|
Об авторе | Ольга Родионова родилась в Барнауле. Там же окончила филфак АГПУ. В 1993 году уехала в Америку. Работала колумнистом, редактором в нескольких русскоязычных изданиях Нью-Йорка и Филадельфии. Переводила на русский язык детективы К. Нельсон Дуглас из серии про Полуночника Луи. Публиковалась в журналах «Знамя», «Арион», «Новый берег», «Плавучий мост»; в альманахах «Побережье» и «Встречи» (Филадельфия), в сборниках. В конце 2019 года вернулась в Россию. Автор пяти книг стихов: «Мои птицы на ветках», «За Крысоловом», «Не летай», «Яблочный джем», «Сезам, Сезам». Лауреат литературной премии «Русская Америка» (2003 г.), «Русской премии» (2010 г.), Губернаторской премии Алтая в области литературы (2024), Демидовской премии (2025). Живет в Барнауле.
Ольга Родионова
Вдоль воробьиной радости окраин
* * *
Как некстати, поверишь ли, осень у нас холодна!
Всё ужасней обломки — насмешка седого прилива.
И не вычерпать весь океан до туманного дна,
Обнажив расстоянье, что посуху преодолимо.
Чем похвастать? Уловом? Но скуден и жалок улов.
Ни салаки, ни хищных тунцов, ни сельдей, ни макрели.
Нынче волны да ветер играют обрывками слов —
Расплываются строчки, и письма твои отсырели.
Может, вахтенный твой встрепенётся и крикнет: «Земля!..»,
Может, ахнет соседский мальчишка: «Вернулись! Встречайте!» —
Только вряд ли, майн либер, ведь крысы бегут с корабля,
А пустынную пристань лишь я охраняю, да чайки.
Эти чайки простуженным горлом тревожат рассвет —
И рассвет наступает, туманом и плесенью тронут.
О, мы встретимся — там, в том краю, через тысячу лет, —
Где отец мой играет на дудке, а крысы не тонут.
* * *
Аннушке
I
Затворница, светла твоя темница
В краю, где «тиха вода бжеги рве»,
Где у царя свила гнездо синица
На голове,
Где рыцари твои в холодных латах
Уснули. Не о том ли я повем,
Что времена замкнули их, крылатых,
В гранит поэм,
Что тонким пальцам зябко без лобзанья,
Что Одра спит, храня сребро колец,
Что вечно настигает наказанье
Не там, не тех, не в срок,
И, наконец, —
Что, может быть, она звалась Татьяной
И Анной... Но не здесь, в чужих лесах,
А там, вдали, — синицей безымянной,
Запутавшейся в каменных власах.
II
Тону, как рыба в глубине морей,
Без мыслей, в тёмном обмороке чувства.
Люблю тебя, дитя моё, анчутка,
Предательница радости моей.
Не горбись, и плавней, душа, плавней!..
Не замирай, твой выход там, направо.
Твоя весна — какому богу слава? —
Уже суёт соцветья меж камней.
И суета, и ты вдоль суеты,
Вдоль воробьиной радости окраин, —
Бесхозна, потому что твой хозяин
Давно забыл, как выглядят цветы.
Держи удар с обидной стороны
И отражай движенье небосвода,
Как зеркало, в котором гремя вода
Всё так же начинается с весны.
Скользи навстречу, уклоняясь вдаль,
Чтоб глаз твоих пленительный миндаль
В чужих зрачках пророс неумолимо,
Не комкай слов, целуя врущий рот,
Произноси слова наоборот,
Моё дитя, малиновка, малина.
Мы никогда с тобою... там, вдали,
Причаливают к небу журавли,
Вернувшись из тропического рая.
Моя душа тобой уязвлена:
Ты говорить умеешь, а она
Молчит, в твоих миндалинах сгорая.
* * *
девочка думает: жаба её полюбит.
нет же, не жаба, не жаба — принц (лови и целуй же)!
бегает, ловит жаб, измеряет лужи,
лето, смеются люди, смеются люди.
нравится им, что она криклива, как чайка,
маленькая, упрямая — не своротишь,
с этой фантазией в голове, с узелком сокровищ
детских — камушков разных, осколков чашек,
зеркалец... то есть нет, — отражений
солнечных жаб: поймает, губами тронет
тысячу двести разных изображений
принца в короне, на лягушачьем троне.
он непременно там, в глубине, найдётся
среди осколков, выберется наружу!
девочка, бегай, лови, не бросай, надейся,
тщательно измеряя каждую лужу.
мой мечтательный, милый, лохматый отпрыск,
вместе с тобой надеюсь, что так случится:
в очередной луже, где день лучится,
солнце плеща на локти, живот, ключицы,
в сонной грязи мелькнёт золотистый отблеск.
* * *
...и вот она скачет по тоненьким веточкам марта —
дикарка и мытарка, парка торговая марка,
залётная дудочка, клюквенный бусинный шелест,
пернатый синоптик, влетающий в сердце, не целясь,
весенняя весть, обещанье, что всё состоится...
...не ври мне, душа моя, радость, невинная птица.
весна постоянна, когда под ресницами влага, —
и ниже, и нежность, — не эта сухая бумага.
весна бесконечна, когда у соцветья в нирване
рождается мёд, обрекая пчелу на скитанье,
когда на губах остаётся, под рёбрышком бьётся,
когда если грустно — смеётся, и страшно — смеётся...
я знаю, всё будет отлично, тепло и ручьисто,
а главное — чисто.
всё будет, конечно, нахохленный розовый бублик.
всё будет, как прежде, но что было прежде — не будет.
* * *
Они ушли, и ветер в спину дул,
Смотрели в спины звёзды сотней дул.
Их Царь, воздевши руки на ходу,
Сказал: «Се Я!»
И шёл Джон Донн, и лепетал в бреду:
«Пойди поймай падучую звезду!..»,
И месяц май звал к миру и труду,
И Марс сиял.
А сотни тысяч ангельских ночей
Слились в один серебряный ручей,
И Пётр шёл, бренча сребром ключей.
Сребро — к слезам.
И шли они, давясь от сладких слёз,
И руку Царь пронзённую вознёс,
И ангельское слово произнёс,
Сказав: «Сезам!»
Тогда открылись райские врата,
Идущих осияла темнота,
А тот, кто начал с чистого листа,
Смотрел в экран,
Где шёл поток второй, второй поток
Суровых чад, отринувших порок,
И шёл меж них неузнанный Пророк
И нёс Коран.
Нёс алый Марс кровавый блеск глазам.
Рубин — к огню, а бирюза — к слезам.
Пророк отверз уста и рек: «Сезам!» —
И вслед ему
Толпы единый выдох: «Иншалла!..»
Зашелестел осколками стекла, —
Экран мигнул, картинка поплыла...
...Шагнул во тьму.
Во тьме Креатор заменил кристалл,
Ошибку мирозданья подсчитал,
Присел к столу, прилёг, уснул — устал,
А там, вдали,
Под дулами неумолимых звёзд,
Кто на коленях, ниц, кто в полный рост,
Таща детей и старцев, — Вест и Ост
Всё шли и шли.
Всё шли и шли.
Всё шли и шли.
| 
