— Алексей Сальников. Когната. Леонид Дубаков
 
№ 10, 2025

№ 9, 2025

№ 8, 2025
№ 7, 2025

№ 6, 2025

№ 5, 2025
№ 4, 2025

№ 3, 2025

№ 2, 2025
№ 1, 2025

№ 12, 2024

№ 11, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии



Кровное родство

Алексей Сальников. Когната: роман. — М.: Редакция Елены Шубиной (АСТ ), 2025. — (Продолжение следует: Яндекс Книги & РЕШ).


В последнее время ощущение, что история повторяется, что возвращается то, чем отметился прошлый век, становится все сильнее. Запад и Россия не то что недовоевали, но сохранили те же глубинные противоречия, что были раньше, если не всегда. Это, конечно, отражается и в современной литературе. Мотив вечного возвращения переходит из книги в книгу: исчерпывает ради будущего свой десятилетиями длящийся момент сомнения и подвига герой «Покрова-17» Александра Пелевина, из мира мертвых на современную, продолженную войну России и Германии откликаются пионеры-герои и рыцари-оккультисты в романе «Первый отряд. Истина» Анны Старобинец, наконец, пытаются избежать нового глобального столкновения люди и драконы в романе «Когната» Алексея Сальникова, автора знаменитых «Петровых в гриппе и вокруг него».

Сальников в «Когнате» снова создает альтернативный, магический мир, где все узнаваемо и одновременно по-другому — как язык, на котором говорят в романе драконы, — русский, но инверсированный и слегка логически-избыточный. Война между людьми и драконами в книге, конечно, отсылает ко Второй мировой, люди — к русским, драконы — к западным «сверхлюдям». Или, точнее, драконы — это собирательный образ врага, вообразившего свою культурную исключительность, кровную особость, неслучайно они используют иероглифику, заставляющую вспомнить о дальневосточном фронте той войны. Для Сальникова артикулированная причина войны — мировоззренческо-экономическая: это несхожесть капитализма и коммунизма, но несхожесть, спроецированная на духовные усилия человека. Как сказано в книге, капитализм существует естественным образом, а коммунизм нужно строить, капитализм привлекателен, но прячет под собой Дарвина, а коммунизм — во многом лишь красивая далекая мечта. При этом неартикулированных ответов на вопрос о причинах войны значительно больше: они скрыты во внешнем виде драконов и людей, в их именах, в их способах говорить, в их реакциях, в государственной гордости. Неслучайно после окончания кровавого противостояния между теми и другими воздвиглась стена, вернее, Зеркало (куда более точный образ, чем железный занавес!). Зеркало проницаемо, но оно и создает отражения, рождает двойников.

Интересно, что в художественном мире «Когнаты» находится место и нам, реальным людям — ни холодным, ни горячим. Когда герои книги едут на электричке сквозь внутризеркальное пространство, на одной из станций, сквозь странную зеркальную оптику, они видят стоящих с «портсигарами», святящимися словно маленькие экраны. И это для них самый страшный мир из всех возможных — смесь сытых, но безрадостных электронных каторги и концлагеря. Впрочем, во внутризеркальном мире много чему находится место — и мальчику с термоядерным зарядом внутри, и разнообразным виданым и невиданым сущностям. Лес, растущий внутри Зеркала, — широкое пограничье между людьми и драконами и темное подсознание земли, как у Стругацких в «Улитке на склоне». Оно страшно, оно кишит непознанным и непред­сказуемым бытием, регулируется иными законами физики, но оно живо и, вероятно, хранит города людей и драконов друг от друга. Внутризеркальный лес — это как будто воплощение отдельно существующего мирового баланса и вариант убежища для переживших смерть.

Люди в романе могут стать драконами, «перевернуться», драконы могут очеловечиться. Зеркало после войны затягивает и перебрасывает на другую сторону детей, самых податливых к возможным изменениям. Но доступ в Зазеркалье открыт и некоторым взрослым, как, например, главному герою, ребенком пережившему войну, или Максиму Сергеевичу, партизану и проводнику-сталкеру. Сальников объясняет термин «когната» через лингвистику, но за этим объяснением как будто спрятано второе его значение — кровное родство. В романе это родство по крови: Когната, девочка-дракон, приходится Максиму Сергеевичу внучкой, — но девочкой-драконом является и его приемная дочь Настя — и это родство через кровь: он спас ее от смерти. То же с Константином, который на другой стороне увидел смерть дедушки и бабушки, перенес плен, пытался убить пленившую его и в конечном итоге обрел там друзей, которые спустя время даже считают его членом своей семьи. Видимо, люди и драконы так долго и так страшно воевали, что соединили свои судьбы — через кровавое родство.

Когната — один из безусловно удавшихся образов романа, она — его диковатая и забавная душа. Она чуть капризный ребенок-аристократ, похожий на умного зверя. Пока не умеющий извергать пламя, не умеющий летать, но тянущийся к людям, проявляющим мужество и благородство, и способный трезво и смело глядеть в глаза собственной возможной гибели. Она Когната Фумусовна по крови и Когната Константиновна через кровь. Близким обаянием бойкой, боевой юной женской души обладает и Настя, чем-то похожая, например, на Алису Селезнёву. В целом можно отметить, что роман у Сальникова получился в хорошем смысле сентиментальным. Люди и драконы находят в нем друг друга, и это рождает сдержанные, но сильные чувства. Константин возвращается из плена и детского дома к родителям, и весь двор встречает его как родного, брат Волитары вновь начинает летать после того, как понимает смысл внутренних связей между ним, сестрой и Константином. А взрослые, грубоватые и обаятельные русские мужики и холодные аристократы-драконы, наполненные отчаянием и усталостью, искалеченные наружными и внутренними ранами, находят в себе силы шутить и любить.

Роман состоит из двух частей — «Когната» и «Подробнее о Косте и его друзьях». Главы первой части, темного лесного и городского фэнтези, задают набор закрытых пространств — в городе, в лесу, в замке и т.д. (даже «В дороге» читается не как процесс, но как замкнутый внутризеркальный мир). Главы второй части, отсылающей к советской довоенной и послевоенной литературе, напротив, в большей степени отражают действия — детей и взрослых, которые вспоминают себя детьми. Иными словами, книга разделена на мир закрытый и открытый — на больничную комнату и распахнутое окно. Сквозь последнее видны небо, родство, дружба и слышен свежий ветер, в первой — только огонь, страдание, смерть и война. У этой новой большой возможной войны может быть много поводов и причин, но хороших перспектив нет. Большая война ясна и легка на подъем, мирное сосуществование трудно и требует понимания и компромисса, опыта и умения услышать, что звучание когнатов «часто похожее, но может сильно разойтись в разных языках».


Леонид Дубаков




Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru