Об авторе | Геннадий Воронин родился в Москве в 1993 году. Окончил Российскую академию народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ. Выпуск­ник Creative Writing School (мастерские Ольги Славниковой). Живет в Москве. В «Знамени» опубликована повесть «В шкафу» (№ 12 за 2024 год). «Охота» входит в сборник, готовящийся к выходу в Редакции Елены Шубиной (АСТ).

Геннадий Воронин

Охота

повесть

Всё предопределено. Всё связано, и у всего есть причина — Аннушка уже купила подсолнечное масло. Оно и понятно, никакой мистики. Возвращалась от невролога, по пути от метро единственный магазин — «Магнит». Лето, все разъехались по дачам, продажи буксуют, вот и дают скидки: масло, сахар, мука.

Из дирекции торговой сети прислали рекламу — велели распечатать и на входную дверь. Сказано — сделано: на желтоватой бумаге блеклый ассортимент, на всё минус тридцать процентов. Ольга купила консервированного тунца, Галина — тушенку, а Аннушка — подсолнечное масло. Проще простого.

Получается, решения определены набором факторов, и если эти факторы сформулировать, упорядочить, а после составить и решить уравнение, то вполне можно предугадать, что и почему выбирает человек.

Этим и занимался Костик Бенькович в светлом офисе на сорок пятом этаже одной из башен Москвы-сити. Он, бизнес-аналитик, доказывал взаимосвязь явлений коллегам по гигантской IT-компании — копался в данных, писал код, строил графики. Казалось, цифры рассказывают Костику истории — стоит ему приступить к сложной, на первый взгляд нерешаемой задаче, скрытые закономерности вдруг как бы подсвечиваются, проясняются.

Например, Костик вывел, что скидки меньше двухсот рублей перестали привлекать новых покупателей, что повышение сервисного сбора на тридцать процентов практически не снизит спрос, а динамическая стоимость доставки поможет компании заработать до конца года еще несколько десятков миллионов рублей. Менеджеры радовались находкам Костика, внедряли изменения, и сервис рос.

Вечерами Костик отрывался от таблиц, выходил на кофе-поинт, садился возле окна и представлял себя гроссмейстером, что играет с мирозданием одновременно на многих досках. Зеленоватая муть далекой реки поглощала медовые отсветы закатного солнца, и он счастливо вздыхал, устало тер опухшие от компьютера глаза.

Работы становилось все больше. Список задач перестал помещаться на экране. Половину рабочего дня теперь занимали встречи — менеджеры задавали каверзные вопросы, искали несоответствия в логике, а Костик отбивался. С октября по апрель он видел солнечный свет только по выходным — приезжал в офис до рассвета, а уезжал после заката. Мать иногда звонила вечером, удивлялась: «Вроде не вахтер, а работаешь по двенадцать часов». Но оно того стоило. На весеннем ревью он получил повышение и гордо приписал слово «старший» к названию своей должности во внутренней системе.

Зарплату тоже подняли — Костик задумался о переезде. Конечно, пора перебраться поближе к офису и начать наконец ходить пешком. Метро уже достало. По утрам людей набивается столько, что не видно окон и движение состава только отдается в теле — на ходу пассажиров покачивает, а при торможении валит друг на друга. Зачем каждый день тратить на это по полтора часа?

На другой день Костик написал в общий рабочий чат — из четырех тысяч коллег откликнулось пятеро. Двое искали соседей, трое — квартирантов. Как нарочно, все на окраинах Москвы — Куркино, Зябликово, Медведково. И названия все как одно — звериные.

Костик начал изучать сайты, но в нужном районе сдавали только потрепанные однушки и двушки сплошь бабушатники: пестрые ковры на стенах, убитые лакированные гарнитуры, ванные с плиткой в черной плесени. Возмущенный Костик пыхтел и нетерпеливо листал фотографии — в глазах рябило. Что, ни одной нормальной квартиры?

Перед сном, уже лежа в кровати, Костик отыскал контакт подруги матери — риелторши тети Оли. На аватарке в телеге рыхлая женщина с блеклыми кудрями, похожими на парик. Пару лет назад она помогала Костику с переездом в Москву из Подольска. Вспомнились бесконечные звонки, просмотры, собеседования с арендодателями. Блин, почему снять квартиру тяжелее, чем найти работу. Спокойно, не раскисать, главное, накинули денег, а квартира найдется. Собрался с мыслями, написал: «Ольга, добрый день. Снова в поисках жилья, прошу вашего содействия!»

Почти нажал «отправить» — телефон завибрировал, вверху экрана всплыло сообщение: «Привет! Алина из разработки. Мы с парнем через две недели съезжаем из двушки недалеко от офиса — можем познакомить с хозяевами».

Костик отложил мобильник и сел. За окном громыхнул трамвай, провода дали длинную искру — и комната осветилась будто вспышкой гигантского фотоаппарата. Получился бы отличный снимок. В центре парень с блаженной улыбкой — точно сбылась его заветная мечта. На заднем плане чехословацкая стенка — за стеклянными дверцами запылившийся хрусталь, чайный сервиз в красную крапинку, фарфоровая обезьяна в треуголке и камзоле.

Секунда — опять полумрак. Глубокий вдох: показалось, будто пыль этой комнаты, давно опостылевшей, осела в легких навсегда. Костик нашарил телефон и перечитал сообщение. Слава богу, это взаправду. И никакой тети Оли.

Через месяц Костик перевез несколько коробок с вещами и книгами в панельку через дорогу от Филевского парка. Войдя в модную квартирку на восьмом этаже, Костик убедился, что сорвал джекпот. Стены белые, мебели почти нет — минимализм. В книжном шкафу ни одного советского собрания сочинений, даже Толстой с Тургеневым в переиздании. На тумбе под телевизором журналы — искусство, кино, философия. Захотелось сесть в кресло, включить торшер и вяло листать толстые мелованные страницы.

В спальне балкон с видом на густой, пышущий сладкой свежестью лес. Деревья покачиваются, нежно шумят. Внизу узкая, двухполосная улочка. Хоть трамвай будить не будет. Но это все мелочи. Главное, до офиса близко — десять минут на такси, полчаса пешком. Чуть дальше, чем хотелось, но грех жаловаться.

Наутро Костик ликовал. Как говорится, новая жизнь с понедельника — никакой толкотни в метро, и будильник можно поставить на полчаса позже. Но зачем, не лучше ли насладиться первым утром в новом доме?

Неужели теперь это его квартира... Ламинат холодит ступни. В носках наверняка будет скользко, как на катке. Душ не сифонит, в техническом шкафу нагреватель, чтобы не бояться отключения горячей воды. Полотенца огромные, мягкие — можно завернуться с головой. Холодильник тихий, а тот, старый, гудел, как бормашина. Чайник вскипает в несколько раз быстрее. И даже бутер­броды показались удивительно вкусными. Оделся, вызвал такси — показывает, ехать двенадцать минут. Невероятно.

В подъезде тихо. Цвет стен напоминает проекцию смутно знакомого африканского флага. Верхняя часть — известково-белая, нижняя — зеленая. Почему-то решил пешком, спустился на один пролет, и на предпоследней ступеньке вдруг заметил банку пива «Белый медведь». Стоит вплотную к стене, посмотришь сверху — точь-в-точь иллюстрация из школьной задачки по геометрии, где прямая касается окружности. Интересно… Костик выходил к мусоропроводу за полночь, ее точно не было. И кто пьет с самого утра? Ему бы сказали про соседей-алкашей. Или, может, поэтому ребята так быстро съехали? Алина писала, что прожили всего около пяти месяцев.

Таймер на экране мобильника перевалил через ноль — началось платное ожидание такси. Брякнуло сообщение, водитель спрашивает: «Ехать собираетесь?» Костик опомнился, побежал вниз: шаги разносятся по подъезду гулким эхом. Через три этажа показалось — если задуматься, как ноги перебирают ступеньки, споткнется и полетит головой вперед. Автоматизм... Вот интересно, понимает ли мужик, оставивший на лестнице пустую банку “Белого медведя”, почему он купил именно это пиво?

Костик выскочил из дома, прыгнул на заднее сиденье такси, бухнул дверью, не рассчитав силы — елка-вонялка на зеркале заднего вида закачалась, будто от ветра. Водитель фыркнул, но промолчал. Ну и отлично, а то Костик влепил бы единицу за поездку.

Новый маршрут — долгие светофоры через каждые сто метров, забор парка напоминает гигантскую, стоячую решетку для барбекю, по другой стороне одинаковые панельки. Ничего интересного. Костик разблокировал телефон, ответил в рабочем чате — и понеслось.

Задачи, сообщения, созвоны. Пробка возле лифта. Добрался до своего стола, бросил рюкзак, и на встречу. Потом еще на одну, и еще. Вендомат, карбонара в пластиковом контейнере — совсем слиплась после микроволновки. Опять беготня из переговорки в переговорку. К вечеру, наконец, сел нормально поработать. Только погрузился в расчет, почувствовал — кто-то за спиной.

— Костяныч, чего там у тебя?

Только у одного человека в голосе может быть столько тупого, совершенно нерационального жизнелюбия.

— Блин, ну вот какие варианты? — оборачиваясь, спросил Костик.

Улыбается, будто не слышит едкого раздражения в голосе. Еще и подмигнул.

— Костян, ну что за нервы. Ты побереги здоровье, попей пустырничка. — Ни нотки обиды и злобы. — Ладно, можно тебя на секундочку, по делу?

Вадик кивнул на ближайшую переговорку.

— Ох, только давай прям быстро.

— Ми-ну-та! — проговорил Вадик и хохотнул.

Казалось, эволюция произвела мощнейшую человеческую особь — рост под два метра, плечи пловца, массивная нижняя челюсть. Представлялась саванна, редкие деревца, ломкий кустарник — Вадик в набедренной повязке догоняет и валит антилопу. Вгрызается в шею, победно рычит.

— Эй, чего залип?

— Да, да, Вадик, я тут.

Надо сегодня улечься спать пораньше, а то задумался и отключился. Которая же это все-таки переговорка, третья или шестая? — везде одинаковая мебель.

Вадик плюхнулся в кресло и закинул ноги на ручку соседнего. Рифленые подошвы, каждая размером с гигантского трилобита. Какой это размер? Пятидесятый?

Костик сел напротив, из аккуратной стопки, лежавшей по центру стола, взял пустой лист. В стаканчике рядом ручки — вытащил, снял колпачок и принялся выводить загогулины. Коллега откашлялся.

— Костяныч, беда. Мы с ребятами записались на «Гонку героев» в следующее воскресенье, а нас один товарищ подвел — потянул лодыжку и слетел. Вот хотел спросить, может, ты его подменишь?

— Пока не понимаю. Куда записались?

— Ну «Гонка героев»: командная полоса препятствий, грязь, канаты, все дела. Наверняка видел фотки.

— Так. И что? — Костик недоуменно протер глаза.

Вадик спустил ноги, сел и грудью навалился на стол.

— Надо парня одного заменить. Через воскресенье в Коломенском. Сможешь?

— Но я же не спортсмен, бегаю иногда и все.

— А спортсмены либо расписаны, либо отказались. Я уже всех обошел. — Вадик тяжело опустил голову.

Не будет же он врать. Костик почесал ручкой кончик носа. «Гонка героев»… На самом деле звучит неплохо, и на через воскресенье планов нет.

— Когда надо решить?

Вадик сделал брови домиком и тихо, с надеждой, проговорил:

— В идеале до следующей среды.

Почему-то было приятно ощущать, что он нужен команде Вадима.

— Договор. Теперь пойду, работы жесть, — сказал Костик, сминая листок в кулаке.

Кинул в урну, бумажка отскочила от металлического бортика и на пол — пришлось поднимать. А Вадик бы наверняка попал.

— В среду край, пожалуйста. — долетело в спину.

Теперь за задачи — в наушниках с шумоподавлением плеск листвы на минимальной громкости, фильтр синего цвета на мониторе, строки кода. Концентрация.

Домой приехал ближе к полуночи — квартира непривычная, чужая. Сразу в ванную, раздеться, почистить зубы и спать. Устал. Внимание плывет, взгляд скачет. В отражении взъерошенные лохмы, красные глаза, рот в белой пене — ну точно бешеный пес.

Выключил свет в коридоре и потерялся. Куда идти? Вроде прямо. Дверь в комнату оказалась открыта — врезался плечом в косяк. Взревел, потер место ушиба. Не проходит, и жесть как больно — кажется, будет синяк. Кое-как добрался до кровати, поставил будильник на телефоне и вырубился.

Следующим утром показалось — ощущение новизны исчезло. Костик занервничал: неужели эмоций хватило всего на сутки? Да, видимо, ему квартира нужна лишь для сна и хранения вещей. Подъем, душ, завтрак. Все то же, только комфортнее. Правильно, так и должно быть, ведь декорации не меняют сюжета.

Однако нашлась неожиданная деталь, отчего-то зацепившая Костика, — на лестнице появилась новая банка пива. На другое утро еще одна и еще. На четвертый день Костик задумался.

А что если выявить факторы, из-за которых мужик выбрал «Белого медведя»? Наверняка это проще простого — основное, конечно, цена. Потом, скидки. Для дешевых товаров это основное. Что еще? Доступность — ведь нельзя купить то, чего нет на полке в ближайшем магазине. Собрать данные, построить регрессию.

До начала рабочего дня четверть часа. Водитель вырулил на проспект, прибавил ходу. В салоне тихо, магнитола выключена — шуршание шин, ветер посвистывает в неплотно закрытое окно. Вдалеке стройка: башенный кран поворачивается, как гигантский флюгер.

Костик достал мобильник, открыл карту — примерно в десяти минутах от дома четыре магазина. Во сколько начинают продавать пиво? Вроде в восемь. Наверняка есть еще какие-нибудь круглосуточные ларьки, торгующие алкоголем из-под полы. Да, вот такой отмечен — «Продукты. Табак». Обойти, изучить ассортимент, цены, а дальше ясно. Только наблюдать надо пару недель, не меньше.

«Вы приехали», — проговорил навигатор. Костик недовольно цыкнул — водитель припарковался не с той стороны улицы. Ну ладно, лето, две минуты пройтись легче, чем спорить. Стеклянные небоскребы, зеленые и синие, блестят на солнце, как огромные сталагмиты. Поток людей — платья, костюмы, футболки-поло с брюками. Посреди офисной толпы косолапит работяга с сумкой через плечо. В руке у него банка пива — вроде «Охота» — на спине потное пятно. Интересно, как выглядит тот, подъездный мужик? Да, на выходных надо обойти магазины.

Первая суббота в новой квартире — Костик проспал до полудня. После такой напряженной недели физически невозможно встать раньше. В коридоре шкаф с зеркалом во всю дверцу. На щеке полоса — отпечаток подушки. Лицо со шрамом.

На выходных никаких бутербродов. Заказал доставку блинов: выбрал побогаче, с красной икрой и сметаной. Все-таки новая зарплата. На экране телефона изображение курьера на велосипеде — спешит к зданию торгового центра. Костик работал, пусть и другие поработают. Круговорот зарплат в природе — естественная вещь.

Но ждать все равно полчаса. Надо использовать квартиру по максимуму! Залез в ванну, включил воду погорячее — зеркало тут же запотело, заслезилось ручьями. Ух, оказывается, ноги помещаются, не надо подгибать. В старой квартире пластиковая ванна была коротенькая — либо сидишь, либо лежишь, а коленки торчат из воды, как два багровых островка. Через двадцать минут глянул на телефон, курьер уже рядом. Посмотрел на руки — подушечки пальцев скукожились и похожи на курагу. И только вытерся — звонок в дверь.

После завтрака Костик захотел залипнуть с сериалом, достал ноут, развалился на диване. Господи, какой же мягкий. Нашарил плед, накрылся, но вдруг вскочил. За всю неделю пробыл под открытым небом от силы минут двадцать. Так нельзя. Середина лета, а он бледный. Тем более для сериалов в России целых три сезона — осень, зима и весна.

На лестнице опять пустая банка, только не на обычном месте, а под мусоропроводом. Теперь «Арсенальное». Как же там было дальше: «Пиво с мужским характером»? Рекламные слоганы — самые живучие детские воспоминания, вроде забыл, а они как вспыхнут.

У подъезда на лавке алкаши в обнимку. Показалось, туловище одно, а головы две — точно сиамские близнецы. Тут же полторашка чего-то зеленоватого. Правая рука заливает пойло в глотку правой головы, потом передает брату. Тот тоже пьет. Облый, двухголовый, пахнет резким, тошнотворным перегаром. Глянул на Костика — под всеми четырьмя глазами складки. Костик отвернулся.

Вдруг это и есть пивной мужик. Невозможно, банок оставалось бы больше. И почему Костика так зацепило? Подсознательно он понимал: нельзя только пялиться в монитор и копаться в цифрах. Нужно хоть что-то кроме работы и сериалов, вот он и придумал эту странную задачку.

Все-таки хорошо на улице, надо выходить чаще. Прошагал до конца дома, на светофоре направо. Понял — повторяет маршрут такси. Надо попробовать через дворы. В ближайшем детская площадка, дома сплошняком — будто гигант­ский забор. Играют в салочки: мальчишку в зеленых шортах и камуфляжной футболке настигает долголягая десятилетка. Мальчик попытался перемахнуть через ограду, зацепился носком и на асфальт. Визг, слезы. Костик переглотнул — вот она, полоса препятствий, «Гонка героев». Хоть бы там было полегче. Поймал себя на мысли, что рассуждает, будто уже согласился. Ну правда, почему нет, еще один повод не оставаться дома на выходных. В понедельник надо сказать Вадику — готов заменить выбывшего.

Вокруг ребенка собралась толпа. Взрослые охают, дети хихикают, шушукаются, а мальчик воет — по ободранным коленям кровь, ладони до мяса. Костика замутило, и он поскорее отвернулся. Вытер холодную испарину со лба. Давно так не прошибало. Дотащился до лавки перед ближайшим подъездом, рухнул, откинулся на спинку. Под ладонями чешуя краски, как грубая сосновая кора. Надо дышать поглубже, вдох на два счета, выдох на четыре.

Через пару минут стало полегче. Рыдающего мальчика подняли и увели, зеваки разошлись. На детской площадке снова беготня, писклявый смех. Надо же, как накрыло. Чуть не до обморока. Странно, но показалось — это едва ли не самое яркое впечатление за полгода. Попытался вспомнить что-то еще — пустота. Таблицы, графики и, вот, стесанные коленки.

Чтобы окончательно не загнаться, Костик достал и разблокировал мобильный. Где у нас ближайший магазин? Видимо, ларек в торце вот этого двухэтажного здания. После него удобно в «Пятерочку», затем в дальний «Магнит» и уж потом «Продукты», по пути домой.

На витрине ларька бутылки — сверху в несколько рядов, пивные, под ними газировка, вода. Очереди нет, только стриженый мужик в камуфляже прилип к стеклу — приглядывается к этикеткам, водит пальцем по названиям. Костик усмехнулся — это лейтенант бутылочных войск, на строевом смотре проверяет форму. Тут похоже никаких скидок, цены на зеленых бумажках написаны маркером, от руки.

Мужик наклонился к окошку.

— Дай пару «Охоты» крепкой.

В ларьке зашевелилось. Стриженый достал из кармана штанов тяжеленький целлофановый пакет с мелочью. Развязал узел, высыпал монеты на прилавок — бьются, звякают, каждой бутылке по горсти медалей.

Долго пересчитывали, стриженый, видимо, следил — стоял, припав к окошку. Потом принял бутылки с дешевым пойлом и примитивными этикетками. Только повернулся, а Костик вдруг выпалил:

— Почему вы именно «Охоту» взяли?

Стриженый растерялся, завис. Замер, прижав к груди бутылки, как отец новорожденной двойни.

— Обычно ее покупаю.

— Помните, как в первый раз попробовали?

Стриженый задумался.

Зря в институте говорили, что курс по социологии — фигня, вон какой отличный вопрос выдал Костик.

— Пацан, это ж пиво, а не первая любовь. И вообще, чего докопался? — мужик густо сплюнул, открыл бутылку об бутылку и, слизав с горлышка пену, задумчиво отвалил.

Костик обернулся к ларьку. В окошке бровастая продавщица подперла щеку мощным, мужицким, кулаком. Заметила взгляд Костика, нахмурилась и спряталась, как собака в конуру. Отшагнул назад и сфоткал витрину — интересно, если загрузить в нейросеть, она распознает названия и цены? Но идеально было бы настроить автоматическую выгрузку в таблицу.

В «Пятерочке» алкоголь на втором этаже. Полки длинные, на несколько фотоснимков. Банки вплотную: яркие, будто расписные матрешки. И ценники под банками кое-где внахлест: пришлось отгибать прозрачный пластик держателей, поправлять и фотографировать еще раз. На выходе решил купить воды, заметил холодильник возле кассы — половина забита пивом. На все скидки, и не надо подниматься на второй. Еще и холодное, чтоб было поприятнее. Наверняка тоже важные факторы выбора.

«Магнит» и «Продукты» оказались рядом — управился за полчаса, а то и быстрее. Шел домой довольный, листал фотки, останавливался, приближал цены, пытался проанализировать порядок бутылок и банок. Наверняка у каждой пивной компании есть мерчандайзер, который следит за ассортиментом и расставляет товар этикетками к покупателям. А что происходит, когда в магазине встречаются мерчандайзеры из компаний-конкурентов, — дерутся за лучшее место на полке?

Двухголовый пропал, на лавке старушки кутаются в бурые халаты, похожие на коконы — скоро превратятся в бабочек, запорхают с цветка на цветок. Костик улыбнулся, приветливо кивнул — ни одна не шевельнулась. Страшно стареть. Сидишь, целый день без движения, а мимо люди, будто тебе кино показывают.

Дома скинул фотки на компьютер — теперь надо понять, как обрабатывать. Перебить вручную нереально — этикетки пестрят, цены кое-где еле видно, да и просто лень. Пока думал, что делать, понял — опять голодный. На кухне машинально открыл холодильник, будто надеялся, что там самозародится еда. От прошлых хозяев осталась мутная банка — внутри что-то похожее на экспонат из Кунсткамеры. В нижнем отсеке сморщенный картофель — из него, как из поч­вы, тянутся белые ростки. Эх, айтишники. Ладно, не очень-то и хотелось. Заказал роллов, и обратно за компьютер.

Полистал фотографии, подумал, может? ну его? По будням работа, а по магазинам надо ходить каждый день. Потом еще переносить данные в таблицу. Вдруг вспомнил, кто-то из коллег рассказывал, как в институте нанимал помощника для расшифровки лекций. Скидываешь аудиофайл, а на другой день получаешь готовый текст. И стоило копейки. Наверняка с фотографиями можно так же. Подготовить формат таблички и вперед.

В дверь позвонили. Курьер школьник или первокурсник. Шея тонкая, толстовка безразмерная. Протянул заказ — узкие запястья, обгрызенные ногти.

— Пожалуйста, это вам.

Повезло, это же тот, кто нужен!

— Прошу прощения, один вопрос. Вас подработка не интересует? Две-три недели, плачу по тысяче в день, займет максимум пару часов.

Пацан недоверчиво нахмурился.

— И что надо делать?

— Фотографируешь пивные полки в четырех магазинах, заполняешь табличку с ценами и отправляешь мне.

— Всё?

— Наверное, в табличке будут не только цены, а еще пара моментов — например, погода, скидки, ну и, может, еще что, по мелочи.

— Теперь всё? — Пацан легко улыбнулся, видимо, заинтересовало.

— Теперь да. Можем обменяться телефонами, списаться и обсудить. Первый день готов оплатить вперед.

— Заказ заберите — сухо проговорил пацан.

Соскочит? Костик со вздохом взял рыжеватый пакет, но пацан вдруг полез в карман и вынул мобильник.

— Давайте номер, я подумаю и напишу, если решусь.

Костик продиктовал. Хотел сбегать за своим телефоном, чтобы на всякий случай иметь и номер пацана, но тот уже попрощался и ссыпался по лестнице.

Наконец, обед. Разломил палочки, открыл соевый соус. Роллы уже русская национальная кухня. Пробуешь и понимаешь — хороший лосось, а вот сыра не хватило. Чувствуешь нюансы, как с борщом или котлетой по-киевски, только никогда не сможешь сказать, что у мамы лучше.

По комнатам золото закатного солнца, за окном дрожат ветви — на стенах точно блики на воде. Надо добить табличку — и за сериал. Основное вроде понятно — дата, название магазина, марка пива, цена, если есть, скидка. Для «Пятерочки» добавим графу «бутылка стоит в холодильнике», ну и по каждому месту часы работы. Наконец, что-то базовое, про погоду, а то вдруг откажется — в дождливые дни пивной мужик готов потратить лишний полтинник, лишь бы не мокнуть.

Закончил затемно, в самое неудобное время. Ложиться рано, врубать кино поздно — сериал до трех часов продержит. Открыл ютуб, включил блогера, который путешествует в одиночку — выживает в лесах, рыбачит на озерах, разбивает палатку среди снегов Аляски. Природа, вокруг никого. Такие видео завораживали Костика — хотелось купить байдарку, нагрузить рюкзак, мотнуть в Карелию, плыть по порожистым речкам. Но желания почему-то гасли вместе со светом монитора, и на другой день Костик не помнил трепета перед ластообразными отпечатками снегоступов и монотонными шлепками весел. Так было и в этот раз.

В воскресенье Костик проснулся около десяти. Рановато: потянулся, решил еще немного поваляться. Взял мобильник, там сообщение с незнакомого номера. Костик протер глаза: хоть бы курьер. Разблокировал и облегченно выдохнул — парень написал, что готов взяться за подработку. Ура! Напечатал: «Привет. Очень рад. Я подготовил таблицу и фотографии — надо перебить названия брендов и цены. Присылай как справишься, я посмотрю, и, если все ок, пойдешь по магазинам. Соответственно, оплата сегодня в двойном размере. Первую часть готов отправить прямо сейчас. Как тебя зовут, кстати?»

Парень ответил моментально — хороший знак. Представился Виталиком, сказал — перевести деньги можно по номеру, с которого пишет. И лучше на Сбер. Костик скинул тысячу. Потом выбрал фотографии, прикрепил ссылку на таблицу. Попросил не ждать и, если появятся вопросы, — задавать сразу же.

Похоже, главное дело дня выполнено. Костик отложил мобильник, и, свесившись с кровати, задернул плотную штору. Тягучий, дремотный полумрак. Сейчас он просто полежит с закрытыми глазами, пять минут, не больше. Когда очнулся, в комнате будто стало светлее. Повернулся на бок. Закемарил еще на минуточку, и вот — три часа дня.

Выходит, проспал дополнительную ночь. Голова тяжелая и еле соображает, лоб сдавило. Машинально взял мобильник, а Виталик уже прислал таблицу. Приблизил — цифры во весь экран, как в арифметике для первоклассников. Кажется, пацан наставил лишних запятых и сотни превратились в тысячи. Попросил проверить, потянулся, залип в рилсы, и только собрался вставать, как от Виталика пришел исправленный файл. Вот это скорость. Написал: «Теперь по магазинам. Вот адреса. Сфотографируй полки и перебей данные».

Вечером Костик получил снимки и заполненную таблицу. Сначала сравнил фотки — один в один. Будто Виталик вымерял расстояние до полок. На секунду показалось — обманул, прикрепил вчерашние и все. Что же, проверим: приблизил, запомнил несколько ценников в верхнем ряду. Пока листал до вчерашнего снимка, шептал, чтобы не забыть: «восемьдесят шесть, девяносто три, восемьдесят один». Одна цифра не совпала — появилась скидка, значит, Виталик правда был в магазине. Отлично, теперь таблица — ткнул наугад, сверился с ценником, еще и еще. Не подкопаешься, как в аптеке. Виталика бы к ним на работу, менеджером — многие коллеги получают в десятки раз больше, а косячат чуть ли не в каждой цифре.

«Супер! Отправляю остаток денег. Завтра к двадцати буду ждать новые фотки и заполненную табличку. Успеешь?» Виталик в ответ поставил лайк на сообщение. Вот это подход к работе — безотказность, молниеносная реакция. Далеко пойдет.

Следующей недели как не было. В понедельник между делом брякнул Вадику — мол, подменит выбывшего коллегу на «Гонке героев». А дальше как обычно: кипел на проектах, вечерами отсматривал фотографии, сортировал их по папкам, проверял цифры в таблице, потихоньку ковырял модель.

Промелькнули дождливые выходные: диван, плед. За окном, в парке, верхушки деревьев сливаются в графитовую рябь — словно карандаш растушевали. Хоть бы на следующей неделе было не так мокро: предстоит ползать по грязи, не дай бог еще и под дождем. Вдруг осознал — господи, ведь до гонки всего пять дней.

Волнение нарастало, так что к вечеру пятницы Костика затрясло. А после сообщения от Вадика: «Завтра встречаемся в Коломенском парке в девять тридцать» — стало совсем плохо. И зачем согласился? Надо ведь еще решить, в чем соревноваться. С полгода назад Костик купил дорогущую спортивную форму — думал снова начать бегать. Но невесомые кроссовки на толстой, пружинящей подошве так и остались лежать в коробке, а спортивный костюм, отводящий от тела влагу, отправился в ящик к шерстяным носкам и термобелью. Казалось бы, настало их время, но Костику вдруг стало жалко. Вспомнилось что-то детское — первое сентября, до начала линейки несколько минут, он пытается догнать одноклассника, цепляется за бордюр, падает. Слезы, пыль, дырка на брючине, раскрасневшаяся мать отряхивает, больно лупит по спине и ногам — будто ковер выбивает.

Нет, нужно что-то ношеное, а то препятствия, грязь — форма испачкается или не дай бог порвется. Полез в шкаф, принялся ворошить вещи. Осознал: вся старая спортивная одежда осталась у матери в Долгопрудном, а из барахла только универские брюки, затертые до блеска. Примерил — ляжки и бедра в облипку. Наверх водолазку, а вместо кроссовок истоптанные кожаные ботинки. Взглянул в зеркало — ужас, не спортсмен, а детдомовец в чужих вещах не по размеру. Ну и ладно, зато не жалко.

Если в половине десятого надо быть в Коломенском, то во сколько выезжать? Край в восемь тридцать? Достал мобильник, начал прокладывать маршрут до точки, вдруг понял — блин, уже почти полночь. Пора ложиться, иначе не выспится, и как тогда бегать-прыгать-лазать.

Снилась психоделическая чушь. Вроде бы раздевалка спортзала: металлические ящики, низкие скамейки. Некто мощный, изображающий во сне Вадика, рявкнул:

— Что это ты на себя напялил?

Одежда, от которой как-то странно и резко пахнет, скукожилась и давит. Условный Вадик надвигается, разрастается в розовое пятно.

— Я босс этой качалки, а ты мало того что дрыщ, так еще и оделся как тёлка.

Костик во сне попытался закричать и проснулся.

Схватил мобильник, со стоном откинулся на подушку. Черт, восемь сорок пять. И тут же, как назло, сообщение от Вадика: «Ну что, спортсмен, выдвигаешься на точку?» На метро не успеть — сразу же заказал такси. Не умываясь и не завтракая, напялил неудобные шмотки и вылетел из дома.

Водитель — пожилой, седоватый мужик — приспустил очки на кончик носа, подался вперед, неумело приближая и поворачивая карту в мобильнике, за­крепленном на держателе возле магнитолы. Костик нетерпеливо цыкнул. Правильно говорят — старики те же дети. Деду наверняка просто нравится играться с сенсорным телефоном

— Поедем? — не выдержал Костик.

Водитель крякнул, нехотя оторвался от экрана:

— Конечно, только маршрут изучим. А то с навигаторами сейчас сами знаете что.

Костик хотел было возразить, но, поняв, что, пока они будут препираться, машина не двинется, — промолчал.

Ехали медленно, кажется, не больше шестидесяти километров в час, так что иногда их обгоняли даже юркие курьеры на электровелосипедах. Мужик вел, вцепившись в руль, так, будто собирался его оторвать, а когда уходил под стрелку — всем телом наклонялся в сторону поворота.

Сначала сон, потом пропущенный будильник, а теперь этот горе-водитель. Будто сама жизнь пытается сообщить Костику — оставайся дома, не лезь в безумные гонки.

Показался парк, молодые дубки тянут ветви сквозь витые прутья забора — точно заключенные сквозь решетку. И зачем вообще огораживать парки — деревья же не звери, не убегут.

Вроде успел. Вдоль дороги семенят группки людей в одинаковых ярких футболках, подпрыгивают, размахивают руками — наверняка команды разминаются. Впереди, у входа в парк, машины чуть ли не в три ряда, сигналят, высаживают спортсменов.

— Можете тут остановить?

— Сейчас найдем местечко посвободнее — пробурчал водитель, объезжая припаркованные авто — вот еще немного, и как раз.

Навигатор сладко произнес: «Вы приехали». Но старикан не затормозил.

— Да что с вами такое? Стоп, стоп.

Такси остановилось, взбешенный Костик, чертыхаясь, вылез и что есть силы хлопнул дверью. Потом достал мобильник и влепил водиле единицу. Открыл чат с Вадиком, написал, что уже рядом. Тот в ответ скинул локацию.

Участники гонки, в отличие от Костика, как будто постарались одеться нарядно: девушки в велосипедках, фирменных футболках, мужчины в тайтсах, свободных майках — накачанные бицепсы крупнее ляжек Костика. Один он как подросток, за лето выросший из школьной формы.

От входа в парк видна полоса препятствий — лестницы, канаты, качели. Такую же площадку Костик строил в детстве для семейства волнистых попугайчиков. Только без луж и грязи.

Взглянул на карту — точка с аватаркой Вадика уже совсем рядом. Огляделся: конечно, вот он, возвышается над толпой, будто представитель другой, более рослой и сильной расы. Вокруг команда — все в голубоватых футболках с корпоративной символикой. Костик, кроме Вадика, знает здесь одну только девушку, кажется, разработчицу или тестировщицу. Постоянно встречаются в офисе на этаже.

— О, Костян, а ты чего тут? — громыхнул Вадик, заметив коллегу.

Все разом повернули головы — точь-в-точь стайка голубей. Потом притихли: воркуют, пересмеиваются.

— В смысле? Приехал, как договаривались.

От неожиданного и странного вопроса Костик стушевался, во рту пересохло.

— Договаривались? С кем? — Вадик невинно улыбнулся и вопросительно приподнял брови.

— Шутишь? С тобой. Вон, даже переписка есть. — Костик потряс мобильником.

Коллеги недоуменно глядели то на него, то на Вадика.

Кто-то буркнул:

— Что за бред, команда же полная.

По шее и лицу жар, будто за секунду сгорел на солнце. Почему-то стало стыдно. Захотелось домой, в кровать. Еще и эта дебильная одежда. Ну уж нет, он всем докажет. Полез в телеграм, ворчит:

— Да что я идиот, по-вашему?

Переписки с Вадиком нет, пропала. Тут же понял: Вадик удалил. Ведь чат можно стереть сразу с двух телефонов. Как же не хочется поднимать глаза. Отлистал года на три назад — аватарки старых институтских друзей, дальних знакомых. А вокруг шепотом:

— Странный…

— Это точно наш?

— Пусть хоть за вещами последит.

Вдруг Вадик, громко:

— Костян, ну ладно, перепутал, с кем не бывает. Ребята правы: раз уже приехал, пойдем к полосе препятствий, посмотришь, коллег поддержишь.

Вдохнуть не получалось, будто кто-то схватил за шею, душит. Получилось только просипеть:

— Ну…давай.

А потом, повесив голову, машинально шагать к старту за толпой коллег. И зачем пошел? Не иначе как из стадного чувства. Вспомнилась передача про слонов — здоровые впереди, больные сзади. Здесь так же — Костик тащится, еле волоча ноги, а перед ним мощные спины, радостный гомон, хохот.

Волонтер возле стартового коридора вскинул руку и тихо проговорил.

— Вы без номера, так бежать нельзя, если хотите поддержать друзей, проходите вон туда, к первому препятствию.

Срочно домой? Ну нет, свалить сейчас будет совсем позорно. Побрел к высоченной, наверное, в два человеческих роста, наклонной стенке — наверх надо лезть по канату, а спускаться — с другой стороны, ступая на тонкие балки. Ух, высоко, небезопасно, даже смотреть неприятно.

Команды стартовали с разрывом примерно в десять минут, так что Костик понуро потоптался рядом с препятствием, зашел в приложение такси — цены нереальные, надо проверить попозже. Наконец, волонтер дал отмашку и коллеги выбежали из слегка покосившейся, надувной арки с надписью «Стань лучше, стань сильнее».

Вадик трусил последним — хлопал в ладоши, подбадривал. А когда все, неуверенно переминаясь, сгрудились у препятствия, вышел вперед и за несколько секунд вскарабкался на почти отвесную стенку. Перевалился на другую сторону, повернулся, скомандовал:

— Взвод, готовсь! Сначала парни, потом девчонки. Саня, давай-ка лезь первый, — потом кашлянул и отчеканил: — Все получится!

До чего же тупо. Как в кино про американских школьников — накачанный главный герой командует толпой однокашников. А самое ужасное, что девчонки ему улыбаются. Потом наверняка будут воевать за внимание Вадика. Какая пошлятина.

Крепкий лобастый паренек встряхнул руки, потер шею, а потом схватился за канат и под дружное гиканье стремительно взобрался наверх. Следом еще четверо, почти синхронно — как будто не офисники, а спецназовцы. Внизу остались три девчонки, парни ждут, готовятся подтягивать. Таким и помогать не надо: мускулистые ноги, кубики пресса, на руках спортивные перчатки без пальцев. Разбежались, полезли и одолели препятствие чуть ли не быстрее парней.

— Ура, молодцы! Теперь спускаемся, аккуратно, — крикнул Вадик и сбежал по тонким жердочкам, будто по обычной офисной лестнице.

За ним лобастый — спустился на одну балку, обернулся к команде и, едва удерживая равновесие, победно потряс кулаком.

— Давай! Красава, — грянули ребята.

А лобастый вдруг сиганул на следующую жердь, оттолкнувшись двумя ногами. Костик почему-то подумал: этот не промахнется. Лобастый приземлился на носки, сложился чуть ли не пополам, на секунду замер, а потом внезапно распрямился, будто на пружине.

Вадик заулюлюкал, команда заревела. Лобастый улыбнулся — мол, знай наших — и не глядя шагнул на следующую рейку. Нога поехала на скользком ошметке грязи. Попытался удержаться, замахал руками — неуклюже, будто пытался взлететь, почти растянулся на шпагат, рухнул. Удар, хруст, вопль.

Костик рванул вперед, подбежал к пострадавшему одновременно с Вадиком. Лобастый стонал, корчился. Бледный, с испариной на лбу, показалось — вот-вот отключится.

— Где болит? — спросил Вадик, присев на корточки рядом с пострадавшим.

— Нога… — проскрипел парень сквозь стиснутые зубы.

Почему-то захотелось увидеть, что там. Шагнул левее и сам чуть не упал рядом — колено лобастого неестественно вывернуто, кость проткнула кожу и вышла наружу.

Костик внезапно осознал — вокруг суетятся ребята. И когда спустились? Вздыхают, переругиваются, причитают. Кто-то, кажется, побежал за помощью. Девушка, которая лезла последней, встала на колени, ласково, как-то по-матерински, гладила бедолагу по голове.

Тянуло еще раз взглянуть на перелом. Ужас — как будто голень выпустила окровавленный коготь. Опять замутило, перед глазами появился пацан, стесавший колени. Костик вспомнил — в тот момент думал про «Гонку героев» — и вот, как накаркал.

Развернулся, поковылял прочь. Ноги еле двигаются, подкашиваются, точно надувные и в какую-то дырочку уходит воздух.

Повалился лицом в траву — влажно, прохладно. Свежий, сладковатый запах отвлекает, успокаивает. На щеку давит какая-то деревяшка, или бутылочная пробка, втоптанная в газон.

Вдруг земля завибрировала, остро пахнуло бензином. Приподнялся на локте, рядом останавливается скорая. Снова лег — в голове отдается топот, ближе и ближе.

— Этот? — прозвучал сосредоточенный мужской голос.

— Наш вроде был под препятствием.

Костик перевалился на спину — над ним двое нахмуренных врачей и бледноватый коллега. Махнул рукой в сторону толпы, пробормотал:

— Не я.

— Тьфу, блин, а чего разлегся, — раздраженно выругался врач.

— Туда-туда, скорее — торопил коллега, дергая врача за рукав.

Костик остался лежать — доносились встревоженные голоса, крики лобастого. Все пытался отвлечься: дышал, старался ощутить тяжесть тела. Прошло, кажется, минут десять, не меньше.

Когда наконец поднялся, перебинтованного, притихшего, видимо, уже обколотого обезболивающими, тащили на носилках к машине скорой помощи. А ведь бег с носилками мог быть еще одним испытанием на полосе препятствий. Но нет, тут взаправду — распахнули задние двери, загрузили лобастого. Один врач забрался следом, закрылся изнутри, второй обошел машину и сел вперед. Завыла мигалка, колеса взбили грязь — комья в разные стороны.

Тут кто-то похлопал по плечу — обернулся, а это Вадик и девушка, которая успокаивала лобастого.

— Ну, это знак, Костя, таких совпадений не бывает! — воскликнул Вадик, схватившись за виски.

— Чудо, что ты здесь оказался, — подхватила девушка.

О чем они? Выглядят как религиозные фанатики — безумные взгляды, восторженные голоса, только брошюры забыли.

— Побежали, братан! — Вадик достал из-за пояса что-то свернутое в трубочку. — Вон, мы даже номер у Санька забрали.

Костик только сейчас осознал — хотят, чтобы подменил выбывшего. Иронично и страшненько.

— Соглашайся. Ну, пожалуйста, а то мы место в общем зачете потеряем — девушка тянула руку, словно хотела и Костика погладить по голове.

— Нет, не побегу. Что-то не могу в себя прийти. — Нахмурившийся Костик пытался скрыть победную ухмылку.

Ну и кто теперь дебил? Ну и кого теперь команда полная? Давить — так до конца.

— И вообще, как после такого можно продолжать соревнования? Не стыдно?

Вадик поглядел растерянно, потом виновато развел руками.

— Кость, ну ладно тебе, — озадаченно проговорила девушка.

Вместо того чтобы ответить, Костик молча покачал головой, развернулся и побрел к выходу из парка.

Ну повезло, как же он их уделал. Только дорогой ценой. Прямо пир на костях — усмехнулся глупейшему каламбуру.

Смех смехом, а от чертова перелома пробрало до последней жилки. Казалось, мир вывернуло наизнанку. Вот так живешь — новая квартира, чистый офис, вежливые коллеги. Потом реальность дает трещину — и понимаешь, из чего она на самом деле.

А Вадик с командой были готовы бежать дальше. Хорошо, что их результат не зачтут — может, задумаются. Как получилось, что под препятствием не было ничего, способного смягчить падение — ни гимнастических матов, ни соломы?

Так погрузился в мысли, что не заметил, как трава под ногами сменилась асфальтом. Потом закончился парк — очутился непонятно где. Ну и ладно, он хотя бы может ходить. Захотелось прогуляться еще: тихие дворы с детскими площадками, подъезды пятиэтажек обведены желтыми газовыми трубами.

Вызывал такси с незнакомой набережной и понял — прошел пару станций метро. Пока ждал, наблюдал за стройкой на другом берегу реки. Вспомнил, как в детстве, на даче, бабушка покупала ему липкие, медовые соты. Скелеты этажей те же соты, только бетонные.

В машине попросил выключить радио, слушал тихое жужжание мотора, шуршание шин. Так и не подумаешь, что реальность может надломиться. На секунду мелькнуло — а если сейчас у водителя сердечный приступ? Потеряем управление, сшибем ограду и вылетим прямо в мутную воду. Потом достанут, спилят крышу, а внутри они — кильки в консервной банке.

Стоп, невозможно. Запараноишься и перестанешь жить. А дальше что, в пещеру, медитировать? Это же бессмысленно, отшельничай, молись, неважно — потом все равно туда, на изнанку здешней реальности.

На светофоре пропустили школьника-курьера на электросамокате — короб так набит, что у парня спина выгнулась дугой. Блин, точно, половина третьего, а новых данных от Виталика все нет. Написал пацану, спросил, где пивные фотки. Тот не ответил, и Костику представилось, как он потащится по магазинам вместо того, чтобы отмокать в горячей ванне. Зачем-то залез в таблицу с телефона. На одном листе цифры, на другом — готовая модель. Надо, конечно, набрать еще данных, откалибровать, но предсказывать-то она уже может. Сегодня, например, должен быть мощный, восьмиградусный «Амстердам». Пивной мужик выбирает только крепкие сорта, видимо, чтобы дешево и сердито.

Телефон завибрировал, в верхней части экрана сообщение от Виталика: «готово», и две обычные ссылки — на таблицу и папку с фотографиями. Можно даже не проверять. Вот и знакомые кварталы, долгий светофор с вечной пробкой. Мимо проползла поливалка, похожая на красного, толстобрюхого муравья, из усиков две тугие, пенные струи. Отрикошетили от бордюра — по пассажирскому стеклу мелкие капли. Стояли уж очень долго — Костик подвинулся на середину заднего сиденья, нетерпеливо глянул вперед. Ну ясно, еще и ремонт дороги.

— Я тут выскочу, можете завершать поездку.

Водитель, суровый мужик с обвислыми, бульдожьими щеками, сокрушенно ответил:

— Жуть. Сам бы пешком пошел.

Костик коротко кивнул, открыл дверь. Рабочие громко долбили асфальт.

— Осторожней под огнем, — хмыкнул мужик.

И правда, звук — точь-в-точь пулеметная очередь.

Надо было вылезать раньше. Пешком до дома минут пять, а пробка на все полчаса.

В подъезде вызвал лифт, прислушался: в шахте низкое гудение, тихий скрежет. А может, пивной мужик, например, со второго этажа — так же подолгу ждет лифт и поднимается наверх, чтобы выпить, наслаждаясь красивым видом. Хотя про вид загнул — верхушки деревьев и серое небо. Как детская аппликация на листе бумаги.

Лифт наконец прибыл, нехотя разжал двери. В кабине подумал: а может, для пивного мужика подъем на последний этаж несет сакральный смысл? Мол, через девять кругов ада и чистилище сразу в рай? Так и сам Костик, получается, туда же прямым рейсом.

Лифт содрогнулся, остановился и выпустил. Слава богу, почти дома. Достал ключи, вдруг слышит — на лестнице шуршание, возня, будто огромный кролик скребется в углу клетки.

Почувствовал себя натуралистом. Показалось, за кадром вот-вот зазвучит голос ведущего передачи о животных: «Осторожно, главное не спугнуть — сейчас мы увидим пивного мужика в естественной среде обитания».

Сунул ключи в карман, выглянул на лестницу. Внизу, на площадке возле мусоропровода, долговязый мужчина стоит спиной к Костику. Положил локти на высокий подоконник, глядит в окно. Одет, будто собрался в театр — голубоватая приталенная рубашка, узкие брюки, лакированные туфли. А возле правой бутылка «Ледокола» — только вот непонятно, пустая или нет. Этот наверняка залетный, отвергнутый кавалер или вроде того. Странно, что на том же этаже и с пивом, но всякое бывает.

Костик решил мужика не беспокоить — чего приставать, да и хватит на сегодня приключений, лучше уж домой, отдохнуть. Но долговязый вдруг развернулся и посмотрел прямо на Костика. Лицо солдата с военного мемориала: сероватое, с высоким, хмурым лбом, рубленым носом и квадратным подбородком. Через секунду мужчина неожиданно присел на корточки, нащупал бутылку и, не отводя взгляда, отхлебнул. Ну и пластика — Костику стало не по себе, сил двинуться почему-то не было. Показалось, перед ним охотник, а он — добыча. Долговязый глотнул еще, тяжело крякнул и, отставив пиво, поманил Костика пальцем.

Костик вышел из-за шахты лифта, застыл на верхней ступеньке.

— Ну же, давай, — неожиданно низкий голос. — Поди-ка сюда.

Похоже, не отвертеться. Костик начал неохотно спускаться к мусоропроводу. Долговязый встал с корточек — колени хрустнули.

— Вот черт. К полтиннику, наверное, совсем одеревенею, и превращусь в буратино, — прогудел мужик, протягивая костистую пятерню.

Пожали руки. Про буратино он, может, и прав — пальцы будто корни, шишковатые, длинные.

— Роман.

— Костя.

— И зачем шпионишь, Костя, — голос все ниже и ниже… — Не ломали давно кости? — Ухмыльнулся Роман и больно хлопнул по спине.

— Да я просто услышал, что на лестнице кто-то есть, и решил посмотреть.

— Получается, сильно любопытный?

Костик почувствовал — рука долговязого стиснула ему плечо.

— Не то чтобы…

Голос дрогнул: мужик-то высоченный. Даже страшно, сколько в нем роста, если со своими ста восемьюдесятью Костик ему едва до подбородка.

— А чего тогда вылез?

Ладонь долговязого вдруг поползла к шее Костика, будто гигантский паук.

— Так, хватит. — взвизгнул Костик и отпрыгнул к стене.

Роман схватил бутылку, выплеснул остатки пива на пол — в воздухе сладковатый хмельной запах. Перевернул, взялся за горлышко, по руке потекла пена.

Костик вжался в стену: ну все, сейчас бахнет донцем по перилам, разобьет и заколет «розочкой». Но Роман внезапно остановился, слизал остатки пива с тыльной стороны ладони и захохотал.

— Вот, настоящая жизнь: нерв, эмоция! — ревел он сквозь смех. — Главное, не сердись, старичок.

— Я тебе не старичок, козлина, — зло буркнул Костик, вытирая выступившие на глазах слезы.

— Ну-ну, только не плачь. А то обидишься на соседа, и что потом будем делать? Воевать?

— В смысле «на соседа»? — Чуть ли не по слогам произнес Костик, пытаясь осознать услышанное.

Роман в два шага подошел к мусоропроводу — оказалось, в нише припрятана еще одна бутылка «Ледокола». Взял с подоконника зажигалку, поддел крышку — отлетела с хлопком. Хлюпнул, всасывая пену из горлышка, и проговорил:

— Зацени, как бурлит. Прикинь, у меня там не пиво, а какой-нибудь кипящий бульон.

— Так вы здесь живете?

Костик недоверчиво рассматривал соседа. Рубашка ему как раз, а вот брюки великоваты, морщат под ремнем.

— Ага, вон там. — Роман неопределенно махнул ручищей. — Ты извини, если напугал, это я так дурачусь. Просто нравится, когда люди внезапно чувствуют по-настоящему. А то работа, дом, работа. День за день, нынче как вчера.

Неужели это пивной мужик? Представлял его совсем по-другому: заплывшим, нервным, с кроличьими глазами. А этот гладко выбрит, свеж и полон сил. Да и вообще не похож на пьющего.

— Скажите, это не вы на лестнице по утрам пустые пивные банки оставляете?

— Допустим, — загадочно улыбнулся Роман.

Стоп… Может, сосед неправильно понял?

— Еще ставите их всегда на одно место…

Роман не дал закончить:

— Ага, на вторую ступеньку. А ты, случаем, не из ЖЭКа?

— Нет, какой там.

Костик отлип от стены и продолжил заинтересованно:

— Знаете, меня это ваше пиво так зацепило! Вы же в основном берете то, где скидка побольше?

— Тю! — Роман покачал головой. — Скидки-то тут при чем?

— Хорошо, можем и пошире взять: выбираете то, что подешевле.

— Господи, Костя! Мне за тебя страшно. Цены, скидки, ты еще скажи: «По понедельникам с первой полки, по вторникам со второй».

Роман сделал несколько больших глотков: кадык выпирал, будто поперек горла стало куриное крыло. Оторвался от бутылки, гулко рыгнул, вытер губы и проговорил:

— Ты не подумай, цены, скидки, все это понятно. Но важно-то другое. На вот, глотни.

Костик взял протянутую бутылку. На этикетке ледокол, идущий через синие льдины. Внизу надпись «Крепкое» и крупная красная восьмерка. Пробовать не хотелось.

— Я с пивом как-то не очень.

— Глотни, Костя, иначе не поймешь.

Костик умоляюще посмотрел на соседа, но тот лишь развел руками, мол, куда теперь тебе деваться.

Эх, ладно. Отхлебнул — тяжелый, приторный вкус. Проглотил — и аж передернуло: спиртяга-спиртягой. Видимо, добавляют сахар, чтобы было не так противно.

— Ну? Чувствуешь?

Сколько неподдельного интереса в голосе. Будто Роман — четырехлетка, который дал другу покатать свою любимую машинку.

— Сладко…

— Еще? — с надеждой спросил Роман.

— Дрянь. Туда водки добавили, что ли?

Хотелось прополоскать рот. Тошнотная сладость обволакивала небо, неприятно щекотала нос. Жесть, каждый день пить это пойло…

Костик ждал новых вопросов, но сосед лишь разочарованно помотал головой. Пошарил по карманам, вынул из смятой пачки изогнутую чуть ли не вопросительным знаком сигарету, отпер фрамугу и закурил.

Вот ведь выдался денек: сначала зрелище перелома, теперь эта странная сцена. Подъезд, Костик с бутылкой дешевого пива, сосед печально смотрит в открытое окно, выпуская дым из квадратных ноздрей.

Этажом ниже скрипнули двери лифта, послышалось тихое, старушечье, шарканье.

— Хватит курить, полицию вызову!

Действительно старушка: слабый голос дрожит, будто овца блеет. Сосед не реагирует, задумчиво дует на сигарету — пепла уже нет и с покрасневшего уголька летят мелкие искры.

Костик шагнул к лестнице. Бабулька, сутулая, седые волосы собраны на макушке в хвост — не голова, а высохшая луковица. Мешковатый кардиган и серая, безразмерная юбка, на ногах сандалии на шерстяной носок.

— Парень, сейчас участковому позвоню, штраф выпишут.

— Да не курю я, — ответил Костик и поднял руки, будто на него наставили ружье.

— Тогда за пиво влепят. Молодой, а уже алка-а-аш, — старушке не хватило воздуха, и она опять заблеяла.

— Баб Ань, простите, больше не будем,— пробасил над ухом Роман.

— Ох, боже.

Старушка блаженно расплылась — мокрая вставная челюсть вылезла изо рта. Поймала и неожиданно резким движением задвинула обратно.

— Боже, Ромочка. А как одет. Жених!

В голосе столько радости, что показалось — это ее внук приехал в гости.

— Как у вас дела, баб Ань? Здоровье, главное, в порядке? — от громкого, густого баса подъезд завибрировал.

— Ничего, сынок. Ничего. Вот в поликлинику ходила, к неврологу. Потом в магазин за маслом забежала.

— Тяжело, наверное, держать? Давайте-ка помогу.

Старушка замотала крошечной головой, но Роман уже спустился на пролет и мягко взял у нее ветхую, истерзанную сумку — ручки, видимо, давно порванные, завязаны узлами.

— Спасибо, Ромочка. А это кто с тобой?

Бабулька подозрительно посмотрела на Костика — оно и понятно, странная одежда, бутылка пива.

— Наш сосед новый, Константин.

— Из семьдесят второй?

Роман кивнул, старушка сердито продолжила:

— Сдают черт знает кому, до него были крашеные, этот — алкаш. Ты, Костя, потянулся бы к прекрасному, тем более вон с кем познакомился. Роман Валерьевич наша гордость: корифей, лауреат.

Не иначе как пивных премий. Костик ухмыльнулся. Черт, похоже заметила.

— Послушал бы умных людей, а то лыбится он.

Старушка распереживалась, вцепилась в соседа.

— Спокойно, — Роман освободил руку, приобнял баб Аню, повел к ближайшей квартире. — Вам нервничать нельзя. Да и какой я корифей. Так, скромный труженик пера. Ключи далеко?

Полезла в отвислый карман кардигана, брякнула, завозилась с замками.

— Ладно, — пробубнила уже на пороге. — Ромочка, ты уж, пожалуйста, не кури. А то во все комнаты тянет, задыхаюсь.

— Хорошо, баб Ань, буду на этаж спускаться. Счастливо.

Кивнула, захлопнула дверь — на потертой дерматиновой обивке две латунные шестерки. Роман дотронулся до правой, улыбнулся. Легко, как бы в несколько прыжков, взбежал на лестничную площадку к Костику. Снова подошел к окну и проговорил:

— Чудесная женщина, долгожительница. Решили на следующий год, когда ей девяносто шесть стукнет — первую цифру номера квартиры перевернем, а когда девяносто девять исполнится — вторую.

От того, как потеплел могучий бас, и Костик проникся к баб Ане какой-то родственной нежностью. А поймав себя на этом, задумался — не опьянел ли он от одного глотка?

— Бутылку-то заберите.

Костик протянул соседу «Ледокол». Пиво не холодило руку — нагрелось. Наверное, на вкус стало еще паршивее.

— Нет, брат, погоди. С тобой мы еще не закончили. Как ты сказал, будто водки влили? Ух, Костя, таких бесчувственных еще поискать. Ни воображения, ни эмоций, одно слово — робот. А теперь эксперимент: глоток я, глоток ты. Потом закрыть глаза и молча слушать старшего товарища.

Роман взял бутылку, хлебнул. Костик замотал головой.

— Все, блин, выполнять! — сосед рявкнул так, что волю Костика парализовало.

Делать нечего, отпил: опять едкая, блевотная мерзость, спирт. Скривился, еле проглотил. Роман тем временем басил:

— Великолепный, интенсивный аромат, благородная солодовая сладость. Ощущается карамель. Попробуй ее почувствовать. Еще глоточек.

Костик закатил глаза. Казалось: он шкет-семиклашка, которого поймали старшаки, чтобы напоить и посмеяться. Попытался сделать вид, что пьет, но, когда поднес бутылку к губам, случайно хлебнул.

— Молодец. — Роман одобрительно показал большой палец. — И отпусти воображение, вспомни себя ребенком: лето, дача с крапивой и ободранными коленками, ириска прилипла к зубам, так что рот еле открывается.

От этих ярких, простых образов Костику почудилось: через тяжелую, хмельную сладость и правда пробивается далекий, детский вкус. Кивнул соседу, мол, правда ириска. Через секунду сладость схлынула и в нос снова ударил терпкий спирт. Откашлялся, густо сплюнул.

— Вот-вот, — улыбнулся Роман, — а теперь попытайся ощутить мощное, полынное послевкусие.

После этих слов Костика чуть не вывернуло. Вспомнилась родная квартира в Долгопрудном, мать разводит настойку полыни. Заставляет пить и приговаривает, пока Костик давится горькой рюмкой: «Для аппетита, а то вон какой худой». Но как же интересно работает человеческий мозг. Одно слово — а прошибло, как тогда.

— Так вот, Костя, главное — это не цена, не скидки. Важен образ, ощущение. Вот я делаю глоток — и бамц, мне уже не пятьдесят, а двадцать. Жил тогда в самом центре, на «Павелецкой», в Третьем Монетчиковском. Не квартира, а убитая конура, но сейчас не об этом. В соседнем дворе была кондитерская фабрика, почему-то обнесенная толстенным бетонным забором, по верху пущена колючая проволока. Воскресное июньское утро, трясешься в пустом вагоне откуда-нибудь с «Юго-Западной». Выходишь из метро, по небу перистые облака, будто расплывшиеся полосы от десятков гигантских самолетов. А в воздухе приторный запах жженого сахара. И такой сильный, что кажется: будто ты не в центре Москвы, а внутри формы, которую начали заливать вязкой, растопленной карамелью.

Костик внезапно представил: тихий центр Москвы, дворник курит, присев на яркую, кислотно-зеленую ограду. Ему бы аккуратнее, покрасили ведь недавно. Вдруг из-за поворота густой поток, и уже не улица, а русло. Город затапливает, будто в фильме-катастрофе. Только здесь тягучая сладкая карамель. Заползает в подъезды, поднимается до открытых окон, обволакивает, уносит автомобили.

— Зачем язык без образов: писать инструкции к микроволновкам и холодильникам? Понимаешь?

— Немного.

— Карамель-то на языке появилась?

— Эм, очень отдаленно, — неуверенно ответил Костик.

— Тьфу, блин. Без воображения нет жизни. Вот посмотри.

Роман допил пиво, бутылка загрохотала в мусоропроводе. Продолжил, не отпуская крышку:

— Вот эта дверца, например, один в один печная топка. Ладно, про это еще рано. Давай пока по-простому. Пригласил ты девушку в ресторан: накрахмаленные скатерти, хрустальные бокалы на тонких ножках-стебельках. Она, скажем, в платье — вырез, белые плечи, нежная шея. Налили вина, несут закуски.

— Ну и где тут воображение? — перебил Костик.

— Погоди, — сосед поднял указательный палец, — черт, сбился.

Роман открыл вторую фрамугу, закурил. Бедная баба Аня: не скончалась бы, в газовой-то камере. Костик решил не напоминать про старушку и просто подсказал:

— Ресторан, девушка.

Сосед оперся локтем о подоконник, выставил сигарету на улицу.

— Точно! Ужин в красивом месте. Вроде сидишь, ешь: а сам вместо этого представляешь, как на заднем сиденье такси в полумраке с косыми бегущими отсветами найдешь руку девушки. Как вы будете прощаться у совершенно обычного, панельного, подъезда: на двери шелуха объявлений, скамейка с поломанной спинкой, неряшливый куст. А когда потянешься, чтобы поцеловать, вдруг вывалится курить пьяная компания. И от этих мыслей одновременно тревожно и радостно. Важно прочувствовать, что все начинается с воображения, Костя, иначе жизнь будет черствой и серой.

Сосед глубоко затянулся. Пока говорил, сигарета истлела до половины. Задумчиво выдохнул дым прямо в лицо Костику — будто он шаман и проводит обряд инициации.

— Аккуратнее, а то не только бабуля задохнется, — Костик закашлялся, замахал ладонью.

— Точно, — Роман повернулся к фрамуге, сделал три быстрые затяжки и щелчком запустил сигарету в вечереющее небо. — Ладно, мне пора, так что давай вот как поступим. Я за тобой зайду утром, где-нибудь в полдевятого, и поедем в мой любимый лес — послушаем птиц, понаблюдаем за деревьями. И вот там все поймешь.

Костик смутился. Ехать в лес с этим мужиком, да еще так рано...

— Не уверен насчет завтра. На единственный оставшийся выходной планы были.

— Вот, воображение, вижу, заработало! Молодец! — Роман было улыбнулся, но продолжил уже серьезно: — Только мне не надо брехать. Какие планы, целый день пролежать на диване с ноутбуком?

Черт, насколько же в точку. Уши горят, наверняка покраснели. Костик потупился, пытаясь придумать ответ. Помог сам Роман:

— Хрен с тобой. Дай-ка мне свой номер, я тебе вечером напишу и договоримся.

Костик облегченно продиктовал цифры. Ну хоть так.

— Сейчас я тебе звякну — Роман приложил телефон к уху.

В подъезде так тихо, что в трубке соседа слышны отдаленные, глухие гудки. Роман взглянул недоверчиво, мол, не обман ли. Костик лишь пожал плечами. Забавно, вроде стоят в полутора метрах друг от друга, а сигнал идет так долго — на перекладных. Наконец, звонок прошел и в кармане завибрировал мобильник.

Достал — вызов с номера, где после кода оператора одни семерки.

— Круто, — усмехнулся Костик и показал соседу экран.

— Ага, один депутат подарил, сказал, нравятся мои книги. Мол, через них реальность по-другому осознает. Приятный, умный мужик.

— Кстати про книги, а как ваша фамилия? — спросил Костик, сбрасывая вызов.

— Ковальков. Погугли вечером. Ладно, отлично поболтали, но мне еще кое-куда успеть надо. Ты домой сейчас?

Костик кивнул. Роман захлопнул фрамуги, сказал:

— Тогда пойдем.

Поднялись к квартирам — сумрачная площадка последнего этажа. Костик замешкался, а Роман пробасил:

— Мне направо.

Кивнул на дверь — благородный отлив толстого металла, клепки как на древнем броненосце, а вообще-то не скажешь, что тут живет корифей. Костик достал и зачем-то крутанул на пальце ключи: сорвались, брякнули об пол. Поднял — ладони в пыли. Смущенно проговорил:

— Наверное, без рукопожатий.

Сосед улыбнулся, подмигнул.

— Пока, я наберу.

Роман подошел к своей двери, просто дернул ручку — открыто. Даже не запирает. Какой же все-таки здоровенный. Нагнул голову, чтобы не врезаться лбом в железную притолоку. Длиннорукий, тонконогий, похож на жука-палочника.

Дома Костик сразу лег в ванну — после такого денечка надо как следует отмокнуть. Растянулся, закрыл глаза, и вдруг испытал странное ощущение нереальности произошедшего. Резко сел, вода плеснула через край. На секунду показалось, лампочка над зеркалом светит ярче обычного. Стоп, это же полный бред. Обернулся, нашарил мобильник на стиральной машине. Надо загуглить соседа, и все придет в норму. От мокрых пальцев по экрану капли — ткнул в иконку браузера, открылась и заиграла музыка. Черт, даже руки перестали слушаться. Смахнул капли с телефона, вытер ладонь об щеку — вроде заработало.

Вбил в строку поисковика: «Роман Ковальков». Господи, сколько всего — ссылки на книжные сайты, фотографии, статья в Википедии, видеоинтервью и подкасты. Оказывается, сосед — автор семи романов, несчетного количества повестей и рассказов, лауреат премий «Русский роман года», «Царское Село». Вау.

Включил случайное видео — а это ток-шоу на Первом канале. Роман в ослепительно-белой рубашке, на воротнике черный жучок микрофона. Пожилой лысый мужчина, похожий на профессора Ксавьера из фильмов про людей Икс задает Роману сложные, глубокие вопросы.

— Как бы вы хотели умереть?

— Посреди дня на людной улице. Чтобы случайный прохожий осознал: жизнь существует только благодаря смерти.

— Что вы больше всего ненавидите?

— Тратить время на то, что мне не нравится.

Следом ролик трехлетней давности. Когда переключал, обратил внимание: на видео несколько миллионов просмотров. Жесть. В кадре Роман, весь джинсовый, помолодевший, и субтильный хохлатый журналист прогуливаются вдоль амстердамских каналов.

— Расскажите про технологию создания ваших произведений?

— Обычно все начинается с ощущения, с малого зернышка. Вот существует, например, некий социальный порядок. Приходишь в ресторан или на массаж — и тебя должны обслужить. А что будет, если в один момент этот порядок нарушится? Почему это произошло? Что почувствует персонаж?

Ничего себе, и этот человек оставляет пивные бутылки на лестнице подъезда в обычной панельке на Филях. Костик отложил мобильник, открыл слив в ванне, встал под душ. Может, не соскакивать с поездки в лес? Интересно же, настоящий писатель. Да еще какой — федеральное телевидение, милионная аудитория на ютубе. А дома наверняка несколько полок с наградами. Эх, ладно, похоже надо ехать, не каждый день такое приглашение.

Ванная превратилась в хамам. Костик открыл дверь, из-под потолка сошла паровая лавина. С балкона потянуло свежим воздухом, какой же кайф. Толком не вытерся, влез в домашнее и в комнату — по полу мокрый след, будто от гигантской улитки. Плюхнулся на диван, раскрыл ноутбук. Сериалы достали, включишь — засосет на целый день. Очнешься вечером: голова болит, что смотрел, не помнишь. Лучше изучить книги Романа — подготовиться к завтрашней поездке, узнать, за что нынче награждают.

Отыскал ссылки: романы надо покупать, а вот повести, напечатанные в журналах, — в свободном доступе. Ткнул в первую попавшуюся.

Тут же застучали колеса электрички, Костик прижался к вагонному окну —заляпано высохшей рябью дождя, точно на нем чистили рыбу. Прищурился, вгляделся в расстилавшийся пейзаж: плоский и низкий, полосатый, как домотканый половик. Влажная трава перестилалась блекловатой желтизной каких-то хлебов. В вагоне смурные, комковатые пассажиры с туго набитыми спортивными сумками, с баклажками пива — не разобрать, на работу или с работы?

Далекая подмосковная деревня Важа: разбитая платформа, едкий хлорный запах от бетонного общественного сортира, одинокий бомбила на ржавом «Запорожце».

— Мне бы к Смолякову, — неуверенно проговорил Костик.

Водитель скривил рот, покатал из угла в угол незажженную папиросу.

— Полтинник. Только вот не надо тебе туда, парнишка.

Ухабистая дорога, обочина в мокрых сорняках. «Запорчик», пыхтя и вздыхая, влез на пригорок, и Костику открылось спокойное, синее озеро, далекие, покатые деревенские крыши, похожие на шляпки грибов. И как сюда занесло коллегу-репортера, снявшего сюжет про некогда знаменитого советского артиста?

На спуске к воде дорога сделалась глаже. Издалека заметил: один участок напоминает средневековую крепость. Двухсотлетний бревенчатый домина за неприступным частоколом, похожим на гигантские заточенные карандаши. Наверняка это и есть усадьба Смолякова. И точно — водитель ткнул в стекло заскорузлым пальцем, сказал:

— Почти приехали. Вон, Важский кремль. И номер мой запиши. Смоляков все равно говорить не станет, а назад пешком замучаешься.

Костик отпустил бомбилу, заколотил в ворота, закричал хозяину. За забором утробный рык невидимой собаки.

— Господин Смоляков, это из редакции «Московского Вестника», — пытался перекричать надрывавшуюся псину, но бесполезно.

Ничего-ничего. Костик подобрал палку, размахнулся, запульнул — гулко стукнулась обо что-то деревянное. Вдруг резкий посвист и рычание тут же стихло.

— Товарищ Смоляков, не найдется пары минут, пообщаться? — заорал Костик, взывая к славному советскому прошлому артиста.

В ответ — гулкий выстрел, в деревенской тишине больше похожий на гром, покатившийся по небу.

Бухнуло еще, и еще. Костик выглянул в окно: в парке под окнами салют. Букеты из ярких огненных брызг — алые астры, голубоватые пионы, белые гортензии. Грохочет, блистает, только непонятно в честь чего. Может, какой-то праздник, или так, без повода?

Вдруг завибрировал мобильник: Роман.

— Дома? — сурово спросил сосед.

По телефону голос казался еще глуше, чем в жизни, даже чуть потрескивал, так что на секунду показалось — говорят сами помехи.

— Алло, тут.

— Слышишь, салют в твою честь. Празднуем завтрашнюю поездку в лес. Все в силе?

Костик улыбнулся.

— Ага. Во сколько встречаемся?

— Давай в полдевятого внизу, у подъезда.

— Договорились.

На половине слова пошли гудки. Резкий какой. Ну ладно, корифеи, что с них взять.

Не ожидал, что так легко согласился. Видимо, повлиял текст: удивительное ощущение, будто час назад и правда вывалился из тряской электрички на старой подмосковной платформе, затем ехал сквозь заросли борщевика, долбился в ворота к нелюдимому актеру. Надо же как зацепил. А в основе, как говорил Роман: воображение.

Чтение-чтением, а лечь стоит пораньше. Чтобы выйти в половине девятого, надо встать в семь — пока приедет доставка еды, пока умыться, одеться. Перед сном открыл окно. Лес шумит от ветра, а в полудреме кажется, будто это помехи в эфире.

Следующим утром встал легко — за пару минуту до будильника. Как перед экзаменом или важной встречей. Черт знает как это работает. После завтрака вдруг вспомнил свой вчерашний нелепый вид и решил-таки достать из шкафа новую спортивную форму. Влез в штаны и ветровку, затянул молнию до подбородка, зашнуровал кроссовки, проскрипел по кафельному полу к зеркалу в прихожей. Другое дело. Как там говорила мать: главное, чтобы костюмчик сидел!

Вот так и ехать не стыдно. Взял ключи, кошелек, мобильник. Подумал про пауэрбанк, но решил не заморачиваться — вряд ли лес далеко, а телефон хорошо держит заряд. Все, половина девятого, пора. Интересно, как у корифеев с опозданиями.

Роман уже ждал у подъезда, ковыряясь в мобильнике. Тоже оделся по-спортивному — в легких найковских штанах, черном лонгсливе и стеганом жилете. Услышал скрежет подъездной двери — поднял глаза на Костика.

— Опоздал всего на две минуты, — пробасил сосед, убирая телефон в карман.

— Прошу прощения. Я обычно стараюсь вовремя, — смущенно проговорил Костик, протягивая Роману пятерню.

Роман сжал ладонь так, что пальцы слиплись, снова приобнял и хлопнул по плечу. Вчера Костику показалось, руки у соседа тоненькие, а сейчас заметил бицепсы под перфорированной тканью.

— Да ладно тебе, шучу. Ну что, погнали? Вон, моя ласточка, — Роман кивнул в сторону машин, припаркованных возле бело-голубой трансформаторной будки.

Костик сразу понял, какая из них принадлежит соседу, — длиннющий, обтекаемый, облитый блеском, черный раритетный «Ягуар». Конечно, не может же корифей ездить на миниатюрном «Ниссанчике» или красном «Опеле», загаженном птицами и похожем на мухомор.

И точно. Роман бодро подошел к «Ягуару», распахнул водительскую дверь — широченная, будто крыло самолета. Костик обошел с другой стороны, дернул длинную металлическую ручку — точь-в-точь такая была на дачном холодильнике «ЗиЛ». На бежевой коже сидений ни трещинки, словно только с завода. Приборная панель отделана роскошным деревом, напоминающим янтарь. Залез внутрь, устроился — мягко, как на диване.

— Нравится?

— Обалдеть…

— Эксклюзив, таких всего двести восемьдесят штук произвели. Серия «Ле-Ман». — Роман нежно коснулся панели. — Тут у нас карельская береза, кожа-рожа, в общем, все как полагается.

— Давно вы на ней рассекаете? — с придыханием спросил восхищенный Костик.

— Ты пристегивайся, тронемся, и все расскажу.

Роман повернул ключ в замке зажигания — по сиденьям дрожь, рык мотора. Костик потянулся к ремню безопасности и вдруг осознал, что сидит с распахнутой дверью. Постарался закрыть аккуратно, но все равно бухнул.

— Что ж ты так хлопаешь. Не в маршрутке, — рассмеялся Роман.

— Простите, — Смущенно и как-то по-детски проговорил Костик.

Роман включил заднюю передачу, выехал на середину двора.

— Погнали, Костян.

Толкнул кожаный набалдашник коробки передач — на серебряной ножке, точь-в-точь благородная трость. Открыл окно, вдавил кнопку прикуривателя — отщелкнулась, когда вырулили из двора. Сигарету по-ковбойски, в угол рта, коснулся кончиком раскаленной спирали, пыхнул. Вспомнилось детство, дорога на дачу — палящий июль, многокилометровая пробка на Дмитровском шоссе, жаркое марево выхлопных газов, нагретых крыш. Дед курит без остановки — после этих поездок волосы пахнут табаком несколько дней. Сегодня тоже все провоняет, и новый костюм.

Петляли знакомыми улочками. Почти каждый мужик оборачивается на урчащий «Ягуар» — странное, приятное ощущение.

— Прикольно, конечно, все смотрят, — проговорил Костик.

— Да, дружище, — хохотнул Роман и затушил сигарету в хромированной пепельнице. — Как говорится, почувствуй себя красивой девушкой.

Остановились всего один раз, на светофоре, перед крутым поворотом налево, после которого вокруг стало больше пространства. Костику показалось — молчать неловко, поэтому спросил:

— Долго нам? И вообще какой план?

— Часа три, не меньше. А так, приедем, прогуляемся, попробуем воображение расшевелить, — загадочно улыбнулся Роман.

Широкая улица, типовые новостройки с наростами черных балконов. За плавным изгибом показался храм с зелеными чешуйчатыми куполами. Он рос, как гриб из передачи о природе: быстро, в ускоренной съемке. Странное, сильное ощущение.

— Кстати, вчера прочел ваш рассказ про Смолякова и его борьбу с ураганом.

— Хм, и как?

— Невероятно. Будто сам в Подмосковье съездил. Но так и не понял, как это получается.

— Да очень просто — яркие, зримые метафоры цепляются за твои собственные ощущения, как рыболовный крючок. А дальше тяни леску, подсекай. Память наша интересно устроена. В оперативке места немного, основное погружается в подкорку. Там воспоминания как бы дозревают, превращаются в образы, и потом, если их зацепить, всплывают во всей красе.

— А можно пример? — Костик сосредоточенно нахмурился.

— Помнишь что-то из того, что вчера прочел?

— Ага. Про вагонное окно в высохших каплях дождя, которое выглядит, как будто на нем чистили рыбу.

— Отлично. Только вот, кажется, ты сам только что понял, почему это сработало. Правда?

— Наверное… — задумчиво пробормотал Костик.

Зимний Подольск, дворы, дорога по темноте, ноги скользят и вязнут в рыхлом снегу. Смутно знакомый дом, над подъездом тусклая желтая лампочка. Сразу за тяжелой, скрипучей дверью темная лужа. Мать хватает поперек живота, переносит через нее — и вот Костик уже карабкается по лестнице, не замочив ботинок.

Шестиметровая кухонька в бабушкиной квартире. На плите белые, с черными сколами, кастрюли, из раковины странный, болотный запах.

— Замоталась и ничего не успела. Но ладно, тут быстро, полчасика — и будем ужинать.

Бабушка засуетилась — поставила на клеенку глубокую плошку, положила разделочную доску. Потом за хвост вытащила из раковины здоровенную рыбину, шлепнула на деревяшку. Зеленоватая, головастая, с застывшим глазом, похожим на пуговицу с папиной рубашки. Тронул, пока бабушка не видит — склизкий и мягкий, как холодец, а плавник колется.

— Обычно рыба зимой впадает в спячку. Ну, как медведи. Но не толстолобик, — проговорила бабушка и достала из ящика длинный нож, похожий на пиратскую саблю.

Провела лезвием по блестящему рыбьему боку, взъерошила, чешуя хлопьями по столу — серебрится, как свежий снег. Вдруг Костик заметил: и на руках у бабушки снежинки, только не тают. А когда она вытирала стол влажной тряпкой, на секунду показалось, вся клеенка в каплях дождя.

— Понял же? — спросил Роман настойчиво.

— Получается, у всех были блестки чешуи на столе.

— Во-о-о-т. Направление верное. Только рыба разная — карп, лещ, плотвичка. У тебя, вот, какая?

— Толстолобик… — пробормотал Костик.

— Великолепно! Я, если честно, про тебя сперва именно этим словом подумал. А так смотришь, вроде начал вкуривать.

Сперва вдоль широкого шоссе мелькали серые хлипковатые здания складов, магазинчики, обшитые сайдингом, поселковые домики, а когда полос вдруг стало две, вокруг зазеленело. Слева и справа лиственный лес, в глубине верхушки редких темных елей, иногда деревья расступаются, покато стелются поля, за ними то крошечная водонапорная башня, то капелька золота — церковный куполок.

Через час заехали на заправку — сладковатый запах бензина, приземи­стый торговый павильончик, сбоку от него цистерна, похожая на гигантскую рыжую пилюлю. Костик вылез из машины, потянулся, размял затекшие ноги, поприседал.

— Девяносто пятого, до краев, — Роман захлопнул водительскую дверь и теперь хрустел шеей.

Узбек в красной форменной футболке снял заправочный пистолет и замешкался с бензобаком.

— Нажмите на клапан посильнее, откроется, — Роман повернулся к Костику и продолжил: Будешь хот-дог?

— Да, только давайте я вас угощу.

— Тогда пойдем, — улыбнулся Роман.

Стойка с моторным маслом, рядом стеллажи с энергетиками. Удивительно сходное оформление: яркие, крупные надписи, молнии, языки огня. Возле кассы прилавок с сосисками. Роман выбрал свиную, а Костик говяжью, завернутую в бекон. Продавщица, высокая и худая, с непримечательным, как бы смазанным лицом, собирала хот-доги.

— У вас же сосиски не из собачатины? — попытался пошутить Роман.

Продавщица подняла на него блеклые глаза, удивленно вздернула брови и тихо, как бы на выдохе, выругалась. Роман повернулся к Костику, подмигнул и пожал плечами, мол, никакого чувства юмора. Интересно, конечно, что он за человек — пьет пиво в обычном подъезде, дружит со старушкой-соседкой, глупо шутит, при этом за последние несколько лет забрал все литературные премии, водит дорогущий раритетный автомобиль, а номер телефона из одних семерок. Непонятно, как это сочетается?

Продавщица все копалась — хлюпнула бутылкой с горчицей, выдавила пару капель, полезла в ящик за новой. Роман сокрушенно покачал головой:

— Пойду пока машину отгоню.

Неужели и у этой, мертвенно-усталой, особы есть воображение? А что, если для нее чешуя — серебристые блестки, которые они с подружкой однажды мазали на щеки перед Новым годом. Сыпанула на сосиски сушеного лука — выглядит как древесная стружка. Передала Костику два горячих свертка: хмурая, даже не улыбнулась. Ну и ладно.

На улице огляделся: «Ягуар» припаркован на выезде с заправки, сбоку от павильончика зеленый шатер. Заглянул — Роман закинул ноги на пластиковый стол, развалился, балансирует на хлипком стуле. За его спиной, в углу, составлены такие же колченогие: с подвернутыми, сломанными пополам ножками — травмпункт или больница.

— Верите, что эта кассирша способна мечтать? — Костик протянул соседу сосиску.

— Костя, ты чересчур буквально мои слова воспринял. Мечты тут ни при чем. Я про общие принципы говорил, а не про конкретику. Еще раз — образ работает, цепляясь за воспоминания и бессознательное, причем не только личное, но и коллективное. Надо ощутить эту связь.

Роман повертел хот-дог, будто решал, с какой стороны начать. Пробормотал что-то, хищно впился в булку и продолжил, чавкая:

— Представь, что миру добавилось еще одно измерение, и подумай, насколько ярче и богаче он станет!

— Действительно, это совсем не про мечты… — проговорил Костик, усаживаясь.

— Ты, главное, кушать не забывай, а то застрянем тут, — гоготнул сосед.

Сосиска остыла, показалось, кусаешь резиновый шланг. Начал механиче­ски жевать. Блин, вроде на поверхности все ясно, а задумаешься — какая-то эзотерика. А самое непонятное, зачем сосед устроил эту поездку. Подмосковный роуд-трип, прямо анекдот: собрались как-то раз известный писатель и молодой аналитик в лес, сели в «Ягуар»...

Когда доел, почувствовал — испачкался, включил фронтальную камеру на мобильнике. По щекам кетчуп, а сверху налип сушеный лук. Ну точно, наполовину сбритая клочковатая борода. Так вот оно, четвертое измерение. Костик рассмеялся, проговорил:

— Кажется, начинаю понимать. Не найдется чем рот вытереть?

Роман потянулся к столу, нашел в куче смятых салфеток чистую, развернул, протянул Костику:

— Ё-мое, ну и борода у тебя, старичок.

Почему-то было радостно, что Роман тоже заметил луковую щетину. Костик улыбнулся, вытерся и спросил:

— Едем?

— Сейчас сигаретку выкурю. После обеда: святое дело.

В шатре стало душно, тот же парник. Костик собрал со стола мусор, вышел на улицу.

Августовское солнце уже не жарит, хотя светит, так, что экран мобильника совсем тусклый — даже когда прибавил яркости, едва видно. Открыл приложение навигатора: отъехали от Москвы примерно на сотню километров. Проскролил карту — вдоль шоссе зеленые сектора леса, сквозь них извилистые речушки. Интересно, сколько еще? Кажется, уже и до Золотого Кольца недалеко.

Подошел к «Яугару», присел на багажник и вдруг подпрыгнул — горячо, будто прислонился к печке в дачной парилке. Бросило в пот, снял ветровку, повязал на пояс. Из-за спины смех и сочный бас Романа:

— Сегодня у нас на обед стейк?

— Ага, с кровью, — недовольно проговорил Костик.

— Ты аккуратнее, аппарат на солнце греется так, что можно яичницу жарить. Ну ладно, пострадавший, надеюсь сидеть сможешь. Прыгай, поехали.

В салоне душно до дурноты. В «Ягуаре» кнопки стеклоподъемников не как обычно на двери, а возле коробки передач. Роман завел мотор, нажал обе разом, подождал, пока опустятся стекла, и с ревом рванул с места.

На трассе разогнались. Ветер свистит, хлещет в лицо, мешает вдохнуть. Роман повернул выключатель на панели управления, почти прокричал:

— Сейчас кондей разойдется, задраим люки.

Костик внезапно захотел высунуть голову в окно. Волосы наверх, слезы в уголках глаз — как в детстве, когда толстопалая парикмахерша после стрижки направляла ему фен прямо в лицо. Получается, воспоминания начали всплывать.

Послышалось отдаленное, но очень знакомое треньканье гитары. Сквозь ветер донеслось:

— Эй, возвращайся в салон, такая песня по радио!

Когда Костик втянулся обратно в салон, Роман закрыл окна, сделал магнитолу погромче. Колонки посипывали, будто певец чуть простужен:

Если любовь не сбудется,

Ты поступай как хочется.

Роман подпевал, немного отставая, — казалось он переводит фильм с иностранного языка. Господи, похоже, станция, где крутят одно ретро. После короткого проигрыша голос затянул: «Мечта сбыва-а-е-е-тся, и не сбыва-а-е-е-тся».

Роман вдруг убрал правую руку с руля и начал колотить кулаком в крышу. Пропустил пару строк, а потом внезапно схватил Костика за колено и грянул:

— Но все хорошее не забывается, а все хорошее и есть мечта!..

Костик испуганно вжался в дверь, попробовал освободить ногу, но Роман не отпускал.

— Вникни, Костя, осознай глубину мысли. Философский текст Михаила Танича, а поет Юрий Антонов.

Звонкий, сильный голос с придыханием выводил второй куплет. Было что-то про нечаянную любовь, про сердце, где эта любовь, само собой, должна поселиться, но Костик не мог толком разобрать слов, потому что Роман не останавливаясь басил:

— Скажи-ка для начала, Костя. Ты любил? Или хотя бы мечтал о чем-нибудь, по-настоящему?

От этих странных вопросов Костик смутился, пробормотал что-то невнятное.

— Любил? — наседал Роман.

Спас припев. «Мечта сбывается и не сбывается!» — снова заревел Роман, как-то опасно прибавляя газу. Догнали черный мерседес, резко вильнули влево, на встречку. Какая-то горбатая машинка замигала фарами и заорала со страху. Мерседес промелькнул, словно мазок туши. Увильнули, выровнялись. Роман вырубил кондиционер, чтоб машина шла быстрее, еще поддал.

Деревья на обочинах слились в зеленые полосы. Машины проносились мимо, точно пущенные из рогатки камни, и стремительно уменьшались в зеркалах заднего вида. Костик старался не дышать, переживал, что любое движение может нарушить какой-то странный баланс, благодаря которому они еще не врезались и не перевернулись.

«А все хорошее и есть мечта», — подхватил Роман. Под колесами шумит, впереди что-то дребезжит под капотом, Костику показалось — развалятся или взлетят. Из колонок соло, гитара звучит, будто садовую пилу сгибают пополам.

— …и-е-е-есть мечта, — тянул Роман под затихающий бой барабанов.

Когда музыка растворилась в треске эфира, корифей резким движением вырубил магнитолу, щелкнул включателем кондея и начал немного притормаживать. Костик внезапно почувствовал — лоб вспотел, от капель вискам щекотно. Тихо спросил:

— Какая была скорость?

— Если честно, не следил. Скорее всего, что-то в районе двухсот пятидесяти.

— Мы ж умереть могли, какой, блин, в этом смысл, — вдруг не выдержал Костик.

Роман медленно, будто пытался сдержаться, вдохнул через нос. Шумно, пофыркивая, выдохнул. Повернулся, посмотрел Костику в глаза — стало страшно. Как бы чего не сделал.

— Я не то, что сильно против, но как-то тревожно, — попробовал оправдаться Костик.

— Не сильно против умереть, значит? — пробасил Роман и резко крутанул руль вправо.

Блеснул железный отбойник. Костик взвизгнул, на секунду показалось — конец, Роман вывернул руль обратно, так что «Ягуар» прошел в миллиметрах от металлического ограждения. Сзади протяжно загудели. Роман коротко просигналил в ответ и снова начал набирать скорость.

— Говоришь, не против, а пищишь, как школьница. Нет у тебя куража, сосед. А без него в наше время нельзя.

Костик выпучил глаза, казалось, поднятые брови скотчем приклеили ко лбу. Попытался что-то сказать, но лишь несколько раз беззвучно открыл рот. Стало жутко — ведь корифей реально сумасшедший. Таких в психушку, в изоляцию, в специальную писательскую палату под номером шесть. А им вместо этого премии и гонорары.

— Теперь, пожалуйста, сосредоточься на разговоре, потому что это важно, — сухо отчеканил Роман.

Хотелось протестовать, но сил не было, поэтому Костик лишь покорно кивнул.

— Как ты понял смысл слов «Но все хорошее не забывается, а все хорошее и есть мечта»?

— Господи… — проговорил Костик со стоном.

Попытался собраться с мыслями и, помолчав, продолжил:

— Ну, важно помнить хорошее…

— Ладно, я понял, спрашивать бесполезно.

Голос Романа стал настолько низким, что показалось — он издает инфразвук.

— Без мечты ты животное. Без воображения жизнью руководит инстинкт. Как у обезьяны. Хочется кушать — не задумываясь лезешь на пальму за бананом, хочется секса — притаился и караулишь самку. А у людей есть не только инстинкт, но и желание. А желание, Костя, существует только благодаря способности представить несуществующее. Танич замечает и фиксирует эту тончайшую, почти эзотерическую связь. Получается, что все хорошее, вожделенное, буквально и есть мечта.

Костик энергично закивал — хотелось, чтобы лекция поскорее закончилась. Было ощущение, что он ребенок на дачном застолье. Июль, после дождя вечер душный, паркий. Взрослые разошлись: курят, топят баню, моют посуду. А Костик остался один на один с задумчивым другом деда, который внезапно начал говорить о каких-то неинтересных и непонятных вещах.

— Ты потом поймешь, о чем я, и спасибо скажешь. А теперь последний вопрос — ты когда-нибудь любил?

— В плане, девушку?

— Необязательно. Просто скажи, что ты любишь.

Пока Костик думал, «Ягуар» начал притормаживать, перестроился в правый ряд и через несколько минут съехал на проселочную дорогу. Покатили сквозь тенистый лес, нежная игра солнца в листве, зеленая глубина.

— Цифры люблю, — выпалил Костик.

Роман удивленно хмыкнул.

— Я аналитиком работаю, строю эконометрические модели, ищу скрытые взаимосвязи и перевожу их на язык чисел. Обожаю это дело.

— А чего сразу не сказал! Значит, интуитивно все понимаешь. Числа, как и вся математика, — это ведь чистая абстракция, тонкая структура мироздания. И твои модели наверняка рождаются из какого-то воображаемого взаимодействия этих структур. Так вся наука работает, а гипотеза — это та же проекция в будущее. Подумай об этом как-нибудь.

Роман, видимо, удовлетворился результатом расспросов, начал тихонько насвистывать.

Костик изможденно откинулся на подголовник, зажмурил глаза, легко помассировал висок. Наконец, эта лекция закончилась, а то бы сорвался: попросил остановить, добрался до шоссе и на такси обратно, в Москву. Главное, чтобы корифей перестал шизить, а то одни незнамо где.

— Ты посмотри, какая красота, — вкрадчиво пробасил Роман с интонациями диктора из рекламы темного шоколада.

«Ягуар», покачиваясь, одолел небольшой подъем и затормозил на пригорке. Впереди отливает отраженной синью медленная речка: большие деревья, похожие на неопрятные стога, подступили к самому берегу, пряди клонятся, касаются воды — расходятся волны, рябь. На широком лугу округлый перелесок, будто ежик свернулся клубком. Вдалеке, на горизонте, темная, синеватая полоса, кажется, хвойная гуща.

— Симпатично, но ведь все Подмосковье так выглядит: речушка, лесок.

И зачем Костик ведет себя, как капризный ребенок? Роман с наслаждением жмурился и, видимо, даже не обратил внимания на кислое замечание соседа.

— Речка движется и не движется… — промурлыкал он и указал на далекую опушку — вон, кстати, и наше место.

Дальше по тряской, картофельного цвета, грунтовке. Ямы засыпаны щебенкой: стреляет из-под колес, колотится по днищу, а звук — точно в тире лупят по жестяным банкам. Снова открыли окна — пресная пыль, от лугов веет травяной сладостью.

На опушке дорога упиралась в темную стену елового леса и расходилась на несколько рыжих тропинок — будто пятерню запустили в волосы. «Ягуар» повернул, проехал несколько метров по высокой траве и остановился на аккуратной, ровной поляне.

— Ну вот и все, добрались. А на часах у нас, — Роман достал мобильник и коснулся экрана, — как раз четырнадцать. Минут пятнадцать отдохнем и в поход.

Он выбрался из водительского кресла и направился к редкому, молодому березняку. Костик тоже вылез, обошел машину: ветра нет, под августовским солн­цем разморенные луга дышат тишиной. Сфоткал сочные, зеленые холмы — точь-в-точь заставка Windows на старом родительском компьютере. Вот это хорошие выходные, и зачем постоянно тухнуть в Москве? Там даже не отдохнуть нормально: безвоздушное пространство квартиры с закрытыми окнами и тупняк перед монитором. Как на подводной лодке.

А можно ведь скинуть кроссы, пройтись по мягкой траве. Костика охватило незнакомое и почему-то тревожное ощущение бесконечного масштаба происходящего. Получается, мир — это не только высотки Москва-сити, серая родительская девятиэтажка возле Подольского краеведческого музея и Филевский парк за окнами его новой квартиры. На секунду показалось: он выросший в неволе лисенок, которого вывезли на природу, чтобы отпустить. Открыли клетку, а он не вылезает, боится.

— Ты чего залип? — спросил Роман откуда-то из-за спины. — Наконец увидел небо над Аустерлицем?

Костик повернулся и вопросительно поглядел на соседа. Тот удивленно охнул, потер переносицу и назидательно проговорил:

— Стыдно, Костя, не знать классику. «Война и мир», монолог Андрея Болконского.

— Я в школе был больше по физике с математикой.

— Да при чем тут школа. Это ведь культура, ее база, фундамент. Примерно как зубы по утрам чистить и беременным женщинам место в транспорте уступать. Ладно там Бабеля не знать или Андреева. Но Толстого, уж прошу прощения, должен прочесть каждый русский человек.

— Ну и прочитаю, — оправдался Костик, носком выковыривая из травы еловую шишку. — Пожалуй, немного прогуляюсь.

— Правильно. Кстати, если к лесу поближе подойдешь, почуешь, что тут воздух от хвои какой-то цитрусовый, — ответил Роман, открывая багажник.

Костик медленно и как-то нехотя побрел вдоль опушки. Правда, пахло елками, только напоминало не апельсины, а выветрившийся освежитель воздуха. Сосед напрягал — душные нравоучения, сомнительная шизотерика и диванная философия. Но уже не сбежать. Можно попробовать хотя бы сократить поход. Соврать: к вечеру надо быть в городе, добить пару рабочих задач. Мол, не пора ли выдвигаться в сторону Москвы?

Обернулся, а  вдалеке, у машины, фигурка игрушечного длинноногого спортсмена — Романа. Достал мобильник, сделал еще пару фоток, потом зашел в приложение карты. Вокруг ни деревень, ни озер, одна зелень. Ну и пунктир железной дороги где-то в углу экрана. Роман замахал руками — мол, возвращайся к машине. Блин, точно, а то выходит, что Костик сам тянет время.

Роман курил, боком сидя в водительском кресле, — тяжелые клубы дыма долго висели в воздухе, прежде чем раствориться. Кузов «Ягуара» запылился — рука так и тянулась что-нибудь написать. Пока сосед не видел, Костик вывел на двери кривую спираль, поплевал на грязный палец, обтер каким-то маленьким лопухом, а потом спросил:

— А долго мы гулять планируем?

— Полчасика максимум, — вставая, ответил Роман.

Бросил сигарету под ноги, нажал на брелок — «Ягуар» лихо свистнул. Затем подхватил с земли компактный черный рюкзачок и протянул Костику.

— Держи, там вода и пара бутеров, если вдруг проголодаешься.

— Раз мы всего на полчаса, может, рюкзак не нужен?

— Не отказывайся, — настойчиво проговорил Роман.

Ладно, если через полчаса назад, то можно и с рюкзаком, главное, чтобы сосед не задалбливал лекциями. Костик накинул лямку на плечо.

— Машину не страшно оставлять?

— Да кому она тут нужна. Готов?

Костик кивнул.

— Тогда пойдем.

Роман бодро зашагал к ближайшему сосняку. На широкой спине туристический рюкзак с накладными карманами. Ярко-красный, чтобы было заметно издалека — с таким можно на несколько дней.

В сосняке тихо, сумрачно. Скользкие подушки сухих иголок. Узловатые корни выпирают из земли будто варикозные вены. Почему-то вспомнились школьные диктанты. Двойные листочки, классуха надевает вторую пару очков — и как они держатся на самом кончике носа? Кто же там был? Пришвин, Бунин, Паустовский. Жесть, из каких глубин всплывают эти фамилии…

Самое смешное в этих диктантах: слова-то вроде понятные, но пустые, ничего не значащие. «Затрещали сухие ветви, шевельнулся, звонко цокнул глухарь. В густых кронах затоковал тетерев». Лучше бы вместо диктантов их с классом свозили в лес или в зоопарк. А то получается, слова есть, а птичек нет.

Вышли на широкую просеку — на отдалении друг от друга ажурные башни высоковольтки, гудят провисшие провода.

— На ту сторону, — махнул рукой Роман.

Видимо, не дождавшись ответа, он обернулся, внимательно посмотрел на Костика и добавил:

— Ты чего задумался?

— Вспомнил диктанты о природе и сообразил, что до сих пор половину слов не понимаю.

Роман удивленно поднял брови.

— Например?

— Не знаю, как вальдшнеп выглядит. И осину от липы не отличу.

— Значит, не зря поехал. Птиц не обещаю, а деревья покажу.

Роман по-доброму подмигнул и зашагал по едва заметной тропинке сквозь высокую траву. Костик оступился, попал в репейник. Шипастые, точно клеем намазанные колючки еле отдираются от штанов. Справа тонкоствольные березки — листья дрожат, будто от мелкого дождя. Оттянул лиловый колокольчик почти до земли, из него вывалился шмель, толстый, полосатый, как “Билайн”. Трепещут над полувысохшей лужицей голубые мотыльки. Так засмотрелся по сторонам, что налетел на внезапно остановившегося Романа. Он повернулся к Костику, приложил палец к губам и ухнул:

— Чу!

— Да-да, — закивал Костик, — как в диктантах.

— Шутки-шутками, а ведь твоя история о том, что без объекта не будет образа. Не сработает и все тут. Звучать будет красиво, а на самом деле... Ну вот как у Шолохова: сугрева, суглинок, обнаженная зябь. Может, в двадцатом веке люди понимали. Но сегодня черт знает что это значит.

— Слово «сугрева» впервые слышу.

— А я о чем! Язык — живой организм. Вчера обыватель, сегодня скуф. Так что не переживай, старина. Вот, кстати, осинка, — Роман кивнул на молодое деревце с прозрачными листьями цвета зеленого винограда.

— На березу похожа.

— Пф, Костя. Как ребенку приходится объяснять: береза белая в штрих, а тут ствол зеленоватый и немного в крапинку, — проговорил Роман, указывая на подобие черного зрачка, вылупившегося из коры — такие на осинах бывают.

Через несколько десятков метров сошли с тропинки. Зашагали по мягкому, губчатому мху, похожему на хлебный мякиш. Роман почему-то не оставлял следов, а Костик постоянно проваливался.

— Старик, почувствуй тело. Это все равно что идти по глубокому снегу. Не надо спешить, суетиться. И попробуй побольше веса на внешнюю сторону стопы распределять, как на коньках.

Разговаривать не хотелось — Костик устало кивнул. Шагнул и снова завяз. Показалось, взбодрился от воспоминаний про диктанты, но нет, снова накатило какое-то раздражение. Правая кроссовка чавкнула, ступня в чем-то холодном, мокром. Черт, куда они забрели. Вокруг зеленеют кочки с вихрами болотной травы, чахнут редкие, искривленные стволики, с которых свешиваются какие-то склизкие космы.

Роман оторвался и стал забирать вправо, к густой чаще, темневшей вдалеке. Костик перестал понимать, что происходит. Где они, зачем? Достал мобильник — связи нет, но хоть GPS работает. Хотя толку от красной точки посреди зеленого сектора, особенно когда не знаешь, откуда пришел. Может, развернуться и самому выбраться обратно к машине.

Вокруг сумрачные дебри — идти стало тяжело, приходилось подлезать под покосившимися трухлявыми стволами в струпьях коры, перебираться через бурелом высотой с забор. Красный рюкзак Романа то появляется, то пропадает. Сердце сильно стукнуло. Костик заторопился, попытался перепрыгнуть через поваленную березу — подошва поехала на скользком, будто облитом слизью стволе, и он рухнул на мягкое, мокрое, пускавшее между пальцев черную водицу. Вставать сложно, кажется, мертвые березовые ветви держат, тянут вниз. Когда, наконец, поднялся, понял: корифей пропал. Заорал что есть мочи:

— Роман! Ау! Роман!

Крик получился точно в вату. Казалось, чаща впитывает звуки. Замер, прислушался — ни треска валежника, ни птичьих голосов, неприятная, тревожная тишина. Вроде умом понимаешь, что кругом лес, а кажется — заперт в клетке, и частые стволы, как прутья. Делаешь шаг, тут же спотыкаешься, цепляешься за ветви, пытаясь не упасть, а ноги как назло скользят на влажном мху, которым заросло все вокруг.

— Ауууу! Ауууу!

Вдалеке мелькнуло красное. Слава богу. Костик ломанулся, не разбирая дороги. Многопалые ветви впивались и растягивали новые спортивные штаны и куртку, да и хрен бы с ними. Главное — выбраться. Крикнул еще раз.

— Роман!

— Костя! — отозвался корифей.

От нервов уши превратились в чувствительные локаторы, Костя повернулся на голос. Метрах в десяти мелькнула знакомая фигура, хлестнула отведенная в сторону ветка. Костик присел на черный, холодной баней пахнущий ствол и наблюдал, как корифей белкой скачет через вывороченные с корнем деревья. Наконец Роман приблизился: в волосах его застряла тонкая палочка, несколько листочков, настоящий пан.

— Я вас потерял! — весело крикнул Костик.

— Прости, старина, — корифей плюхнулся рядом, тепло приобнял Костика, — Задумался и не заметил, как ускакал вперед. Испугался?

— Не то чтобы. Понимал: вы где-то рядом. Да и машина недалеко, а направление помню, — бодрился Костик.

— Ну и хорошо. Мы в бурелом не просто так свернули, а чтобы тебя расшевелить. Наверняка чувства хоть немножко обострились? — спросил Роман, скидывая рюкзак.

Костик осознал — в какой-то момент зрение и слух правда стали как у зверька. Признаваться не хотелось, поэтому он пробормотал:

— Самую малость.

— Уже что-то, — Роман показал испачканный большой палец. — Старичок, ты извини, я отойду сейчас ненадолго, с желудком беда. Вернусь и дальше двинем. Тут необыкновенное озеро рядом. Из-за залежей фтора вода бирюзовая-бирюзовая, как на Кавказе.

Суета напрягала, но Костик не подал виду, постарался не нахмуриться и коротко кивнул. Ну лауреат — сначала умотал вперед, теперь это. Какая-то муть. За спиной удалялись чавкающие шаги. Костик достал телефон. Думал как обычно залезть в интернет, но снова обнаружил отсутствие связи. Врубил и вырубил авиарежим — ничего. Опять зашел в карты, попробовал обновить мессенджер, потом залип в какой-то случайно сохраненный рабочий документ. Через несколько минут понял — не обратил внимания, когда шаги затихли.

Ну понятно, надо же человеку уединиться. Костик машинально листал слайды на экране телефона и никак не мог вчитаться. Бессмысленно пестрели графики, а на часах уже без десяти четыре. Получается, в Москве будут в лучшем случае к вечеру. Ни черта не отдохнул. Останется лечь спать и все. А дальше такси, офис, беспрерывные встречи, и уже неизвестно, во сколько все это отпустит. Блин, а ведь у них переговорки без окон — наверняка чтобы как в казино, забыть про время и не отвлекаться.

Сидеть стало холодно — вроде древесина едва влажная, а задница намокла. Поясницу неприятно потянуло. Что-то корифей долго. В болото засосало? Или снова пугает?

Вдруг за спиной странный посвист.

— Хорош прикалываться, — раздраженно бросил Костик и обернулся.

Никого. Тонкий, протяжный звук повторился, только теперь откуда-то сверху, а за ним осторожный шорох в ветвях. Видимо, птица.

Костик снял лямку, перекинул рюкзак на живот — внутри литровая бутылка воды и плотный блестящий сверток. С походом на полчаса Роман, конечно, обманул, но хоть бутеры положил. Да еще сколько! Костик развернул и причмокнул — розовые, по-холостяцки толстые шматы свежайшей докторской. А до чего нежные — умял половину за пару мгновений.

Закончил с перекусом, расправил рюкзак на стволе и сел на него, чтобы было не мокро. Попытался вернуться к презентации, хотя уже понимал — не сможет. Сделал усилие, приблизил слайд, начал читать, но сразу отвлекся. Уже и зарядка желтая — дотянуть бы до дома. Да, мобилу пора обновить, а то садится моментально. Где там корифей? Хотел заорать, но сдержался — мол, больше не разведешь.

Косые лучи пронизывали чащу, будто откуда-то били прожектора. На поляне между хилых, иссохших берез яркий световой круг — как на театральной сцене. Показалось: вот в нем-то и появится Роман. Выпрыгнет из-за невысокой, разлапистой елки, встанет в пафосную позу, начнет очередной философский монолог.

Отвлечься не получалось. Куда пропал чертов лауреат? Не мог же он свалить без вещей. Костик вдруг захотел с силой пнуть рюкзак, лежавший в кустах осоки прямо возле его ног, но в последний момент побоялся и лишь легонько коснулся носком красного бока. Внутри что-то странно-твердое — пхнул еще раз, посильнее — и как будто угластое…

Костик присел на корточки и дернул тонко шуркнувшую молнию. Пахнуло чем-то отдаленно-знакомым: то ли бабушкиной квартирой, то ли чем-то горько-ореховым. Внутри книги: синие, бежевые и алые обложки старых, советских изданий, на корешках золотистыми и черными буквами знакомые фамилии. Грудь сдавило, Костик захрипел, как астматик. Откинулся назад: плечи и затылок прикоснулись к холодному, мокрому, поваленному стволу, и он вдруг ясно осознал: Роман не вернется.

— Сука! — заревел Костик, вставая и оглядываясь. — Слышишь, козлина, ты не корифей, а говно.

— Но-но-но! — как бы пригрозило тихое, исчезающее эхо.

А вдруг Роман все-таки прячется за каким-нибудь трухлявым пнем и специально оставил рюкзак, чтобы понаблюдать за реакцией Костика…

— Ладно, простите, это была шутка. Давайте просто поедем в Москву? — заискивающе произнес Костик.

Нахмурился, начал напряженно вглядываться в бурелом — так вот к чему готовили детские игры, где надо было искать отличия на картинках. Никого. Никого. Никого.

Как там дышать, чтобы не нервничать — через нос медленно, диафрагмой, выпячивая живот? Постарался, но воздуха не хватало — голова закружилась. Нахрен эти техники. Костик часто, по-собачьи, хватал воздух открытым ртом — будто вдруг испугался, что он может закончиться.

Чаща начинала погружаться в тревожный сумрак, сквозь переплет ветвей проглядывало синее, вечереющее небо. Почерневшие деревья напоминали кривые пальцы, торчащие из-под земли, — стемнеет, пятерня сомкнется и утащит Костика в болото.

Достал мобильник — связи нет. Но все равно зашел в навигатор. Надо же решить, куда двигаться. Карта толком не прогружалась — никаких дорог и тропок, только угловатые цветные сектора, обозначающие, видимо, поле, лес и воду. Главное, дотянуть до появления связи на четверти заряда: выключил wi-fi, bluetooth, убавил яркость и спрятал трубку в карман.

Надо мыслить логически. Все время, пока Костик ждал, он сидел лицом в сторону, откуда вернулся Роман. И корифей сам сказал, что задумался и «усвистал вперед». Значит, не туда. Назад идти тоже не стоит — они постоянно забирали влево. Наверное, проще всего, развернувшись, держаться опять правой стороны. Роман же безумец, а не убийца и вряд ли пытался намеренно запутать Костика.

Да, там вроде посветлее и чаща не такая густая. Надо торопиться, чтобы успеть до темноты. Накинул на плечи рюкзачок с бутерами, проверил шнуровку на кроссовках и в нерешительности взглянул на красный баул, набитый чертовыми советскими фолиантами.

— Сука, корифей, — зло процедил Костик.

Почему-то хотелось доказать, что он легко выберется из чащи, дотащит книги. На секунду представил, как победно кинет их к ногам Романа, посмотрит снисходительно. Тринадцатый подвиг Геракла.

Костик схватился за ручку, приподнял рюкзак — тяжеленный, аж в шею отдает. Кисло хмыкнул: ну а что, хотел же поучаствовать в полосе препятствий. Скинул легкий рюкзачок, взвалил на спину долбаную библиотеку — углы книг неприятно утыкались в спину. Не могут же они специально давить на болевые точки — что за литературная акупунктура?

Темные тени удлинялись, словно указывая направление. Видно лишь на несколько десятков метров — дальше густой сумрак. Груз гнул к земле, и Костик еле тащился. Господи, и как мальчишки-курьеры целыми днями гоняют по доставкам с гигантским коробом за спиной.

Сучья и ветви то цеплялись за рюкзак, то неожиданно мягко касались спины, так что иногда хотелось обернуться — а вдруг это Роман? Костик так устал продираться сквозь чащу, что, когда вокруг стало светлее, лишь облегченно вздохнул. Ну вот и отлично, видимо, совсем скоро выйдет на дорогу или на какое-то поле. А там уже и до населенного пункта недалеко. От этой мысли идти стало проще. Захотелось распрямиться. Выгнул спину — показалось, тяжесть рюкзака сломает позвоночник пополам. Тут же почувствовал, что лямки натерли плечи.

Так, стоп, лучше отвлечься — поглядеть по сторонам. Деревьев было все меньше, чаще встречались мертвые стволы, похожие на истертые кухонные ершики. Зазеленели пупыри мшистых кочек — напоминавшие странные зимние шапки. Костик улыбнулся — работает образная мышца, хоть в этом прок от поездки. Да и идти уже совсем недалеко, вон, кажется, и что-то похожее на тропинку.

Скоро под ногами зачавкало. Кроссовки вязли в мутной жиже и впитывали гнилостную воду, как губки. Высушим и все будет четко — бодрился Костик, понимая, однако, что этот тошнотворный запах из обуви уже не вытравить. Идти, не останавливаться. Костик уговаривал себя из последних сил, хотя к горлу подбиралось предательское, удушливое, совсем детское рыдание.

Наверняка этот мокрый участок скоро закончится, а там дорога, такси, Москва и теплая кровать. А для кроссовок наверняка можно будет заказать какое-нибудь сильное средство. Высокая, густая осока колола бедра, икры. Послед­ние, уже совсем тусклые, солнечные лучи стелились по зелени и метрах в двадцати заблистали. Странно, земля вроде не отражает свет. Костик остановился, прищурился. Твою мать. Впереди страшная, темная топь, похожая на мазут, а на поверхности вовсе не мох, а ряска.

Куда ты завел нас, Сусанин? Справа булькнуло — громко, будто в воду бросили что-то тяжелое. Костик вдруг осознал — если проваландаться тут до темноты, от него останется только холодный труп и мелкие пузыри на поверхности черной воды. Засуетился, рванул — правая нога увязла по щиколотку, будто забетонировали и раствор почти схватился. Попытался вытащить, потянул изо всех сил, но бестолку. Уцепиться не за что — вокруг, как нарочно, ни стволика, ни крепкой травы.

— Нет-нет-нет, — дрожащим голосом проблеял Костик.

Муть подбиралась к колену, его засасывало. Надо делать хоть что-то, иначе конец. Костик свалил тяжеленный рюкзак, схватил за лямку, раскачал, как маятник и кинул в заросли жесткой, кустистой осоки. Вроде держит. Схватился за бедро, попробовал вытянуть ногу, ни в какую.

— Ну пожалуйста, пожалуйста, — надрывно умолял Костик.

Застонал, бессильно плюхнулся на мох, а в нем воды как в кухонной губке, зад тут же намок. Костик застонал от безысходности, попытался упереться руками — но тут же влип в вязкую хлюпь. Конец. Потонет.

Костик перестал рваться, обмяк и зарыдал. Во рту стало солоно, нос заложило. В голову лезло что-то бессвязное — мамины пирожки с капустой и яйцом, золотистая, поджаристая картошка с лисичками. Бывшая девушка Светка — ее большие, нежные губы, мокрые поцелуи под древними, кряжистыми яблонями в душном, летнем парке.

От осознания того, что жизнь заканчивается и не будет больше ни мелкой, кисловатой дачной клубники, ни таинственной девичьей красоты, Костик выл и визжал, пока горло не заболело, как при ангине. Лег на спину: все равно засосет. Смотрел в спокойное, чистое, темно-синее небо. Как он жил, не замечая красоты мира? Офис, компьютер, суета с задачами и оценками. Разве это настоящее? Конечно, нет — пустое, обман.

От этого еще горше. В глазах резь, муть — первые блеклые звезды расплывались, будто капли воды на сырой акварели. От слез Костик обессилел. Бороться невмоготу. Захотелось прижать колени к груди, повернуться набок и уснуть раз и навсегда, умереть без мучений и боли. Машинально подтянул завязшую ногу — та поддалась. Получается, если двигаться плавно, топь отпускает. Точно, этому же учили на уроках ОБЖ в школе.

Костик осознал, что на самом деле не тонет — болото держит, как надувной матрас. Получается, живой. Удержался, чтобы не вскочить от неожиданной радости. Начал аккуратно вытягивать правую ногу. Тяжело, но идет. Топь хлюпает, чавкает — мол, не забирайте, дайте обглодать косточку. Повернулся на бок, оперся на руки, приподнялся. Главное, без резких движений. Показалась кроссовка — вся черная, липкая, точь-в-точь как когда в детстве на дачной стройке вляпался в жидкий рубероид.

Болото чмокнуло, отпуская — страшный прощальный поцелуй. Костик грязный, вонючий, но свободный. Осторожно встал на ноги, вытер слезы: наверняка на лице теперь что-то вроде камуфляжного раскраса. Настоящий Рембо. Да, он выбрался.

Серый, дымчатый сумрак густел, сливался с темной болотной далью. Стоять было непривычно — ноги напряжены, пружинисты, как на батуте. В теле появилась какая-то животная чуткость и мышечное понимание баланса. Казалось, сознание Костика вытеснили инстинкты. Проглотил измятый, испачканный жиром бутерброд. Отпил из бутылки. Надо поскорее двигать обратно, а на первом твердом участке забирать левее, и тогда он точно выйдет к цивилизации.

Завязал шнурки, стряхнул засохшие комья болотной грязи, подхватил испачканный красный рюкзак — в путь. После еды и победы над топью идти было легко. Вдруг задумался: нахрена корифей пер с собой эти книги? Вряд ли в качестве физкультуры. Значит, изначально планировал бросить Костика. И не просто бросить, а подколоть — мол, не можешь расшевелить воображение, тогда почувствуй тяжесть книг и, так сказать, мощную силу литературы.

Деревья крепли — сперва вместо черных, будто горелых стволов появились хилые березки. Небольшая, совсем еще молодая, еловая рощица с деревцами не выше колена. Проходя сквозь нее, гладил макушки и улыбался — какие маленькие, вот так себя чувствует воспитательница в детском саду. Скоро вдалеке показался матерый лес. Земля под ногами, наконец, отвердела. Скинул рюкзак и несколько раз подпрыгнул. Непривычно — казалось, будто Костик вернулся из невесомости на землю. Гравитация!

Вытащил мобильник — восемь вечера. На всякий случай решил проверить, отключил авиарежим. Все так же нет сети, хотя телефон думает дольше обычного. Ну давай же, давай, аппаратик, помогай, ищи. В углу экрана появился значок “SOS” и Костик обреченно застонал. Ладно, под ногами твердь, и этого достаточно. В крайнем случае переночует прямо здесь и завтра утром отправится дальше.

В полумраке лес начал оживать. Или Костик стал чутким к звукам и шорохам. Вдалеке, метрах в двухстах, сухо захрустело — звук, будто ломают спагетти, чтобы поместились в маленькую кастрюлю. Треск громкий — видимо, ломится большое животное. Крупный лось, мускулистый кабан с щетинистым гребнем по хребту? Налетит, затопчет, и переломанные ребра Костика захрупают, как валежник.

Надо двигать, пока совсем не стемнело. Глотку сушит ужасно, а воды четверть бутылки. Отпил, упаковался и вперед. Как на военной кафедре — ночной марш-бросок с полной выкладкой. Адреналин, сердце долбит так, что иногда кажется: еще пара шагов — и инфаркт. Пульс стучит в ушах, и от этого иногда находит липкая паранойя — кто-то догоняет.

Глаза привыкали к темноте. Над головой и впереди плотная вязь ветвей, под ногами то серость, то чернота. Если ступать, где светлее — меньше спотыкаешься. Уворачивался от толстых сучьев, замечал и перешагивал массивные корни. Вдруг осознал — мощный, вечерний ветер шумит в кронах, будто колеса по асфальту, и очень захотелось поверить, что впереди оживленное шоссе.

Ноги тяжелели, точно вместо легких беговых кроссовок здоровенные зимние ботинки. Спину ломило, казалось, рюкзак навсегда перекосил плечи, позвоночник. Костик шел медленно, но все не мог отдышаться и отделаться от пугающего, металлического привкуса крови во рту. Надо искать место для ночевки. Вот поваленный ствол, перед ним что-то вроде полянки. Рухнул на землю, застонал.

Чувство, будто избили — ноги отнялись, плечи гудят, от перенапряжения в шее защемило какой-то нерв, и боль отдает в правый глаз. Надо съесть послед­ний бутерброд, забиться в место поукромнее — например, залечь под ствол, накрыться сухими ветвями. Сил не было, Костик задремал.

Мертвенный скрип сухостоя, а перед глазами зима, мороз, под валенками хрустит снег. Бесконечная, белая равнина, горизонт смутен, всего лишь неровный сгиб белизны, которая становится косым серым небом над головой.

Вдруг сверху:

— Костя, ты чего сидишь.

Перед ним на столе белый лист — пунктирная линия делит его пополам. Ножницы с закругленными лезвиями, как для детей. Повертел в руках.

А голос опять:

— Давай же, режь.

Пригляделся к пунктиру — а это настоящий поезд. Заглянул в окошко — в плацкарте пассажиры, ложечка звонко подрагивает в стакане с чаем, от горячего поднимается пар. И вдруг стук колес, далекий, протяжный гудок.

Костик очнулся. Черт возьми, как же все-таки больно: спина, ноги, плечи. Густая лесная ночь и откуда-то слева тоскливый вой гудка. Господи, железная дорога. Вытянул ногу, чтобы заметить направление. Спустил лямки рюкзака, сел. Звук растаял. Получается, поезд ушел. Во всех смыслах. Стянул кроссовку, положил вдоль бедра — теперь она указывает, откуда донесся гудок.

На мобильнике десять процентов заряда. Экран неприятно слепит. Лучше убрать трубку в маленький рюкзачок, толку никакого, лишь мешает. В глубине хрустнула фольга — там же последний бутер. Невероятно притягательный, сладкий запах «Нарезного» с «Докторской». Только развернул сверток, и бутерброда как не было. Облизал пальцы, смял фольгу, бросил рядом.

Устало встряхнул рюкзак с фолиантами, подтащил под голову, устроился поудобнее, завороженно глядя на скомканную фольгу, блестевшую в траве, как удивительный лунный камень. Только проваливался в сон, и тут же вскидывался на непонятные шорохи, напрягался, всматривался в чередование черного и серого, наконец забылся.

Острый угол книги больно давил в основание черепа. Видимо, во сне Костика подключили к книжной матрице. Тело напомнило о себе ноющей болью. Мокро, холодно. Кто-то копошится совсем рядом. Неизвестное существо подкралось, фыркнуло в лицо — пахнуло шерстью, опилками, и Костик медленно открыл глаза.

Острое собачье ухо, здоровенная длинная морда — показалось, зверь размером с небольшую овчарку. Обнюхивает Костику живот. Хвост широкий, пуши­стый, как метелка для уборки пыли — наверняка лиса. Слава богу, не кто-то посерьезнее, хотя пасть такая, что, если цапнет, мало не покажется. И хрен с ним, если прокусит до крови. Боль ерунда, только потом десяток уколов от бешенства и несколько месяцев в ожидании болезни.

Животное попятилось, слилось с темнотой. Судя по шороху травы и металлическому хрусту, лисица обнюхивала и облизывала смятую фольгу. Иногда замирала, поднимала на Костика морду, на которой двумя фонариками горели устрашающие, хищные глаза. Стоит пошевелиться — кинется, вопьется в кадык или рванет сонную артерию. Это наверняка не сложнее, чем перекусить шею крупному петуху.

Но, господи, до чего же знобко — по телу раскатывается мелкая, подлая дрожь. Костик набирал полные легкие воздуха, в надежде что это поможет, но нет. Нога непроизвольно дергается, будто по колену бьет неврологический молоточек. Еще и еще. И через несколько мгновений Костик затрясся, будто его везли по ухабам на жестких подвесках.

Шорох фольги прекратился — похоже, лисица замерла и готовится к прыжку. Значит, надо напасть первым. Костик вскочил с жутким, потусторонним ревом. Темный силуэт юркнул вправо и сипло, истошно затявкал. Костик, не помня себя, бросился на звук, заорал:

— Ааааа, сучара хвостатая.

Почти накрыл — пушистый хвост, ускользая, щекотно коснулся запястья. Шорох стремительно удалялся: вздохнули далекие кусты. Наконец, все смолкло. В зловещей, живой ночной тишине сердце Костика бухало неровно, в груди что-то обрывалось. Щеки и лоб горели. Невозможно поверить, что несколько минут назад бил озноб.

Надо лечь и попробовать расслабиться, поспать хотя бы часок, чтобы восстановить силы для завтрашнего броска. Только надо положить что-то на землю, не то снова станет чертовски холодно. Машинально расстегнул молнию на красном рюкзаке, достал несколько книг — две под попу, две под спину. Лежать жутко неудобно. Добавил еще пару — так-то лучше, и сердце вроде затихло.

Снилось что-то неясное, беспокойное. Мелькали малознакомые лица, офисные, а потом школьные коридоры, ненавистный класс литературы — на стене лоснятся портреты классиков, а среди них почему-то ухмыляющаяся физиономия Романа. Подмигивает и шепчет так, что слышно только Костику: «Конец тебе, Бенькович, так и сдохнешь в лесу».

Костик проснулся резко: сел, удивленно и часто заморгал, потер глаза. Мощные чешуйчатые стволы, сизый утренний свет, ботинок, указывающий носком в сторону железной дороги. Фольга на том же месте, и трава совсем не примята. Вынул из рюкзачка бутылку с водой, открыл, запрокинул в рот — хватило на глоток. Подождал, пока по стенке скатятся последние капли, и жадно облизал горлышко. Положил литрушку на место грязной кроссовки, обулся и встал.

Черт, что из событий ночи было взаправду? Он точно доставал книги из рюкзака, вот они — под попой оказались Бунин и Набоков, под головой Толстой, Островский. Остальное зыбко — неожиданный гудок ночного поезда, лисица, пришедшая на запах докторской колбасы.

Костик начал осторожно, как бы пытаясь убедиться, не спит ли он, собирать книги в красный рюкзак. Двигался медленно, будто за ночь застыл, как лягушка во льду. Попрыгал, чтобы разогнать кровь. Покрутил руками и пона­клонялся к носкам, как на школьной зарядке, и вроде бы, наконец, согрелся.

Занимался день — в сплетении ветвей сквозила светлая и яркая голубизна летнего неба. Дышалось легко, свободно. Несмотря на ужасы вчерашнего дня, Костик был неожиданно спокоен. Не сомневался — скоро выйдет к железнодорожным путям, пошлепает по старым, почерневшим шпалам до ближайшей станции и отправится в Москву на первой же электричке.

Главное — не сбиться. Посмотрел на бутылку, указывающую на густую чащу, где будто задержалась ночь — вот бы пластиковый баллон мог держать направление, как компас. Куда горлышко, туда и идти. Достал мобильник — проверить, не появилась ли связь, и зачем-то напечатал «компас» в строке поиска приложений. Чудо. Не ожидал, а он нашелся. Ну хоть где-то повезло. Спасибо американским инженерам и китайским сборщикам!

На экране круг с цифрами, похожий на странный циферблат. Возле большой буквы «С» красная стрелка, внизу, под кругом обозначения широты и долготы. Машинально тапнул — появилась толстая белая линия, отметила направление. Повернул телефон влево, вправо — линия смотрит все в те же кусты.

— Не ожидал, лауреат! — торжествующе крикнул Костик, — Думал меня прикончить? Держись, я сам до тебя доберусь.

Встал, чтобы бутылка, указывающая путь, оказалась между ног, выровнял телефон, нажал на экран — зафиксировать направление. Сделал скриншот на случай, если приложение случайно сбросится. Только бы успеть, батарея почти села, за ночь индикатор заряда уменьшился вдвое — осталось три процента. Решил сверяться с телефоном как можно реже, а то разрядится — и все, пока.

Взглянул на свое ночное лежбище, похожее на гнездо паркового бомжа, и осознал — вообще-то сегодня он переночевал в лесу и одолел хищного зверя. А это покруче гонок с препятствиями. Подобрал пустую бутылку и фольгу, засунул в рюкзачок, потом взвалил на спину библиотеку и отправился в путь.

Лес светлел, прохладное утреннее солнце пробивалось сквозь кроны — казалось, его белесые пятна указывают путь, как в компьютерной игре. Костик сверялся с компасом, замечал поляну, пень или мшистый ствол, шагал к ориентиру. Потом намечал следующее деревце, затем еще, и так, пока не догадывался, что отклонился от азимута, тогда снова доставал телефон.

Слава богу, Подмосковье, лето, двадцать первый век — в телефоне и навигатор, и компас. Хоть нет связи, а GPS ловит, показывает широту, долготу, помогает держать направление. Взял бы пауэрбанк или солнечную батарею — и мог бы отмахать по лесу огромные километры. А представишь себя каким-нибудь древним землепроходцем — становится страшно. Проведешь полжизни в избе без электричества, потом отправишься в белое пространство за пределами карты, а что там, одному богу известно. Холодная, суровая Сибирь, повезет, если наткнешься на зимовье, а так хоть в берлоге ночуй. Сопки, сопки до горизонта — зеленые и голубые. Мелкая речушка сбивает с ног, уносит мокрый заплечный мешок. А на широкой реке под крутым каменистым берегом водовороты бурлят, будто кто-то выдернул сливную пробку и вода уходит в лабиринт подземных пещер.

Хотя чего Костику прибедняться — сегодняшнее путешествие тоже впечатляет. Осталось выбраться, а не сгинуть. Шансов на это, кажется, было все больше. Костик прикинул, что преодолел не меньше пяти километров. Залез бы в шагомер на телефоне, но заряда один процент, и трубка вот-вот вырубится. Тяжесть рюкзака давит на плечи и больно вправляет позвонки, как свирепый массажист, разминавший сколиоз четырнадцатилетнего Костика в районной поликлинике. Не надо было заморачиваться с походной библиотекой…

Невозможно идти так долго и не встретить следов цивилизации. Он же в Подмосковье, черт возьми. Тут, по идее, и лесов-то не должно быть — одни дачи да дороги. Вдруг отдаленный, глухой звук — будто колотят по стенке металлического гаража. Костик замер, прислушался. Да нет же, знакомо стукнуло, громыхнуло. Поезд! Поезд! Костик побежал. Состав приближался, впереди бойко застучали колеса, из-за деревьев свист — будто вскипел бабушкин чайник. Похоже, железная дорога в паре сотен шагов. Костик пер напрямик, не чувствуя, что ветви хлещут по груди, а крапива жалит ляжки.

Сквозь листву замелькало что-то большое. Стучало, фыркало — точно волокли сцепленные в ряд гигантские сундуки.

— Спасен! Спасен! — обезумевший Костик орал, будто шел в атаку.

Рывок забрал последние силы. Воздуха не хватало, ноги отяжелели, пришлось остановиться. Горло сдавило, перед глазами замерцали черные мушки. Скинул в траву тяжело бухнувший рюкзак, и сам рухнул рядом. Крик электрички удалялся, затихал. Костик пытался отдышаться, как курильщик после лестницы. Проверял пульс — сердце не успокаивалось, и он нервничал все сильнее.

Перевернулся на спину, задрал футболку, раскинул руки. Вроде получается дышать глубже, наверху развесистые ветви, смутная пляска света и теней. И зачем рванул из последних сил? Глупый фальстарт. Теперь надо думать, как сесть на поезд. Если станция далеко, Костик встанет на пути движения состава, испугает сонного машиниста, заставит затормозить. Осатаневший от ярости машинист начнет сигналить, потом вылезет из кабины, спрыгнет на колкую щебенку, подойдет к неудачливому самоубийце со сжатыми кулаками. А Костик упадет на колени, вцепится в грязную, огрубевшую ладонь, будто перед ним священник…

Образы обволакивали, тянули в небытие. Почему-то мелькнула страшная, при этом очень ясная и простая мысль: «Усну — погибну». Неизвестно, что это было, обострившееся звериное чутье или работа древнейших отделов мозга, но через Костика будто пустили разряд дефибриллятора. Он собрал все силы, поднялся. Полуживой, грязный, вонючий и очень голодный — зомби, восставший из мертвых. Вместо привычных связных мыслей в голове гремело одно слово: «Вперед».

Кряхтя, собрал мешки, и через несколько десятков метров проломился к крутой каменистой насыпи. Почувствовал себя Индианой Джонсом, добравшимся до священного грааля. На щебеночной верхотуре бронзовел рельс, с голода показавшийся бесконечно-длинной, манящей буханкой бородинского.

Камни оползали из-под ног, Костик вяз в их рыхлой, пыльной массе. Встал на карачки, кое-как одолел подъем, остановился отдышаться. Побелевшие от известковой пыли ладони исколоты до крови. Вытер о штаны, похлопал себя по щекам.

Высокая, будто с трехэтажный дом, насыпь напоминала волнорез — по сторонам шумели и плескались лиственные дали. Костик с надеждой проверил мобильник, черный экран не реагировал на нажатия. Ну и куда теперь?

Влево далекая просека, направо, по ходу движения спасительной элек­трички, темная стена леса — значит, пути заворачивают. Поезд точно не тормозил, но, судя по тому, как внезапно появился звук, вполне мог разгоняться от ближайшей станции. Ничего лучше все равно не придумать, остается верить и шагать.

Старые, в глубоких трещинах и сколах, деревянные шпалы напоминали гигантские шоколадные батончики. Как же хочется жрать… Врут про сорок дней без еды. Еще и суток не прошло, а желудок Костика начал переваривать сам себя. Осталось дотерпеть — поезда тут ходят, если что остановит, как и планировал.

Через несколько сотен метров Костик остановился отдышаться, похлопал по днищу красного рюкзака, который, по ощущениям, давно превратился в подобие раненого боевого товарища. Держись, рядовой, тебя дома ждут. Такую выдержку бы ребятам в «Гонке героев».

Губы иссохли, покрылись твердой коркой. Пейзаж не менялся, и иногда казалось — Костик стоит на месте, а железнодорожное полотно движется в обратном направлении, как беговая дорожка. Успокаивало, что за линией явно следят. Бетонные столбы побелены, как весенние деревья, провода не провисают, серебрятся отполированные рельсы. Вдруг заметил: слева, в траве, остатки гнилых шпал. Чуть не вскрикнул от радости — возле станций пути всегда расходятся, ветвятся. И точно, показался ветхий деревянный сарайчик.

Значит, где-то рядом новая станция. Костик с надеждой всмотрелся вдаль.

— Ура, цивилизация!

Метрах в двухстах узкая бетонная платформа, шириной с тротуар. А вдруг она растает, как мираж. Впился в нее немигающим взглядом, так что от всех чувств, кажется, осталось только зрение. Протирал глаза и уже различал трансформаторную будку, похожую на огромную собачью конуру.

Ступени из бордюрного камня, поручень в наростах краски, неровные стыки бетонных плит. Костик будто поднялся на палубу спасательного корабля. И теперь без разницы, что за бортом, — он выжил. От этой мысли какая-то неизвест­ная сила, двигавшая им последние несколько часов, вдруг ушла. Казалось, закончилось действие анестезии — заболели шея, плечи, ноги налились тяжестью, начали заплетаться.

Ни лавочек, ни билетной кассы, только покосившаяся табличка — «Пл. сто четвертый километр». Такое захолустье, что решили не заморачиваться с названием и просто подсчитали, сколько отсюда до Рижского, или какого там, вокзала. Костик кое-как свалил рюкзак и изможденно рухнул рядом. Расфокусированно уставился в пространство расфокусированными глазами. Казалось, он йог, вошедший в транс — ни слов, ни эмоций. Сердце стучит, грудь спокойно ходит: тело работает само, будто машина, которую оставили заведенной в морозную ночь.

Хвостатые птицы на черных проводах напоминают ноты. Услышать бы мелодию. Порывы ветра извлекают из пересохших листьев вспышки шелеста, будто ударник бьет по металлическим тарелкам. Покатились мерные удары барабана, громче и громче, платформа завибрировала. Вступил тромбон — высокий, протяжный гудок, за ним еще. Мир задрожал, загромыхал, зашипел — напротив Костика с лязгом тормозила электричка.

Двери с шумом разъехались. Сколько длятся остановки на забытых полустанках? Костик вскочил, будто был марионеткой, которую кукловод выдернул из ящика. Схватил красный рюкзак за лямку, с размаху зашвырнул в пустой тамбур. Наклонился за маленьким рюкзачком: челночный бег, на старт, внимание, марш. «Пф» — мол, так и быть, пущу, важно выдохнул поезд на ухо влетевшему в вагон Костику. За спиной скрипнуло, бухнуло — состав тронулся.

В тамбуре серо и холодно, как в морозильной камере. Костик заглянул в салон. Оказалось, в электричке полно народу — все сиденья заняты, на полках баулы с вещами, угрюмые пассажиры покачиваются, стоя в проходе. Решил не толкаться, оттащил рюкзак в угол тамбура и плюхнулся на него. Откинулся на стену, вытянул ноги — оконные стекла мутные, будто запотевшие.

Колеса стучали на стыках рельс, состав потряхивало — дорога убаюкивала, Костик быстро задремал. Сквозь сон слышал лязг тяжелой межвагонной двери, обрывки разговоров, суету пассажиров, сходивших на безымянных остановках. Тогда же становилось свежее — утренний, уже по-осеннему прохладный, ветер врывался в тамбур, заставлял Костика ежиться, ерзать и обнимать себя руками в попытках согреться.

— Слышь, пацан, — донеслось издалека и тут же слилось то ли со сном, то ли с грохотом электрички.

Костика затрясло сильнее обычного, будто поезд вдруг пошел по ухабам.

Сильный тычок в плечо, тупая боль отдает в локоть. Костик непроизвольно дернулся, открыл глаза. Ботинки со сбитыми мысами, брюки мышиного цвета. Снова грубо пхнули в плечо — видимо, коленом. Костик завалился на вагонную дверь.

— Во, ожил! — пискнули где-то над ухом Костика.

Поднял глаза. Над ним, будто над щенком в вольере, нависли двое. Первый, видимо, контролер. Безобидный, щуплый мужик в костюме, синий пиджак с серебряным жетоном на нагрудном кармане ему великоват. Следующая ступень эволюции контролера — росгвардеец. Сине-голубая камуфляжная форма, страшная заячья губа, которую будто скрепили степлером.

— Я вас за рукоприкладство засужу, — зло огрызнулся Костик.

— Ошалеть, — голосок чуть картавый, тонкий, будто собачонка схватила игрушку-пищалку.

Возник третий — круглолиций лилипут в бордовой тюбетейке и синей контролерской форме. На шее болтается огромный серебряный жетон, есть в этом что-то рэперское. Грозно нахмурив лобик, треснул кулачишкой по подбородку, радостно пропищал:

— И за это засудишь?

— Откуда ж вы такие вылезли… — изумленно прошептал Костик.

— Ты бы не выпендривался, малой. — посоветовал лилипут.

После блуждания в лесах и пережитого там околосмертного опыта эта троица больше веселила, чем пугала. Ну так и есть — сбежали из цирка.

— Это кто еще малой, — с ухмылкой брякнул Костик.

Росгвардеец положил тяжелую руку Костику на плечо, придавил к рюкзаку и рявкнул:

— Билет.

Ага, ну ясно, лилипут самый говорливый, две-три фразы связать может, а камуфляжный мыслит и общается отдельными словами.

Костик аккуратно высвободился, встал, держась за трубу, ведущую к стоп-крану, и с улыбкой взглянул в глаза росгвардейцу.

— На станции, где я садился, кассы не было.

— Быть такого не может, — запищал лилипут, поправляя тюбетейку.

— Отвечаю, платформа сто четвертый километр.

Костик уже всерьез злился: человек только восстал из мертвых, а до него сразу докопались.

Щуплый контролер набрал воздуха в узкую грудь и выдал, похоже, заученный текст:

— Все станции Рижского направления оборудованы кассой, а если оная за­крыта, граждане обязаны воспользоваться терминалом предварительного проездного документа. Предъявление оного, а именно, предварительного проездного документа, влечет отсутствие дополнительного сбора за приобретение билета в электропоезде.

Росгвардеец вцепился клешней в ноющий локоть Костика и прорычал:

— Деньги.

— Да заплачу, не переживайте. Сколько?

На груди щуплого кассовый аппарат с разноцветными кнопками, похожий на допотопную электронную игрушку — долго нажимал клавиши, будто производил сложный расчет.

— Триста сорок, — подытожил с вызовом.

Костик пожал плечами и настолько уверенно полез в карман, что троица тут же замолкла.

Слава богу все на месте — не потерял ни паспорт, ни кошелек. Лилипут смотрел на руки Костика, будто тот фокусник. Абракадабра: Костик медленно расстегнул молнию бумажника, вытянул черную карту и поднес к терминалу, который протягивал щуплый. Магия не сработала, на сером экране пиксельный запрещающий знак, под ним надпись — «отказано».

— Ну-ка, ну-ка, — пробубнил Костик.

Приложил еще, чуть повыше экрана. Ничего.

Лилипут захохотал. Смех — точно повизгивание поросенка.

— Все, голубчик, снимаем с поезда и в участок. — назидательно проговорил щуплый.

Костик тихо чертыхался, шептал:

— Да не может быть…

Убрал паспорт, бумажник и принялся рассматривать банковскую карту. Чуть согнул и вдруг заметил — треснула, расслоилась надвое.

— Мужики, войдите в положение, — проговорил Костик, демонстрируя покалеченный пластик.

Лилипут с щуплым ликовали:

— Как выпендриваться, так ты первый.

— А чуть что, сразу «войдите в положение».

— Блин, клянусь, триста рублей не проблема, работала бы карта. Я заблудился и двое суток по лесу ползал. Вон, весь в грязи.

Костик кивнул на свои штаны и ботинки, продолжил:

— Ну поедем в отдел, оформят меня. И что дальше, штрафанут на пару тысяч? Смысл ради такого день терять.

Контролеры не слушали, петушились, мололи каждый свое. Иногда оглядывались на росгвардейца, будто он старшак на разборке младшеклассников.

— Какой-то бред, — отстраненно проговорил Костик, — мужики, я ночью чуть не помер, дайте доехать спокойно. Хотите номера ваши запишу и как телефон заряжу каждому по триста скину.

Не слышат. Костик прислонился спиной к дверям электрички. Может, выскочить на следующей? Нет, не пробиться. Вдруг поймал внимательный и ясный взгляд росгвардейца.

Серые глаза будто спрашивают: «Правда блуждал?»

Кивнул в ответ.

Служивый моргнул: «Не врешь?»

Костик помотал головой и развел руки, мол, почему, думаешь, весь ободранный и грязный.

— Стоп! — внезапно грянул камуфляжный, стоявший позади контролеров.

Контролеры затихли, сжались, испуганно обернулись — точь-в-точь дрессированные собачки при грозном окрике хозяина.

Камуфляжный махнул в сторону следующего вагона, проговорил, тяжело ворочая языком:

— Всё, дальше.

Щуплый потупился, Лилипут почесал лобик и пропищал:

— Олег, это же нарушитель. Надо арестовать, наказать. Да и вообще...

Росгвардеец поднял широченную ладонь, лилипут тут же осекся. Точно, дрессированные. Это, видимо, команда «молчать».

— Сами ползали, — проговорил камуфляжный и по-доброму улыбнулся.

Контролеры неуверенно переглянулись, видимо, не понимая, надо ли становиться на четвереньки.

Невероятно. Получается, Костик не придумал этот немой разговор. Вот же человек — понял, вошел в положение. Не этого ждешь от такого громилы.

Костик шагнул вперед, протянул руку, камуфляжный пожал — тяжелая, грубая хватка. До чего странное чувство — быть на равных с этим страшным неандертальцем, не тявкать и не дрожать. Росгвардеец развернулся, дернул межвагонную дверь и вразвалку двинулся в следующий вагон. Поникшие контролеры молча поплелись следом.

Электричка тормозила, угрюмые пассажиры вываливались в тамбур, те, кому не хватило места, выстраивались в очередь в вагоне. Костика оттеснили к его грязному рюкзаку. Спросил густобрового старика, похожего на домового:

— Долго до Москвы?

— Так вот, приехали, Волковская. Дальше до Рижской пойдет. Но в метро и тут можно, особенно если ехал без билета. — прошамкал старик и подмигнул.

Колеса застонали, людей качнуло: тетка с жабьим подбородком повалилась на худенького парнишку в красной кепке, придавила к стенке тамбура. Толпа заохала, зачертыхалась, кто-то пробубнил дежурное: «Не картошку везешь».

На старт, внимание. Двери разъехались. Марш! Самые нетерпеливые пассажиры рванули что есть сил — стараются всех обогнать, прийти к турникету первыми.

Костик с раненым товарищем на плечах влился в поток. Сперва двигался вместе со всеми, потом заметил — старичок-домовой и еще несколько человек отделились и идут к хвосту состава, видимо, в конец платформы. Значит, зайцам туда. Издалека Костик увидел — безбилетники пролезают сквозь прутья в металлическом ограждении и спрыгивают вниз.

Доковылял вместе с домовым. Тот кивнул на забор, мол, иди первым.

— У меня багаж, лучше вы, — проговорил Костик.

— Ладно, тогда гляди как могу.

Старичок проворный, как обезьянка. Ловко протиснулся, присел и мягко соскочил на землю.

Костик попробовал протолкнуть рюкзак, там, где пролез старикан, — никак.

— Парень, не туда сумку суешь, я ж через неразогнутые прутки пролез, — усмехнулся снизу домовой.

— Да я, как кот, в любую щель просочусь. А тебе вот сюда.

Старичок указал на изрядный лаз. Костик примерился — просунул руку, плечо. Проходит. Но сперва рюкзак. Кряхтя, поднял, пропихнул, толкнул. Баул грохнулся на землю, подняв пыль.

— Контрабанда? — хохотнул домовой.

Костик скинул маленький рюкзачок, легко пронырнул сквозь прутья и спрыгнул с платформы.

— А ну, признавайся, что в рюкзаке? — улыбнулся старичок.

— Книги, — хмуро ответил Костик, — целая библиотека.

— Эх, пацан. Ты бы вокруг посмотрел — и никаких книг не надо. А то слова, слова, слова. Чушь! — и старик зачем-то ущипнул Костика за ляжку.

— Ай, зачем? — вскрикнул Костик.

— А это тебе подарок. Демонстрация реальности, — прошамкал домовой, — пойдем, покажу, где метро, а то заблудишься.

Старичок развернулся, зашагал наискосок, через рельсы. Навьюченный как ишак Костик потащился следом. Обошли старый, разбитый и разрисованный поезд, застрявший на заброшенных путях.

— Вот, настоящая жизнь. Ржавые вагоны, шпалы. А библиотека твоя: хрень.

— Да в том-то и дело, что не моя, а писателя одного. И он, кстати, наоборот говорит: без образного мышления и воображения реальность будет, как у животных.

— Вот тебя слова и придавили, — фыркнул домовой.

Выбрались к забору, похожему на длиннющую плитку бетонного шоколада. Заковыляли вдоль, а как он закончился, завернули и пошли в обратную сторону. Через метров пятьдесят забрали вправо и скоро оказались в галерее из палаток и ларьков, где продавали плов, курицу гриль и лепешки из тандыра. Пахло так, что Костик захлебывался слюной.

Домовой заметил, ухмыльнулся, спросил:

— Ну что, пацан, где твое образное мышление, когда жрать хочется?

Костик молча сглотнул.

— То-то! — хихикнул старик и указал вперед, — Метро там. А мне в другую сторону. Удачи. И не утони в словах.

— Угу, счастливо, — брякнул Костик и махнул рукой.

Странный дед. Ну хоть к транспорту вывел, и на том спасибо. Слава богу, для поездок на метро у Костика есть заряженная «Тройка». Еще одной разборки с контролерами он не вынесет. А если и она сломалась? Встревоженно полез в кошелек — выдохнул, все в порядке.

Впереди показался полукруглый стеклянный вестибюль, больше похожий на витрину магазина одежды. Люди внутри, как движущиеся манекены. Голодный и уставший Костик такой же механический. Спустился к кассам, прошел через рамку металлодетектора. Возле турникетов, откуда-то сбоку, выскочила юркая безопасница, похожая на чихуахуа — глаза навыкате, уши торчат. Затявкала, мол, пройдите к рентгеновскому аппарату, чтобы проверить содержимое рюкзака.

— Там книги, — сухо проговорил Костик и взглянул как бы сквозь без­опасницу.

— Ну, раз книги… — та осеклась.

Костик отодвинул тетку, приложил «Тройку» к турникету и не оборачиваясь прошел сквозь открывшиеся пластиковые дверцы. Думал, безопасница за­кричит, но нет. Видимо, до того офигела, что даже не пискнула.

До «Филей» всего несколько станций. И поезд полупустой — вот удача. Плюхнулся на сиденье, разместил рюкзак на соседнем, приобнял, похлопал по грязному боку. Ну что, старина, почти доехали. А ты не верил, что выберемся. Костик хихикнул — сейчас-то смешно, а в лесу…

На следующей остановке в поезд ввалилась толпа. Видимо, тоже с элек­трички. Люди торопились занять сидячие места. Старушку с сумкой подрезал отрешенный парень в наушниках, студент или старшеклассник. Уселся и тут же свесил голову на грудь, делая вид, что уснул. Старушка развернулась, колеса протарахтев, как погремушки, проехались по ступням паренька — даже не пошевелился. Взглянула на Костика, на рюкзак, занимавший сиденье, презрительно фыркнула и покатила по вагону. Неужели он выглядит настолько грязным и измученным?

Станция «Кунцевская». Костик замешкался, пришлось извиняться, толкаться, тянуть тяжелый рюкзак, который застревал в ногах сгрудившихся пассажиров. Взглянул на часы над тоннелем — половина десятого. Костику будто дали под дых. Черт, так сегодня рабочий день. А в одиннадцать встреча, где он должен показать директору по развитию расчет новой программы лояльности. Планировал же приехать в офис пораньше, доделать презентацию, выверить цифры. Отковырнул со штанины подсохший глиняный комочек, опустил взгляд на грязные кроссовки и вдруг осознал: да и хрен с ним. Велика беда — перенесет на один день, бизнес не встанет.

В переходе на голубую линию попрошайка — безногий мужик в камуфляже, но не голубом, как у росгвардейца, а рыжем. Человек-обрубок на тележке с колесиками, на руках грубые перчатки, чтобы удобнее отталкиваться.

— О, пацан, ты ведь как я. В дерьме, в грязи. Меня вот так же из окопа выносили.

Сколько же людей вокруг. Или дело в том, что сам Костик впервые едет в метро, не уткнувшись в мобильник?

— Да, брат. Я сегодня в лесу заблудился и чуть не сдох, — почему-то решил ответить Костик.

Калека заулыбался — во рту тусклые железные коронки, наполовину съеденные.

— То, что нас не убивает, нас не убивает, — провозгласил получеловек.

В этой фразе чувствовалась какая-то фундаментальная жизненная сила, до этого будто скрытая от Костика за цифрами, графиками и словами. Остался без ног, попрошайничает — в таких обстоятельствах наверняка должен был раскиснуть, спиться. А нет.

— Спасибо, старина, — Костик рассмеялся, шутливо отдал честь и зашагал к эскалатору.

— Счастливо, — донеслось в спину.

Никогда не обращал внимания, что поезда метрополитена раскрашены, как полицейские «буханки» — серые с синей линией по борту. Заметь он раньше, пассажиры представлялись бы ему арестантами, но сейчас рассматривать их почему-то не хотелось. Встал к дверям, объявили следующую станцию, тронулись. Взглянул сквозь стекло: толстые провода змеями по стенам тоннеля — огибают трансформаторные ящики, ныряют к рельсам, и так, пока от скорости не превращаются в темные волны.

Поезд выехал на поверхность, блеснувшая на солнце колючая проволока над сеткой рабицей, напомнила новогоднюю гирлянду. За забором ряд красно-рыжих гаражей с надстроенными вторыми этажами — как будто не в Москве, а в старом Тбилиси или в Ереване. И это, оказывается, прямо возле его станции “Филевский Парк”.

Костик вышел из метро, заковылял в сторону дома. Волочился через знакомые дворы и начинал осознавать, что все-таки выбрался и теперь будет вынужден вернуться к обычной жизни. Работа и офис ощущались далекими, несущественными — будто после длительного, чуть ли не полугодового отпуска. И, блин, не отвертишься: сразу разруливать проблему с презентацией исследования.

Показалась знакомая «Пятерочка», где Костик фоткал полки. Тут же вспомнилась лестничная клетка, пустые банки из-под крепкого пива. Сука, корифей. Видимо сознание на время вытеснило травматичные воспоминания. Но такое разве забудешь? Костик закипал: как же хочется разбить эту наглую философствующую рожу. И пусть корифей в два раза крупнее, чем он. Костик зарядит по яйцам или ткнет в кадык. Похрен на пацанскую гордость, главное, чтобы Роман пострадал.

Какая же тупость — собирать цены и скидки на пивные банки. Тратить время и деньги, строить предсказательную модель. Помогло ли это понять хоть что-то о Романе? Нихрена. Намного логичнее было бы подкараулить корифея на лестничной клетке и напрямую спросить про эту долбаную «Охоту». Костик взъерошил сальные волосы.

В своем дворе заозирался в поисках «Ягуара». Парковочное место возле электроподстанции занято древней «Волгой» — мелкие рыжие веснушки ржавчины по кузову, развороченное заднее крыло. Впечатление, что стоит не один год. А справа и слева от развалюхи все те же вчерашние «Ниссанчик» и «Опель». Мутная история. Хотя, что странного — пригнали «Волгарь», колеса, вон, не спущены, так что наверняка тарантас на ходу.

Хотел было подойти к «Волге», но устало махнул рукой и потащился к подъезду. Смысл разбираться? Главное, отыскать самого корифея, и бог с ней, с тачкой. Ввел код, дернул дверь, дополз до лифта, ткнул кнопку вызова. Ввалился в кабину, нажал одиннадцатый и повернулся к зеркалу. Не айтишник-белоручка, а малярийный больной, желтый в тусклом свете лампы. Под глазами набрякли мешки, щеки впали, может, за эти два дня потерял килограммов пять.

Тусклая лестничная площадка. Знакомая дверь. Ванна, еда, зарядка для мобильника. Вынул из кармана связку ключей, выбрал нужный, вставил в замочную скважину, но тут почему-то решил выглянуть к мусоропроводу. На лестнице, на обычном месте, банка из-под пива «Ледокол». Костик матюкнулся, свалил с плеч тяжеленный рюкзак и с размаху кинул на пролет вниз. Тот бухнулся так, будто мог проломить пол.

Ринулся к двери Романа, дернул за ручку — заперто. Что есть силы вдавил кнопку звонка, в квартире неприятно задребезжало. Корифей, сволочь.

— Выходи, сука! — заорал Костик.

Отпустил звонок, приложил ухо к холодному металлу: внутри тишина, ни шагов, ни шевеления. Принялся долбиться, гулкие удары отдают в предплечье. Позвонил опять. Разбежался и пнул. Прислушался — ничего. Крикнул:

— Я тебя достану, урод. Никуда не денешься.

Остановился отдышаться. Подумал — вряд ли корифей испугался. Видимо, правда нет дома. Звякнул напоследок и пошел к себе.

В прихожей скинул грязные кроссовки, снял куртку и футболку, стянул штаны и в одних трусах бросился на кухню. Открыл холодильник — на пустых полках только сухая половинка черного. Разорвал целлофановый пакет, бросил в раковину и вгрызся в остатки буханки. Откусил сколько мог, принялся жевать. Сухой хлеб застревает в горле. Взял из раковины первую попавшуюся грязную кружку, врубил воду и подставил под кран.

Глотнул — теплая вода, с привкусом кофе. Великолепно. Отломил еще хлеба, полез в шкаф. Скинул на столешницу пакет каши, несколько пачек макарон. До­стал стеклянную банку кофе, картонную коробку чая. Наконец, добрался до старой плитки шоколада. Разорвал упаковку, разломал плитку на четыре части, положил друг на друга наподобие бургера и откусил. Упал на стул, застонал от удовольствия. Балдеж — будто белый налет на шоколаде — это какая-то наркота.

На столе крошки хлеба вперемешку с шоколадными. Костик слюнявил палец, проводил по столу, облизывал. В жизни не ел ничего вкуснее. Появились силы оглядеться. Часы на дисплее микроволновки показывают без пятнадцати одиннадцать. Чертова встреча.

Вернулся в прихожую, достал мобильник из кармана штанов, комом лежащих возле двери. Повертел в руках — цел. Отлично, а то так быстро скинул штаны, что трубка могла шлепнуться об пол и треснуть. Поставил телефон на зарядку в гостиной и пошел умываться.

От грязи с лица и рук вода коричневая, будто ржавая. Господи, какой же кайф. Умылся, вытерся и бегом к мобильнику. Включил — без пяти одиннадцать. Зашел в «телегу», долистал до контакта директора, которому через пять минут должен презентовать слайды, уверенно напечатал: «Иван, привет! Костя-аналитик, считаю бизнес-кейс новой программы лояльности. У нас через пять минут должна быть встреча, но я прошу ее перенести. Был в лесном походе, за­блудился, еле выбрался. Прошу прощения. Я сдвину на среду. Не против?»

Иван тут же ответил: «Привет! Давай двинем, не вопрос. Аккуратнее в следующий раз, а то считать некому будет)».

Реально? Вот так просто? На всякий черканул начальнице: «Лена, подвинул презентацию Ивану, все согласовано». Бросил мобильник на диван и отправился в душ.

Встал отмокать и осознал: спину ломит, плечи натерты чуть ли не до волдырей, ноги забиты. Настоящий победитель «Гонки героев». На следующие соревнования соберет свою команду и переедет Вадика. Посмотрим, кто будет смеяться последним.

Вытерся, начал собираться. Чистая одежда, пахнет кондиционером и ополаскивателем, на телефоне сорок процентов заряда, на виртуальной карте достаточно денег. Простые радости жизни. Взял рюкзак с ноутом, вызвал такси — в путь.

Пока ждал лифт, выглянул на лестницу. На ступеньках банка пива, грязный рюкзак с книгами валяется посреди площадки. Прости товарищ, скоро вернусь.

На выходе из подъезда открыл приложение такси — водителя зовут Назым, а машина уже ждет. Желтая брендированная «Киа» с шашечками. Костик распахнул переднюю дверь, так что водитель повернулся и испуганно уставился на резкого пассажира.

— Назым, не против, здесь поеду?

Тот улыбнулся — зубы мелкие, будто наполовину спилены. Плоское лицо цвета горелой лепешки. Пожал плечами и кивнул на соседнее сиденье. «Поездка по навигатору займет пятнадцать минут».

Ехать рядом с водителем непривычно — у него тут целая жизнь. Петли зарядных проводов, второй мобильный телефон, на зеркале заднего вида ароматизатор в форме пистолета. Назым выхватил из дверного кармана бутылку без этикетки с чем-то молочным. Зажал между ног, отвернул крышку, глотнул и удовлетворенно чмокнул.

— Кумыс? — поинтересовался Костик.

Назым кивнул.

— Хочешь? Только от него пьянеют, — улыбнулся, и, помолчав, продолжил — Но для работы самое то.

— Давай, — радостно согласился Костик, — я как раз в офис еду.

Водитель изумленно хмыкнул и передал открытую бутылку. В нос шибануло кислым. Пригубил — пузырится, как «Спрайт», щиплет язык. А послевкусие, будто пиво смешали с медом.

— Освежает.

Костик вернул кумыс.

— Понравилось? — спросил Назым, закручивая крышку.

— Вкусно, — облизнулся Костик.

— Кумыс для человека — кровь, мясо для человека — душа. Так у нас в Киргизии говорят. Знаешь такую страну?

— Конечно. Горы, озеро Иссык-куль.

— Оооо, — счастливо протянул Назым. — А был?

Костик помотал головой.

— Обязательно приезжай. У нас люди хорошие, добрые. И красиво. Хотя тут тоже, — закончил Назым и указал подбородком.

Стекляшки Сити — голубая, закручена, как спираль ДНК, и рыжая, похожая на канцелярский нож с выдвинутым лезвием.

Костик умиротворенно откинулся на сиденье. Следил, как «Киа» виляет, перестраивается из медленного ряда в скоростной и едва не задевает багажники хищных БМВ и тихоходных «Хендаев». Перед поворотом, который водители обычно проскакивали, Костик приготовился к своему обычному «так-так», но Назым вдруг крутанул руль, и стало ясно — не пропустит. Затормозили у офиса, Костик щелкнул ремнем безопасности.

— Парень, забирай, если понравилось, — проговорил Назым, протягивая бутылку.

— Спасибо. И в Киргизию съездить надо!

Распахнул дверь на полполосы — сзади сразу же загудели. Грузный, похожий на моржа, водитель подлетевшей газели уже орал в открытое окно:

— Дебил, зеркала зачем придумали?!

Костик приложил ладонь к груди, развел руками, крикнул в ответ: «Прости, брат». — и побежал в офис.

В лифте достал телефон, проверить, когда следующая встреча — не грузит, связи нет. Но не в лесу же. Как все-таки опыт меняет взгляд на те же вещи. Лифт мелодично звякнул, на шестом зашла девушка с «Гонки героев». Позавчера была без косметики и с такими тугими косами, что глаза были немного азиатскими, а сегодня накрашенная, с локонами. Поймала взгляд Костика, почему-то смутилась, внезапно полезла в сумку, висевшую у нее на плече, зашуршала, мол, что-то ищет.

Вместе вышли на сорок пятом, Костик пикнул бейджиком, придержал девушке дверь. Проскочила вперед, отвернувшись: ни спасибо, ни улыбки. Странно, вроде это Костик отказался бежать за их команду и должен смущаться, а тут — все наоборот.

По пути к рабочему месту зашел на кофе-поинт, в меню кофемашины вы­брал американо. Машина зажужжала, перемалывая зерна, фыркнула. За панорамными окнами, до горизонта, раскинулась бесконечная Москва. Удивительно похожа на материнскую плату — длинные пятиэтажки как модули оперативной памяти, далекие новостройки точь-в-точь внешние разъемы. Машина перестала пыхтеть, Костик взял кружку и потопал к своему месту в дальнем конце коридора, иногда отхлебывая на ходу.

Впереди увидел широченную спину Вадика. Разговаривать с ним не хотелось. Может, развернуться, или присесть на пуфик, переждать. И что дальше: прятаться каждый день? Сколько же в Костике трусливого бреда — как будто впервые начал понимать, что на самом деле порождает его мысли. Вперед, только вперед, тем более Вадик пропал из виду, видимо, нырнул в какую-то переговорку.

Прошел, не глядя, мимо двух, возле третьей замедлил шаг. И сквозь стеклянную дверь увидел Вадика, который, как нарочно, развалился в кресле и смотрел Костику прямо в глаза. Черт. Ноги одеревенели — Костик будто на ходулях.

Позади распахнулась дверь переговорки, послышались бодрые, крепкие шаги, загремел знакомый голос:

— Костяныч, что-то ты поздно. Обычно к десяти, а сегодня аж в полдвенадцатого.

Костик не останавливался, но Вадик нагонял:

— Спортсмен, куда несешься?

Настиг Костика, с размаху бухнул руку на плечо, так что кофе выплеснулся из кружки на кроссы.

— Э, ну ты блин чего! — оборачиваясь, зло бросил Костик.

— Коллега, не надо бычить, — прошипел на ухо Вадик, больно впиваясь пальцами в плечо Костика. — Давай провожу, мы с командой как раз тебе место украсили.

Костик разочарованно цыкнул. Плеснуть бы кофе на серый худи этого ублюдка. Раздраженно спросил:

— Вот чего ты до меня докопался, а? Зачем устроил эту подставу с «Гонкой героев»?

Вадик зло оскалился.

— А ты будто не понимаешь? Ты на последнем ревью меня завалил, и я не бонус, а хер получил. А у матери рак — лечение надо оплачивать. Кредитов из-за тебя, коллега, набрать пришлось.

— Откуда мне было знать?

— Оттуда, что на корпоративе перед ревью я тебе специально про это сказал, а тебе похрен. Даже не помнишь.

Стало тупо, неприятно. Злость на Вадика мешалась с непонятной грустью. Не нашелся с ответом, промычал что-то нечленораздельное.

Завернули в зону аналитиков. Все на своих местах — оторвались от экранов, смотрят на подошедших, как зрители на актеров после антракта. На окне возле стола Костика гирлянда из черных бумажных букв: «Последний герой».

Вадик мокро зашептал на ухо:

— Вот тебе подарок. Чтобы все знали: Костя самый сильный и смелый.

Костик вспыхнул, скинул лапу Вадика с плеча, поставил кофе на свой стол, кинул рюкзак на кресло и легким движением сорвал гирлянду. Обернул ее во­круг шеи Вадика наподобие шарфа и влепил звонкую пощечину.

— Настоящий герой тот, кому дебильная гонка важнее травмы товарища.

Вадик напыжился, покраснел. По-детски, оттопырил нижнюю губу.

— А теперь пойдем поболтаем наедине, — вкрадчиво проговорил Костик, оглядываясь на коллег.

Лица у них, будто Костик вернулся с хорошей летней рыбалки и высыпал плотвичек и окушков из ведра. Разинутые рты, выпученные глаза.

Костик вышел в коридор, заглянул в ближайшую переговорку: свободно. Чувствовал, Вадик топает за ним. А что если отмудохает? Пытался бодриться, вошел, по-хозяйки плюхнулся в кресло, взял со стола бутылку воды и всосал всю в два неимоверных, нервных глотка. Вадик закрыл за собой дверь, сел напротив, положил гирлянду на стол, буквы смешались, как в скрэббле, Костик понял: бить не будет.

— Ты правду про мать сказал?

— Конечно. С таким не шутят, — угрюмо проговорил Вадик.

Костик достал мобильник, зашел в банковское приложение, тапнул «Перевести по номеру телефона». Сказал:

— Давай свой номер.

Ошарашенный Вадик даже не спросил зачем, просто продиктовал цифры.

Костик указал сумму перевода — триста тысяч рублей. Половина бонуса. Нажал «отправить». Телефон Вадика пикнул. Он видимо, так и не понял, что происходит. Вынул мобильник — увидел смс, поднял на Костика обалделые глаза, зашептал:

— Ты чё…

— Всегда думал: бонусы за работу, жизненные ситуации ни при чем. Сейчас понимаю, какая это глупость. Все-таки мы в первую очередь люди, а не функции.

— Спасибо. Я скоро отдам, — прохрипел Вадик.

— Если честно, можешь вообще не возвращать.

Вадик глубоко вздохнул, протянул через стол руку. Пожали — оказалось ладони Вадика вспотели.

— Прости за этот дебилизм с гонкой и гирляндой. Ей богу, уровень седьмого класса.

— Ничего. Все хороши. Пойдем работать?

Костик встал, кинул пустую бутылку в урну. Попал: прокатилась по металлическому бортику — и внутрь.

— Я еще минутку посижу, — ответил Вадик. — Спасибо тебе, Костяныч.

На рабочем месте непривычно тихо. Даже клацанья клавиатур не слышно. Все смотрят на Костика с опасливым восхищением.

— Подумаешь, убил, — серьезно проговорил Костик.

Коллеги прыснули, загалдели, начали расспрашивать. Костик отнекивался, пожимал плечами. Так и не рассказав ничего внятного, устроился за своим столом, открыл компьютер и погрузился в задачи.

Дорисовав слайды, почувствовал: сил нет. Захотелось домой, заказать доставку, почиллить на диванчике, лечь пораньше и как следует отоспаться. Сначала пытался бороться: съел шоколадку, сходил в кофейню за крепким американо. Не помогло.

Одно хорошо — часть встреч отменилась. Отпросился у руководителя, обещал доработать дома. Собрал рюкзак и, не прощаясь, незаметно выскользнул в коридор. Спустился с сорок девятого — в фойе одни курьеры с цветастыми коробами, напоминающими гигантские детские кубики. Взять бы их все и построить башенку.

Проскочил через крутящуюся дверь, сел на бордюр около офиса и вызвал такси. Солнце играет в стеклах небоскребов, похожих на гигантские аквариумы, наполненные голубой водой. Внутри своя экосистема: хищники боссы, травоядные стажеры и выгоревшие работники-падальщики.

Перед Костиком затормозило такси. Прыгнул на заднее сиденье, поздоровался с водителем, сказал:

— Никого не ждем, можно ехать.

Тронулись. Сколько же людей в районе Москва-сити. Настоящий человейник. Завернули за угол, выбрались на широкополосную дорогу, прибавили хода. Что бы заказать на обед — Костик начал листать ленту ресторанов. Хинкали, харчо: слишком тяжелое, не хочется. Пицца тем более. Шаурма, вообще непонятно из чего. Во! Блинчики. Отлично. Правда, ехать будут довольно долго, ну ничего, как раз хватит времени наведаться к Роману и, может, отмокнуть в ванне.

Пока выбирал, доехали до дома. Пустые скамейки перед подъездом, на двери плакат — скоро выборы главы района. Кандидат, толстощекий мужик в гранитного цвета пиджаке, смотрит вдохновенно, будто сам себе памятник. Снизу надпись: «За Романа Перельмана — без мечты нет будущего».

Уже в лифте подумал: надо же, Роман вроде другой, а идеи те же. Выглянул на лестницу — рюкзак валяется все там же. Рядом топчется старушка, баба Аня, все тот же кардиган, только юбка теперь в мелкий цветочек. Наклонилась сколько смогла, пытается расстегнуть молнию, но не может нормально подцепить корявыми пальцами застежку.

— Здрасте, баб Ань, — вежливо проговорил Костик, спускаясь.

Подняла голову, посмотрела косо, недоверчиво.

— Добрый день, баб Ань, — повторил Костик.

Потеребила выпуклую черную пуговицу на кардигане, похожую на вороний глаз.

— Помните меня?

— Конечно. Ты с Ромочкой на лестнице курил. А я тогда чуть не задохнулась. Ингалятор от астмы расходовать пришлось. Сказала же вам, тянет. Но нет. Все равно дымят.

— Я сигареты во рту в жизни не держал, — обиженно ответил Костик.

— Рассказывай, — баб Аня махнула рукой. — Твой рюкзак?

— Романа. В нем книги. Звонил ему в квартиру, чтобы вернуть, но мне не открыли. Вы, кстати, его сегодня не видели?

— Нет. В последнее время Ромочка очень редко бывает.

Костик нахмурился, удивленно уточнил:

— Что значит редко? Он же на одиннадцатом живет, в дальней квартире.

Баба Аня осклабилась, вставная челюсть, кажется, великовата, торчит, будто лошадиная.

— Нет, сынок. Какой там живет. Ромочка — классик, лауреат. Такие разве селятся на Филях, в заплеванных подъездах?

— Так что ж он тут делал? — глаза Костика полезли на лоб.

— А я знаю? Сперва говорил, к двоюродной тетке ездит. Иногда в подъезде сидел, мы так и познакомились.

Костик молча таращился на бабку. В окне высокое, голубое небо. Если Роман тут не живет, может, и за стеклом фотообои. Но как же так? Роман точно заходил в квартиру.

— Баб Ань, ну зачем вы шутите? Скажите честно, где этот писатель. Мы вчера вместе в лес ездили, но он раньше в Москву вернулся, и я теперь его найти не могу, чтоб рюкзак вернуть.

Бабка замотала головой, махнула на Костика, недовольно цокнула, и начала спускаться к своей квартире. Костик в оцепенении наблюдал, как старушка медленно и неуверенно сползает по ступеням. Слышал, как роется в карманах, бряцает ключами. Вдруг спохватился, побежал вниз, крикнул:

— Постойте.

Бабуля хлопнула дверью. Хотел начать трезвонить, но остановился. Какой смысл — вряд ли старуха выдаст что-то новое. Получается, Роман тут и не жил. И где теперь его искать? Поднялся на лестничную клетку, лямки рюкзака в стороны, будто раскинутые руки. «Ну, что, рядовой, готов? Мы своих не бросаем» — пробурчал Костик, привычным движением подхватывая походную библиотеку.

Занес баул домой, сперва положил в углу гостиной, а потом вдруг решил расстегнуть молнию и высыпать книги на пол. Целая гора. Жесть, сколько же томов он пер на себе эти полтора дня. Взял первый попавшийся под руку, плюхнулся на диван. Бабель. Удивительно знакомая серая обложка с красной линией и золотой надписью “Избранное”.

Открыл на середине, пробежался наискосок. Зацепился за случайное предложение, одолел короткий рассказ. Кровавая война, казаки, загнанные до пены лошади. В целом неплохо.

Захлопнул, провел пальцем по фамилии на обложке. На форзаце портрет писателя. Улыбается, похож на винни-пуха, и очки, как у Морфеуса из «Матрицы». Только прозрачные и с дужками. Перелистнул на следующую страницу. В правом углу круглая врачебная печать с именем — «Марина Николаевна Воропаева».

Костик обмер. Вспомнил, как несколько лет назад помогал отцу перевозить к ним в Подольск библиотеку, оставшуюся от бабушки.

— Знаешь, тут каждая книга проштампована, — сказал отец, завязывая узел на очередной стопке. — Только вместо экслибриса бабушкина старая рабочая печать.

Именно эта — «Марина Николаевна Воропаева».

Вскочил с дивана, кинулся к книгам, разбросанным по полу. Упал на колени, трясущимися руками по очереди открывал каждую. Под обложками Толстого, Лескова и Гоголя та же печать. Костик начал озираться — ладно, наверняка это розыгрыш и его снимают на видео. Взял том Булгакова, собрался было за­глянуть под обложку, но палец соскочил. Попав на какую-то страницу в начале, машинально прочитал:

« — Потому, — ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, — что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится».