НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Страх и ненависть в лабиринтах разума

Эдуард Веркин. Сорока на виселице. — М.: Эксмо, 2025.

Жанр нового романа Эдуарда Веркина можно определить как «экзистенциальный хоррор» или даже «экзистенциальный скример», только здесь на читателя из-за угла внезапно выпрыгивают не чудовища, а вопросы жизни, вселенной и всего остального. Читатель искренне проникается этими вопросами, пытается над ними размышлять, убеждается в их принципиальной неразрешимости и издает дикий внутренний крик.

Действие романа разворачивается в мире не столь отдаленного будущего. Главный герой, суровый и мужественный, но несколько простоватый спасатель Ян избран по жребию в состав Большого жюри, которое должно решить некий очень важный для всего человечества вопрос, и он отправляется на планету, где проходят таинст­венные исследования. По прибытии в космопорт он знакомится с филологом Марией, которая летит на ту же планету изводить грызунов книг в местной библиотеке. И уже на корабле они встречают синхронного физика Уистлера и его ручную зверушку — искусственную пантеру Барсика.

Синхронная физика, играющая в романе огромную роль, занимается странными совпадениями… поэтическим восприятием реальности… квантовыми заморочками, парадоксами, текучей реальностью, короче: «Синхронная физика — самая передовая наука, изучает то, чего еще нет». Единственное, что про нее точно понятно, — занимается она (в том числе и экспериментальным путем!) самыми что ни на есть фундаментальными основами реальности, и все ученые, причастные к ней, отличаются, мягко говоря, своеобразным характером, а Уистлер даже среди синхронных физиков слывет эксцентричным.

На загадочной планете их встречают еще несколько физиков, чуть менее (про)двинутых, чем Уистлер, и все начинают дружно вести бесконечные ветвящиеся споры на разные отвлеченные темы. Точнее, они даже не то что спорят, а, скорее, встают в позу и произносят пафосные монологи, обвиняют друг друга в нарушениях этики, истерят, срываются то на ругань, то на зловещий шепот, прыгают с темы на тему, пугают страшными историями, сыплют кошмарными предсказаниями, причем ни один из разговоров не доходит до вменяемого финала, а расползается и сходит на нет.

Бесконечные бессвязные разговоры на околонаучные темы в замкнутом пространстве напоминают «Солярис» Лема, подвергшийся искажающему влиянию мастера сюрреализма Филиппа Дика. Впрочем, литературные аллюзии, а также затронутые в романе темы и концепции как из классической научной фантастики, так и из «новой волны» 1970-х годов можно перечислять очень долго. Имя им легион, ибо их много. Генетически измененные животные-питомцы и вопрос отношений с ними. Проблемы колонизации внеземных солнечных систем. Желание найти инопланетный разум и разочарование от того, что он ну никак не хочет находиться. Предсказуемая и скучная Земля, где не происходит ничего неординарного, нет никаких вызовов и стремлений, и люди стали тихими, приземленными и не способными к подвигу. Даже про ставшую модной в последнее время тему искусственного интеллекта и то упоминается, хотя и мельком.

Но главное, персонажи-спорщики никак не могут обойти вниманием главную тему научной фантастики: каждое изобретение и каждое достижение прогресса приносит с собой многочисленные последствия, причем как предсказуемые, так и не просчитываемые заранее. А следом за этой темой подтягиваются и ее вечные спутники: предупреждения о возможных рисках; ответственность экспериментаторов, подвергающих человечество опасности ради удовлетворения научного любопытства, и самое трагичное: люди, выжившие в очередном катаклизме, вызванном наукой и прогрессом, поначалу пребывают в пессимизме и клятвенно обещают, что больше ни-ни, но по причине своей неуемной любознательности кидаются в исследования с теми же самыми неоднозначными и непредсказуемыми результатами.

Особенно мучительно переживает все эти вопросы физик Уистлер, и потому он постоянно всем досаждает: ворчит, возмущается, гневается, требует решительных мер, в частности, разрешить применение вещества, которое позволяет резко увеличить способности интеллекта, хотя и влечет за собой крайне опасные последствия. И тут возникает еще один базовый для научной фантастики, а также для советской литературы об ученых сюжет: самопожертвование ради высших целей — истины, развития науки и прогресса человечества, как, например, в «Иду на грозу» Даниила Гранина, где персонажи задаются схожими этическими вопросами, где также царит напряженная атмосфера научного подвига и посвященности делу торжества разума над природой.

Уистлер в романе выступает в качестве прометеевского человека, дерзающего заглянуть за пределы доступного уровня мироздания, стремящегося преодолеть человеческое начало в себе, но он терпит поражение, его губят гордыня… и закон притяжения, один из тех законов природы, которые он хотел победить. И даже принесение в жертву самого дорогого, что у него есть, не приносит Уистлеру желаемого освобождения от сковывающих ограничений.

Моральное и физическое крушение одного из главных героев в точности отражает общую атмосферу романа. «Сорока на виселице» насквозь пропитана ощущением разочарования, непреодолимых барьеров, застоя, тупиковости развития человечества. И заканчивается роман не взрывом, но всхлипом, опять же, вполне в духе что Лема, что братьев Стругацких. Не стоит ждать от него ни сногсшибательных откровений, ни однозначных ответов на вопросы. Да, «еще не кончилось время жестоких чудес», да, «не забыть бы мне вернуться». Вечные сюжеты на то и вечные, что у них нет кульминации и развязки, а финал — лишь отправная точка для бесконечного хождения по одному и тому же кругу. Хотя для людей, избалованных литературой, в которой все концы обязательно сводятся с концами, даются ответы на все вопросы, а персонажи аккуратно и последовательно проходят положенный путь развития, это кажется непривычным и даже нечестным, но для того направления научной фантастики, что погружается в неразрешимые вопросы, подвисшие финалы — в природе вещей.

Олег Комраков