НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

«С Александром Ивановичем не все так однозначно»

Роман Сенчин. Александр Тиняков. Человек и персонаж. — М.: Редакция Елены Шубиной (АСТ), 2025. — (Жизнь известных людей).

Малоизвестный («второго ряда») поэт Серебряного века и фигура скандально извест­ная, Александр Иванович Тиняков (1886–1934) остался в истории литературы противоречивостью взглядов, беспринципностью, цинизмом и довольно пошлыми стихами (многие помнят про «маленький плевочек»). Интерес у Сенчина к этому литератору давний: он собирал материалы о поэте более двадцати лет. «Тиняков, — пишет автор, — дал отличный сюжет: свою жизнь, вернее, судьбу (рождение в богатой, но крестьянской семье, разрыв со средой, символист, либерал, черносотенец, красный агитатор, андеграундный поэт, нищий, владеющий драгоценной библиотекой, монархист, зэк, петербургский интеллигент)...».

В книге две части: первая — человек (преимущественно биографические сведения), вторая — персонаж (образ Тинякова, миф о нем в разные годы). Серьезное исследование об «одном из самых колоритных персонажей Серебряного века» до сенчинского буквально одно: «Кое-что про Тинякова» Вардвана Варжапетяна (ему предшествовала повесть того же автора «Исповедь антисемита, или К истории одной статьи», на нее Сенчин в основном и ссылается). Именно Варжапетян установил точную дату смерти Тинякова. Сенчин провел большую работу в архивах, при этом он не раз говорит, что еще далеко не все архивные материалы обработаны и открыты.

Опираясь на «Отрывки из моей биографии» (семь листочков, хранящихся в Пушкинском доме), Сенчин кратко описывает детство Тинякова на Орловщине в семье богатых крестьянских (не дворянских, не купеческих, подчеркивает автор) помещиков, его учебу в гимназии и сосредотачивается на его литературном пути. Поначалу Тиняков стремился преодолеть обусловленность крестьянским происхождением, ориентировался на Брюсова, делал из себя поэта-символиста, спрашивал совета у старших собратьев по перу. Но как поэт был почти не замечен: на его первый сборник «Navis nigra. Стихи 1905–1912» отзывов было мало, и это стало для него катастрофой. Перебравшись из Москвы в Петербург, Тиняков становится критиком, журналистом, агитатором, пишет литературоведческие статьи, многажды меняет свои взгляды и убеждения и зарабатывает репутацию человека беспринципного. Апофеозом стал скандал 1916 года: вскрылось его одновременное сотрудничество в кадетской газете «Речь» и черносотенной «Земщине». Он печатался там под разными псевдонимами, которых у него вообще было много (Куликовский, Чернохлебов, Герасим Чудаков…), самый известный — Одинокий.

Сенчин подробно пишет об отношениях Тинякова с литераторами: Брюсовым, Ходасевичем, Борисом Садовским, Мережковским и Гиппиус, Гумилёвым и Ахматовой, особо — с Блоком. 1915-й он называет годом «расцвета Тинякова и критика, и публициста». Его герой «откликается, причем не дежурно, с душой и поэзией, на десятки книг, полемизирует не только с Сологубом, Шагинян, но и с Розановым, Бердяевым, Леонидом Андреевым, рассуждает о разных проблемах бытия и месте России в мире». Не все отказались иметь с ним дело после скандала 1916 года (как принято считать): Сенчин приводит адресованное Тинякову «печально-нежное письмо» Зинаиды Гиппиус (март 1916), где она называет его талантливым.

Любопытно, что автор рассматривает поступки Тинякова в контексте историческом: на фоне действий других литераторов они не выглядят столь вызывающими. Пьянствовал? Многие пили. Писал похабные стихи? И у Есенина были матерные частушки. О еде в голодные 1920-е писали многие — Тиняков лишь довел эту тему до предела.

Второй его стихотворный сборник, «Треугольник» (1922), Сенчин характеризует так: «автор по-прежнему чуть ли не в каждом стихотворении меняет маски. То он египетский раб, то проститутка, то шудра, то прокаженный, то Христос… Мастеровитость имеется, а искренностью и не пахнет».

Похоже, часто меняя роли, Тиняков однажды осознает условность любой версии своей личности. И в середине 1920-х, утратив возможность зарабатывать печатным трудом, становится профессиональным нищим. Сенчин подчеркивает: это осознанный поступок. Позы в нем не было — только способ получения средств для жизни. Его амплуа нищего было неприятно знавшим его людям (Зощенко, Ахматовой), но сам он неловкости не испытывал. (Кстати: и Есенин встал с протянутой рукой под окнами редакции, когда ему не выплатили гонорар.) Спустя несколько лет Тиняков был арестован, провел три года в лагере, вернулся в Ленинград, где умер 17 августа 1934 года.

Что же за человек был Александр Иванович? Очевидно, очень неглупый; круг его общения самый интеллектуальный; он часами беседовал с Блоком. Его воспоминания о Блоке, приведенные автором целиком, показывают его ум, наблюдательность, точность и тонкость суждений. Талантливый и циничный, одинокий, неустойчивый, опаздывающий со своими стихами, поначалу (и долго) неуверенный в себе, сам он оправдывался: «я ни в какой степени не подлец, а просто крайне своеобразный человек».

Во второй части книги Сенчин, анализируя, как сложился миф о его герое, занимается «розысками Тинякова-персонажа в произведениях его и наших современников». По его мнению, персонажем Тинякова сделал Георгий Иванов: в очерках «Александр Иванович», «Человек в рединготе» и других он легко «меняет детали, обстоятельства, нюансы». Рассматривая тексты разных авторов, Сенчин показывает, как Тиняков-персонаж удаляется от Тинякова-человека. «Пусть Тиняков и “без­образный человек”, но и он заслуживает того, чтобы его биографию не перевирали…», и в этих словах сконцентрирован пафос его книги. Сенчин цитирует и статью Евгения Евтушенко (неоднозначно писавшего о Тинякове) «Сожитель со своей эпохой»: «Поэту нельзя переигрывать в роли плохого человека. Заигравшись, поэт уже не может выкарабкаться из созданного им самим образа». (Кстати, эпиграф для книги взят из Евтушенко.)

Вывод автора таков: «Тиняков <…> видел себя персонажем <…> представления под названием “жизнь”». Он называет Тинякова «маленьким человеком». Но ведь это понятие из сферы социальной, а Тиняков, во всяком случае, в последнее десятилетие жизни, от общества отворачивается. В начале пути он действительно, судя по всему, хотел из «маленького» стать «большим». Но череда профессиональных трансформаций, смена имиджей и энергия революционных лет, похоже, позволили ему заглянуть за пределы личностного. Среди многих суждений о Тинякове, появившихся с 1990-х, Сенчин приводит высказывание поэтессы Нины Красновой, пишущей в эссе «Одинокий поэт Тиняков» (2005), что «чем больше у поэта, и вообще у художника, “амплитуда колебания” между высоким и низким началами, тем он гениальнее». Диапазон тиняковского поэтического размаха впечатляет: от стихов пошлейших до почти гениальных, обращенных к Всевышнему. Скабрезные строки известны. Заслуга Сенчина и в том, что он предъявляет читателю и высокие строки «недопроклятого поэта». Стихотворение «Единое» с эпиграфом из 7-й главы «Бхагавад Гиты» он называет «вершинным» в творчестве Тинякова. Вот две строфы из четырех:

Былинкой гибкою под ветром Я качаюсь,

Я Сириусом лью лучи мои в эфир,

И Я же трупом пса в канаве разлагаюсь,

И юной девушкой, любя, вступаю в мир.

И все очам людским доступные картины,

Все тени, образы и лики бытия

Во глубине своей божественно-едины,

И все они во Мне, и все они — лишь Я.

Сенчин дает своему герою, отказавшемуся вписываться в новую социальную реальность, эпитет «свободный», и это уместнее характеристики «маленький человек».

Исследование противоречивой личности, биографии и творчества Тинякова позволило автору объемно увидеть происходящее с русской литературой в первой трети XX века. В книге есть интересные рассуждения о формировании новых культурных элит после революции, о том, что крестьянская литература прежде была нишевой; любопытные сведения о Доме искусств (ДИСК) в Петрограде и Дворце искусств (ДВИС) в Москве. Как и в художественной прозе, в этом первом опыте биографии у Сенчина каждое слово весомо. Он прямо указывает на ошибочность чьих-то суждений, ставит вопросы, обозначает загадки в судьбе Тинякова: «…почему сам Александр Иванович не отправился воевать? Молодой, крепкий, патриотически настроенный…» (в годы Первой мировой) или «…почему Тиняков, свое крестьян­ское происхождение вспоминавший в 1915–1916-м все чаще, не попытался прибиться к кружку Клюева». Похоже, загадок его герой, запомнившийся многим своей усмешкой, оставил немало.

Татьяна Веретенова