесли бы ему скорейшее удовольствие. Даже в семинарию он пошел по настоянию матери, хотя сам хотел поступать в консерваторию, — он обожал петь. Он смирялся с тяготами и проблемами: тяжким пастырским трудом, непониманием близких, болезнью сына — не ради личного просветления, а потому, что то была его человеческая суть. По воспоминаниям друзей и прихожан, только благожелательная улыбка и добрый юмор, помогающий ему справляться с трудностями жизни, прочитывались на его лице. Вспоминают и массу казусов, связанных с его оторванностью от новшеств современной цивилизации, которых он не вкушал, словно отшельник в пустыне, хотя жил в столице и ездил в метро, сохраняя свою самобытность и в быту, и в вере, и в трудах художественных…
Феномен Юшкевича невозможно разгадать привычным желанием подчинить себе реалии жизни, дать оценку творчества и личности, пользуясь заигранными критериями искусства и общества, потому его время всегда впереди и всегда абсолютно современно, несмотря на кажущуюся архаичность его личной философии и изобразительных средств. Его можно обвинить как в язычестве, так и в безумии — и те и другие оценки были частым явлением при его жизни и после смерти. Но время Юшкевича — это данность, не подлежащая сомнению, это данность, в которую нам еще нужно попасть, чтобы открыть свои поэзию и веру, свои тайны и многозначность Любви.
Весомая часть наследия художника уже оказалась за границей, вызывая большой интерес галерей и частных лиц Германии, Франции и Америки. В России все привычно, забвенчески порастает равнодушием, приводя к потерям высочайшего духовного достояния — таким был путь русского авангарда, такой он у сегодняшних непонятых вершин современного искусства. Время Юшкевича — это и время нашей ответственности за национальную харизму, добытую великими мастерами и старателями духа — русскими гениями, устремленными в будущее. Время Юшкевича — это и малый жест-выставка, которая проводится не ради юбилея или утверждения и так безупречного художественного имени. Она — проявление нашей веры, с которой мы собираем это наследие, чтобы удержать время-разрушение на расстоянии человеческого гения.
Галерея картин Валентина Юшкевича открыта на сайте as-is-art.narod.ru.
