В. З. Санников. Русский язык в зеркале языковой игры. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 544 с., 2000 экз.
Виктор Борисович Шкловский в одном из своих последних интервью сожалел, что не успел заняться теорией комического. Он же, играючи словами, любил повторять: “Необходимое — это то, что нельзя обойти”. Известный языковед В. З. Санников написал книгу, которую не смогут обойти те, кто занимается веселым словом — теоретически или практически. Необходимые книги отличаются от сочинений надуманно-необязательных наглядностью своего предмета и прозрачностью структуры. Автор поставил своей целью проследить предпосылки комического в самой структуре языка — в фонетике, морфологии, синтаксисе, словообразовании и так далее. В итоге получился своеобразный атлас словесного остроумия, в равной мере интересный для специалистов и непосвященных. Последних, надеюсь, не отпугнет присутствие научной терминологии, необходимой для того, чтобы четко обозначить явление, отграничить его от других и поставить в общую систему. Так, во фразе “Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова” языковая игра основана на “расширении парадигмы”, а знаменитое “высоцкое” “Чуду-юду я и так победю”, наоборот, использует “неполноту парадигмы”. В анекдоте о червяке, который “ушел с мужиками на рыбалку”, обыграна “комитативная конструкция”. Салтыков-Щедрин, сказавший, что за наш рубль дают полтинник, а скоро будут давать по морде, прибег к “антанаклазе”. Зная прием по имени, мы отчетливее его запоминаем и можем включить в собственный речевой арсенал.
Филологическая позиция В. З. Санникова свободна от чистоплюйского снобизма, от ретроспективной нормативности, от пресловутого ленинского “Русский язык мы портим”. Что такое “современный русский литературный язык”? Язык “от Пушкина до наших дней”, как полагают некоторые (в том числе и очень многие литераторы, знакомые с лингвистикой “заочно”)? Нет, это прежде всего язык двадцатого века, как вслед за М. В. Пановым утверждает В. З. Санников. Такой подход определяет выбор материала: наряду с утонченными литературными шутками Тэффи, Мандельштама, Евгения Шварца на страницах книги представлены и диалоги Василия Ивановича с Петькой, и парадоксы из жизни Штирлица (“выстрелил вслепую — слепая упала”), и примеры из повседневной речи наших сограждан. Что же касается материала более раннего периода, то он представлен в той мере, в какой он “не противоречит нормам языка II половины ХХ века”. Таким образом, и пушкинская эпоха оказывается в достаточной степени охваченной.
“Языковая игра — это и замечательный учитель словесности, и забавный собеседник, и великий утешитель-психотерапевт” — так характеризует В. З. Санников предмет своего многолетнего изучения и — что важно подчеркнуть — увлечения (особенно азартно пишет автор о каламбуре, защищая этот могучий прием от ходячих предубеждений). Языковая шутка используется здесь прежде всего как “вид лингвистического эксперимента”, однако исследование обладает еще и множеством “побочных эффектов”, расширяющих круг потенциальных читателей книги. Так, в разделах “Семантика” и “Прагматика” языковая игра предстает средоточием важнейших проблем человеческого мышления и поведения. Речь идет о “постулате истинности или искренности”, “неравноценности альтернатив”, “языковой демагогии” — это все касается каждого из нас и зачастую касается весьма чувствительно.
Общее читательское ощущение от этой книги довольно оптимистическое и гедонистическое. У каждого из нас есть язык, но пользуемся мы им, как правило, скованно и однообразно. А ведь столько разных штук можно с ним проделать! Книга пробуждает желание не просто острить, а по-крупному играть со словом — “играть на века, / Как играют овраги, / Как играет река, / Как играют алмазы, / Как играет вино, / Как играть без отказа / Иногда суждено...”
Динамична и разнообразна композиция книги. Значительную часть раздела “Лексика” составляют алфавитные списки обыгрываемых слов с соответствующими “вкусными” примерами: это по существу прообраз словаря русского языкового остроумия, который вполне может явиться на свет как закономерное продолжение рецензируемого труда.
Книга В. З. Санникова отмечена полнотой контекста — и научного, и литературного. Тем не менее в обширной библиографии ощутимо отсутствие работы Михаила Крепса “Техника комического у Зощенко”, вышедшей по-русски в США в 1986 году и содержащей лингвистическую классификацию приемов писателя. Если же говорить о литературном материале, то здесь недостает образцовых игровых находок таких виртуозов 70—80-х годов, как Валерий Попов и Сергей Довлатов, а также примеров из новейшей словесности, из наших 90-х годов. Ведь играли же со словом В. Пьецух и Е. Попов, В. Пелевин и В. Нарбикова, Т. Кибиров и Л. Рубинштейн. Едва ли в их текстах найдутся остроты чеховского и ильфо-петровского класса, но в одном ряду с цитируемыми в книге И. Губерманом, А. Кнышевым, В. Вишневским эти (и некоторые другие) литераторы все же могли быть рассмотрены. Тут, впрочем, возникает одно попутное соображение. В языковой игре возможны и выигрыши, и проигрыши — в творческом смысле. И, помимо научного описания словесного остроумия современных прозаиков и поэтов, нужна еще и его эстетическая оценка, своего рода “лингвистическая критика”, к созданию которой лет двадцать назад призывал энтузиаст “лингвистической поэтики” В. П. Григорьев. Думаю, такой оценкой творчества своих современников еще займутся наши молодые коллеги, филологи-критики будущего века, для которых монография В. З. Санникова, уверен, станет настольной книгой.
