|
Об авторе | Виталий Иванович Симанков (19 декабря 1973 года, город Изюм) — поэт, переводчик. Автор ряда статей по русской литературе XVIII–XIX веков. Окончил аспирантуру при отделении славистики в Брауновском университете (Провиденс, США). В настоящее время — независимый исследователь. Прежде в «Знамени» — «Словарь пчеловода», № 12, 2012; «Партикулярные письма», № 7, 2021; «Ямбическая сила», № 1, 2023; «Кончилось, началось», № 6, 2023. Живет в Санкт-Петербурге.
Виталий Симанков
Меж тем мы не закончили этюд!
Программные стихи
Надобно звук воскресить божественной эллинской речи.
Ямб уж в печёнках сидит. Настохренел и хорей.
Помню, когда-то гремел гекзаметром дивным Радищев,
Следом за ним Муравьёв, ну а потом и Капнист.
После Катенин бренчал славянскою лирой про Ольгу,
Пушкин с Жуковским сюда ж, Гнедич, конечно, ещё.
В веке двадцатом взошёл Радимова солнечный гений.
Очень люблю я его — жалко, забыт он совсем.
Словом, охотников — пшик! зерошка! раз-два и обчёлся!
Что ж за такая напасть? пренатурально, беда!
Вы как хотите, друзья, но дальше пойду я с Гомером.
Старца великого тень чую смущённой душой.
Битва за первородство
«Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Мы, выходцы из тьмы античной,
Всех угостили скипидаром,
Свинцом и водочкой столичной?
И что ж мы, дядя, видим ныне?
Они опять за окаянство!
Кричат о первенстве латыни
Над царской ризою славянства!
В медведя палкой снова тычут,
Визжат, хохочут и бранятся.
Пора им, дядя, сделать вычет,
Ещё разочек поквитаться…
Нависла ночь опять над нами.
Закурим, дядя, на ночь глядя…
Война, кажись, не за горами.
Враг у ворот. Что скажешь, дядя?»
«Наследники уснувших франков,
Мы, взбаламученная Раша,
Отправим клин из тысяч танков —
И вся Европа будет наша.
Наследники былых варягов,
Мы, безлаптёвые славяне,
Возьмём Берлин, Париж и Краков —
И вся Европа будет с нами.
Наследники великих россов,
Мы, и рабы и унтерменши,
Накроем мир дождём из ТОСов —
И карта тотчас станет меньше.
Всех победим, коль Бог рассудит!
А рук марать нам неохота…
Ложитесь спать. Ну, будет-будет!
От слов всегда одна зевота…»
Эффект отчуждения
Идёшь бывало по дороге,
Идёшь так долго, что уже
Вот-вот окажешься за фронтом —
Передвигаешь в рифму ноги
И мерно движешься к меже,
Пролегшей там, за горизонтом.
Идёшь-идёшь и рассуждаешь:
«Вот это поле, это дом,
А это баба у колодца».
Бабах — и вдруг не понимаешь,
Откуда что взялось кругом?
Откуда всё кругом берётся?
Непониманье это кратко,
Оно отступит через миг,
Оно не может длиться долго…
Гуляет по полю лошадка,
Взмывает в поднебесье МИГ,
И анакондой вьётся Волга.
Новый Завет
Толпа людей. Унылая толпа.
Пустые, непроглядные глазницы.
Тупые лбы. Кривые черепа.
Угрюмые, пришибленные лица.
Кретины. Идиоты. Дураки.
Больные люди. Конченые психи.
Мешочники, крестьяне, кулаки.
Портнихи, сторожихи, поварихи.
Взирая на убогих земляков,
Ты говоришь себе: «о боже, боже,
Благодарю тебя, я не таков!
Я с голытьбою выгляжу несхоже.
Я не калека, не страшила, не урод!
Наоборот, я писаный красавец!
Я не лакей и не слуга — наоборот!
Я кредитор! банкир! заимодавец!»
Ты верно рассуждаешь, мой герой!
Ты не таков, как все, ты лучше многих!
Тебя не перепутать с голытьбой,
С толпой людей униженных, убогих.
Ты не таков! Всё верно, ты титан!
На несколько голов ты выше прочих!
Тебя не встретить в обществе путан,
Копеечных трудяг, чернорабочих…
Меж тем мы не закончили этюд!
Ты осознал свою незаурядность,
Когда увидел заурядный люд —
И в этом помогла тебе наглядность.
Так будь же благодарен голытьбе!
Она тебе ссудила самомненье,
Она во многом помогла тебе
Приобрести возвышенное зренье!
Теперь ты понимаешь, почему
Я говорил всегда про «возлюбиши»?
Не понимаешь? Так возьми суму,
Чтоб осознать всё сказанное выше.
Первый и последний раз
I.
Впервые сделал полный вдох,
Впервые что-то прокричал,
Потом притих, потом заглох
И более кричать не стал.
Впервые «мама» произнёс,
Впервые встал, шагнул вперёд —
И сей же час расквасил нос,
Раззявивши беззубый рот.
II.
Последний раз попил чайку,
Поставил лайк в последний раз,
Привычно почесал в боку,
Протёр поверхность сонных глаз.
К утру отправился в кровать,
Взглянул тайком на образа
И наконец улёгся спать,
Последний раз закрыв глаза.
Далёкое — близкое
Всё далече и далече
Детство, отрочество, юность,
Школа, первая влюблённость,
Пубертатные качели,
Потайные сигареты,
Алкогольные притоны,
Девочки в воздушных платьях,
Мальчики в протёртых джинсах,
Записные меломаны
И больные книгочеи.
С каждым днём всё ближе, ближе
Пенсионные бумажки,
Социальные надбавки,
Молодые волонтёры,
Пожилые филантропы,
Гормональные проблемы,
Сексуальные расстройства,
Перебой в работе сердца,
Помутнение рассудка —
Ну, и свет в конце тоннеля.
М.Ю. Лермонтов. (Из подлинных бумаг поэта)
Виват, пречистая Россия,
Страна чудес, страна свобод,
И вы, артисты голубые,
И ты, им внемлющий народ!
Быть может, за стеной фейсбука
Ещё укрылся релокант.
Но, боже мой, какая скука
Писать на соросовский грант.
Красивые слова
Поди-ка добейся смыслу в «Илиаде» или в «Гамлете».
Все перебиты и переколочены на всевозможные лады — вот и весь смысл.
Фет
Лингвисты утверждают, что «окно»
Есть слово, производное от «око».
Насколько это верно? Всё равно.
Лингвистика порою недалёка.
А я сижу без окон, без дверей,
Как огурец из старенькой загадки.
И в горнице не вижу я людей.
Ну, таковы здесь новые порядки…
На всяком миллиметре бытия
Я в двух шагах от рая или ада.
Свершится одиссеюшка моя,
Начнётся, надо думать, Илиада.
Сказал красиво, хорошо сказал.
Вот только ли работает сравненье?
Я сам себе сравненье навязал,
Упрятавши его в стихотворенье.
Ментальный призрак погрузив в стихи,
Я дал ему живую оболочку.
Я преумножил умные грехи!
Пойду надену чистую сорочку.
Восточный диван
Нимрод вздыхает об Агари,
Агарь вздыхает о Нимроде.
Сердца горят как на пожаре!
Кругообмен сердец в природе!
Анри вздыхает о Софии,
София плачет об Анришке.
Близка София к дистрофии.
Что говорить уж о парнишке?
Иван вздыхает об Алёне,
Алёна сохнет по Ивану.
И с каждым днём всё приближённей
Шаги к скрипучему дивану.
Зрительный зал
Плиний когда-то писал, ссылаясь на Аполлонида:
«В Скифии дикой живёт женщин особый отряд,
Взглядом способный убить любого, кто им попадётся.
Кличут битиями их, ведьмочек этих шальных».
«В Понте ж, — глаголет Филарх, — есть фибиев мрачное племя:
В левом глазу у них конь, в правом глазу — два зрачка».
Если ещё поискать, найдём мы немало примеров,
Близких по сути своей к вышеуказанным мной.
Вывод отсюда какой? у древних одни небылицы?
Враки сплошные одни? вздор и нелепая чушь?
Ладно, забросим в комод труды стариков-баснословов —
И с пиететом возьмём физиков наших труды.
Так-с, ну чего тут у нас?.. Эйнштейн, Резерфорд и Минковский,
Шредингер, Максвелл и Планк, Бор, Фарадей и Кюри…
«Эффект наблюдателя», вот! Вот это весьма любопытно!
На нос набросим очки! вникнем скорее же в суть!
Физики к мысли пришли: во всём виноват наблюдатель.
Он изменяет порой внешне стабильный процесс,
Мы ожидаем одно, на выходе ж видим другое,
Все предсказанья летят в мрачные тартарары.
Как объяснить сей эффект? Найдётся ли здесь объясненье?
Вроде бы полный тупик! Впрочем, долой пессимизм!
Выход отсель мы найдём под именем «скопэстезия».
Что это значит, друзья, я растолкую сейчас.
Скопэстезией зовут эффект, всем известный из детства, —
Это когда на тебя кто-то глядит за спиной,
Ты же предчувствуешь вдруг, что в спину тебе кто-то смотрит,
Голову вмиг повернёшь, встретишь глаза чужака.
Вывод отсюда простой – а в чём-то, возможно, и детский:
Взгляд — это страшная вещь! передаётся как ток!
Взгляд человека всегда имеет реальную силу!
Только в учёных трудах он не берётся в расчёт!
Мы изменяем зрачком весь мир, созерцаемый нами,
Взглядом спасаем одних, уничтожаем других,
Вносим в явления рябь, и даже смещаем предметы,
Если же любим кого, смотрим друг другу в глаза.
Petrus Romanus
Помер намедни Франциск, владыка от церкви латинской,
Сын Аргентины златой, мальчик, любивший футбол.
Кто же на смену ему приидет в ближайшее время?
Кто же кольцо рыбака взденет на старческий перст?
Некогда древний монах, Святой Малахия зовомый,
Видел в пророческом сне длинный понтификов ряд.
Перечень сей замыкал какой-то там Petrus Romanus —
Мысли об этом Петре многих волнуют досель.
Римлянин именем Пётр, согласно словам Малахии,
Будет последним из всех, пастырем тёмных времён.
Кончится следом и Рим, семью испещрённый холмами.
Кончится следом и мир, шести континентов дитя.
Нынче в газетах шумят, что папу, возможно, заменит
Некто по имени Пётр (Pietro, кажись, Parolin),
Скьявоны солнечной сын, священнослужитель высокий,
Чин не припомню его (кажется, он кардинал!).
Словом, большой человек! Большой человек этот Пьетро!
Станет ли папою он? Трудно наверно сказать.
Станет, скорее всего. Навряд ли святой Малахия
В дивных виденьях своих мог ошибиться в конце.
Вечные вопросы
(Из Саути*)
Зачем здесь Пушкин был?
Зачем здесь был Катенин?
Зачем Симборский пил?
Зачем гулял Есенин?
Зачем дышал Щедрин
И Фёдор Достоевский,
И прочие на -ин,
И прочие на -евский?
Зачем был Васнецов
И Константин Маковский,
И прочие на -ов,
И прочие на -овский?
Зачем здесь жил Ильич
И Лазарь Каганович,
И прочие на -ич,
И прочие на -ович?
Зачем здесь РГБ?
Зачем РГАЛИ и РГАДА,
РГИА и РНБ…?
Ну, продолжать не надо.
Вопросов вечных тьма!
Кругом одни секреты!
Но хватит ли ума
На всё найти ответы?
* Роберт Саути (англ. Robert Southey; 12 августа 1774 года — 21 марта 1843 года) — британский поэт-романтик, представитель «озёрной школы», известен главным образом сказкой «Три медведя».
| 
