НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Пожалуй, пора уже привыкнуть

Александра Цибуля. Татуировка в виде косули: стихи 2021–2024 / Предисл. И. Булатовского; послесл. П. Барсковой. — М.: Новое литературное обозрение, 2025.

От бара «Хроники» до бара «Стирка» можно дойти где-то за полчаса. Это, естественно, если просто быстро-быстро шагать и уткнуть голову в землю, не обращая внимания на происходящее вокруг. А если вы идете из «Хроник» до «Стирки» (или наоборот), интересного вокруг будет много. Вероятнее всего, даже вы сами будете крайне интересны, поэтому путь точно будет нескучным, и, может, когда-нибудь он даже превратится в вашу личную легенду, которую можно будет бесконечно много и смешно рассказывать друзьям. Все может быть. А можно и не дойти. Идя по городу, ты вдруг заметишь, что твоего города здесь нет. Нет ничего твоего. Нет никого твоего. Все пропало. Остались просто места, просто дома, ходячая латиница и захватившие весь воздух плакаты. Попадая в самый центр когда-то твоего города, ты ощутишь лишь «чувство отсутствия безопасности». Пространство победит тебя, присвоит тебя, раздавит тебя и оставит на обочине новой строящейся дороги, под которой остались все твои и все твое:

Каждый клочок воздуха хочет

иметь надо мной власть.

Книга Александры Цибули не разделена на части или блоки. Это просто организованный поток текстов с неуказанной датировкой. Значит, это не так важно для понимания общего концепта. Можно предположить, что тексты все-таки расположены по хронологии, от старших к младшим, 2021 до 2024. Но надо ли что-то предполагать, высчитывать и сопоставлять? Об этом уже хорошо сказал Игорь Булатов­ский в предисловии: «здесь даты-шифры во многих случаях открыты, и мы знаем, чт дешифруется. Это моменты предельной открытости, последней прямоты, голости голоса».

Стихи Цибули в этой книге, вероятно, самые своевременные тексты на сегодняшний день. Тексты, которые были нужны (кому? — ну вот как минимум мне). В них нет страха, жалости, плача, даже эмоциональности. В них настоящее и то, как с этим настоящим справляется (вероятно, очень биографичный) герой. Они ничего не маскируют, не ругают, не просят. Они констатируют. И содержат осколки надежды даже не на лучшее будущее, а просто на что-то, на что-то другое. Но пока есть только действительность, неприметная и пугающая, но очень живая:

Схлопываются товары, перспективы, будущее

сворачивается, как свиток. Машины

превращаются в овощные ларьки.

Чистая энергия подрывает Первый канал.

Миша-морпех подрезает мелочь у школоты,

пока мы стоим в очереди в Макдак

в один из последних дней…

Мир в стихотворениях Цибули проявляет себя по-разному. Иногда он больше похож на симуляцию, и нужно буквально расставлять ловушки, чтобы отыскать признаки жизни не только внутри себя, но и вокруг, в самом мире:

Бутоны полны обещаний, а цветы, наоборот,

всегда прощаются. Развешаны флаги

и делают ветер видимым, если на минуту

забыть о том, что все это значит на самом деле.

А иногда уже само пространство дает субъекту понять, что он реален. Мир обращает внимание на героя, кажется, в очень незначительных и мимолетных сценах, но именно эти эпизоды словно возвращают его в рамки физического тела, дают почувствовать самого себя, ощутить собственное присутствие в пространстве:

прошмыгнула парковая мышь

и спряталась в земляную лунку

выглядывает не решается выйти

смотрит прямо на меня

значит я существую

на самом деле

Герой Цибули постоянно находится в поиске не только спокойного и защищенного пространства, но и мгновения, которое принесет лишь еле заметную теплоту внутри. С описания примерно этого же чувства и начинается послесловие Полины Барсковой: «самое странное, что эти стихи вызывают во мне радость». Это не УРА, не наконец-то, не Боже мой. Это полупрозрачная радость, которая похожа не на эмоцию и даже не на чувство, а на мимолетное состояние, которого субъект просто не может заметить, не может описать его, зато может заморозить момент, когда это произошло:

возникновение и исчезновение радуги

ее обесцвечивание, истаивание и бесследность

ведь мир после чуда таков

как будто чуда никогда не было

Самое чистое и свободное от действительности пространство находится на периферии природного и рукотворного — в парках, в садах, в скверах. В стихах Цибули бесчисленное количество парков, которые не только сами хранят память об истинной красоте мира, но и дают возможность прикоснуться к ней, не позволяя людям забыть ее. Но для этого нужно идти не параллельно времени, а вразрез ему. Идти туда, где время показывает себя только дневным или ночным светом:

Когда опускается солнце, люди поднимаются на холм

в Парке трехсотлетия, чтобы увидеть нежное

лицо мира во время войны.

Книга — артефакт и свидетельство времени. Времени, которое беспощадно давит человека, заставляя его бороться с самим собой. С собственными страхами, чувствами, воспоминаниями. Жить вопреки действительности и находить новые ориентиры, которые не остановят тебя у холма, а поднимут на его вершину. Но что делать потом? Не знаю. Кажется, ничего не делать. Просто быть, что-то делать, что-то чувствовать, чего-то бояться, кого-то любить. Стихи Цибули не дают никаких ответов, что является их несомненным достоинством. Они тихо пульсируют, то ускоряясь, то замедляясь. Иногда пульс вообще пропадает. И именно тогда они прекраснее всего. На мой взгляд, пульс останавливался лишь дважды. Достаточно ли этого для книги? Я уверен, что нет. Поэтому вполне могу предвидеть читателя, который воспримет книгу Цибули как бесконечно переставляемый набор слов, демонстрирующий невозможность автора выйти за пределы одной темы. Может быть, я даже соглашусь с этим читателем, но без ста с чем-то страниц разных букв и столбиков не появилось бы двух текстов, подчиняющих себе все остальные стихотворения и оправдывающих их нахождение в книге. Какие это тексты, не скажу. Не из-за того, что у каждого это могут быть свои стихотворения, а просто из вредности.

Данил Швед