НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Русская готика Владимира Лидского

Владимир Лидский. Темная Лида: повести, рассказы. — М.: Альпина. Проза, 2025.

Владимира Лидского читатели запомнили после выхода его первого романа «Русский садизм», ставшего в 2012 году поводом для литературного скандала. Некоторые критики упрекали автора за макабрическое содержание и натуралистические описания ужасов революции и Гражданской войны, иные — восхищались стили­стической изощренностью текста, отмечая при этом мощный гуманистический посыл книги.

В прошлом году московское издательство «Альпина. Проза» собрало под одной обложкой шесть повестей и пять рассказов Лидского. Лида в названии сборника — не женское имя, а название маленького городка в Западной Беларуси, откуда родом дальние предки автора.

Критики уже сравнили полумифическое родовое гнездо Лидского с Макондо Маркеса, и это точное сравнение: пристально вглядываясь в малую Лиду столетней давности, ее бытописатель сумел осмыслить (и фактологически, и метафорически) всю российскую, белорусскую и общесоветскую историю XX века. Сквозь частную жизнь своих предков и людей, живших с ними бок о бок, сквозь трагическую летопись городка, постоянно переходившего из рук в руки, автор смотрит на катаклизмы, сотрясавшие отечество десятилетиями, и делает неутешительный вывод: история не учит ничему. Такой взгляд был присущ ему и в других текстах, особенно в романах «Избиение младенцев» и «Сказки нашей крови». Повести и рассказы, опубликованные в «Темной Лиде», перекликаются по настрою и степени обобщения с его ранними романами. Немного шансов оставляет Лидский цивилизованному человеку: слишком мрачный и бескомпромиссно осуждающий взгляд присущ сочинителю этих трагических историй. Здесь явно прослеживается коллизия, тесно связанная с его первым романом. Критики, не принявшие «Русского садизма», обвиняли автора в беспросветности и пессимизме, которые легко прочитываются и в «Темной Лиде». Но почему за внешней канвой, за безысходностью судеб героев и отчаянных описаний ужасов жизни в ту эпоху они не увидели авторского гуманизма и боли за маленького человека, стынущего на ледяных ветрах истории? У «Темной Лиды» похожий посыл, но первые отклики на этот сборник трактуют содержание книги уже совсем иначе . Да, отечественная история трагична, пишут критики, но посмотрите, как бьется человек, пытаясь выжить в нечеловеческих условиях, как силой любви пытается переделать враждебный мир и как это ему порой удается. Несмотря на всю мрачность рассказываемых историй, в них есть свет, надежда, а главное — вера: автор действительно верит в человека, в его предназначение, в его духовную победу.

Чтобы устремления автора стали яснее, обратим внимание на стилистические особенности его текстов, попутно пытаясь понять философскую концепцию, на которой строятся замысловатые сюжеты его повестей и рассказов.

Почему, например, текст у Лидского идет сплошным потоком, одним предложением и без заглавных букв? Это связано с осознанием и осмыслением феномена времени. Почти все его работы — о героях, растворенных во времени, и на фоне их историй он стремится показать, как время перетекает само в себя и повторяет само себя.

Более того, Лидский пытается препарировать время. Самый характерный в этом смысле рассказ — «Мертвые ничего не знают»: по сути, амбициозный эксперимент по исследованию физического времени в художественном тексте. Решал ли кто-то в литературе подобные задачи? Уэллс? Джойс? Азимов? Брэдбери? Каннингем? В рассказе автор пытается разъять время, посмотреть, что у него внутри. А там, по его мнению, — бесконечная пустота, вечное ничто, nihil.

Книга полна экспериментов. Она показывает разнообразие приемов и, возможно, новаций в работе автора с текстом. И что же все-таки с жанром, с литературным направлением? Точное определение вряд ли найдется: автор пользуется разными жанрами, соединяет несоединяемое, сопоставляет несопоставимое. Мы видим здесь сложную мозаику, узор которой, на первый взгляд, кажется неразличимым, но при погружении выстраивается гармоничная, ясная картина. Лучшее определение в этом смысле, то есть главное направление автора — русская готика, тем более что в его текстах явственно прослеживаются и некоторые приметы магического реализма.

Все написанное Лидским в последние годы — интертекст в том смысле, в каком понимал его М.М. Бахтин. «Темная Лида» в корпусе текстов Лидского — один из самых наглядных примеров перетекания смыслов, идей, персонажей из одной повести в другие, из рассказа — в повести, из одной повести — во множество рассказов. В одном тексте сборника персонаж или коллизия заявлены мимоходом, фрагментарно, вскользь, в других заявленные ранее герои и ситуации раскрываются подробно. Тексты как бы увеличиваются в объемах, приобретая благодаря этому новые смыслы и стереозвучание. Это что-то вроде интернет-ссылок, дающих возможность увидеть сюжет или явление во всей их полноте.

Читательский интерес к прозе Лидского постоянен, автор активно публикуется в толстых литературных журналах в России и за рубежом. Но, несмотря на многочисленные премии, которыми отмечены его тексты, он остается одним из самых недооцененных писателей русскоязычного пространства. В отношении его книг можно отметить либо отсутствие критики, либо критику неадекватную, которая демонстрирует поверхностное чтение и извращение смыслов авторами критиче­ских публикаций.

Надежда Яхонтова