Об авторе | Лев Усыскин (родился в 1965 году) — постоянный автор «Знамени». Предыдущая публикация прозы — рассказ «Кирилл Бадхен в один из своих дней» (№ 12 за 2024 год).

Лев Усыскин

Налипание снега на провода

рассказ

1.

Слушайте, вот вам история такая — в сущности, бытовая… неприметная своей демократической непринужденностью — то ли быль, то ли небыль — при этом всякому, считай, соизмерима в плане воображения — ну, не для обуреваемых высокими лишь какими-то помыслами, отнюдь.

Короче, вот вам.

Представьте себе — человек. Мужчина средних лет, звать его… эээ… ну, скажем, Роман, Роман Сергеевич. Роман Сергеевич Лисовский, если полностью, да.

Вот он лежит на диванчике, в маленькой квартирке где-то в районе нынешних новостроек. Нет, он не живет здесь, что вы — у него, конечно же, есть еще другая квартира, побольше, там жена, дети и даже собака — красный ирланд­ский сеттер Аббас. Это все — там. Здесь же… как бы сказать аккуратно… В общем, в этой квартире наш Роман Сергеевич встречается. С кем? С женщиной по имени Ксения. Которая ему совсем не жена.

Собственно, и появляется он здесь главным образом ради этих свиданий. И лишь изредка — просто так: перевести дух, разобраться в делах и в себе, избегая чужого присутствия. Что ж — мы видим тем самым, что наш Роман — интроверт. Интроверт, да — и этим, пожалуй, все сказано.

Однако вот сейчас — именно тот, редкий, как я уже сказал, случай: Роман Сергеевич тут как тут, на диванчике, один. А Ксении этой нету и не ожидается. Ноутбук Романа Сергеевича здесь же, на столе, открыт и включен: что-то там на экране, буковки и диаграммы, даже график притулился в уголочке — кривая какая-то, ломкая и шальная, как пульс умирающего. Бумажки с таблицами раскиданы рядом в беспорядке… стакан с недопитым чаем… Словом, человек занимался, занимался делами, но вот, утомился и прилег отдохнуть. Прилег отдохнуть, а тут…

…А тут, как обычно бывает в рассказах подобного рода, раздается звонок в дверь. И здесь, теперь самое место сообщить об одном из многих талантов Романа Сергеевича: он, странным образом, хорошо умел различать звонки, делал это не хуже своего Аббаса. То бишь способен был определять по звуку не только виновника предстоящего вторжения, но и, порой, состояние духа, в котором этот виновник пребывает, нажимая на латунную кнопку рядом с дверным косяком. Едва ли, однако, Роман Сергеевич гордился этим своим умением — скорее не замечал его вовсе, полагая, что им обладает каждый. Не замечал, но пользовался им исправно — даже не отдавая в этом себе отчета.

Вот и сейчас… Вот и сейчас — раздался ровный, на два такта звонок. И это точно не Ксения — та сообщает о своем приходе иначе. Та, коли интересно, звонит так… загадочно как бы… то ли был звоночек, то ли не было вовсе, показалось. И уже в этом звуке Роману Сергеевичу обычно слышится все: и неуверенность, и смущение, и требовательность какая-то также — но больше всего желание озадачить и, затем, принять его уже озадаченным, утратившим эмоциональную инициативу.

Однако, в той же степени раздавшийся звонок не означал, скажем, и вторжения полицейских властей, боже упаси! Менты, они также звонят по-другому: отдаются звонку со всей дури, как бы стирая разницу между звонком и собою, собою и начальством, от лица которого действуют, начальством и далеким безжалостным сумеречным богом, имя которому «государство».

Иначе звонит и сосед — молодой человек, живущий со своей подругой в квартире напротив. Да, Роман Сергеевич общался с ним в период ремонта своей квартиры — сосед тоже что-то делал у себя тогда и заходил пару раз не то посоветоваться, не то одолжить перфоратор. Так вот, его звонок обычно оказывался сродни его же речи — этой распространенной среди молодежи склонно­сти к бессовестному задиранию интонации на последнем слоге, вытягиванию финального гласного звука. Романа Сергеевича, помнится, эта манера сперва раздражала, но потом свыкся и теперь почти перестал замечать…

Сейчас, однако, что-то иное имело место: ровный, как я уже сказал, звонок, ничего не подсказал Роману Сергеевичу. Так мог звонить кто угодно: случайный человек, ошибившийся дверью, коммерческий агент, желающий втюхать какую-нибудь бесполезную китайскую вещь за тройную цену под радостные песни о рекламной распродаже, или же величавый представитель управляющей компании, обходивший квартиры с целью сбора подписей под протоколом вымышленного в полной мере собрания собственников жилья. В общем, ничего существенного, способного отнять много времени, Роман Сергеевич не ожидал, а потому, коротко выругавшись, спустил ноги с дивана, встал и, надев домашние туфли, пошел открывать. Можно было, конечно, и проигнорировать звонок — но он почему-то не сделал этого, желая, надо думать, слегка себя развлечь. Да, развлечь, не более того.

2.

Двухчастный лязг замка… узкая полоска света, появившись, ширится, ширится, впуская в квартиру прохладный воздух с лестницы…

Ага, вот он, кто пришел… вот вам, глядите, стоит в дверях: стало быть, мужчина неопределенного возраста — можно дать тридцать, а можно свободно и все сорок. В руке — небольшой кожаный кейс черного цвета. Типичное русское неприметное лицо — мелкие, как бы случайные черты — в целом, чем-то напоминающее пухлую березовую сережку по весне.

А так: добротный, да, вполне добротный пиджак, из хорошего материала хорошо сшитый, галстук повязан неторопливой уверенной рукой, маленький эмалевый значок на лацкане… не разглядеть… но, главное, конечно — обувь: хорошие, дорогие коричневые туфли. Идеально вычищены, это само собой. Блестят.

Это, уж конечно же, не торговец барахлом вразнос — те, как правило, откуда-то из-под Ростова или Харькова, такие загорелые южные лица, глаза с поволокой, одеваются, соответственно, в плохо сидящие костюмы, купленные впопыхах на вещевых рынках или где-то еще… Нет, этот, конечно же, не из таких, это другая птица. Это из тех, кто не любит спешить, надрываться, кому не свойствен внешний азарт. Такие довольны своим начальством настолько, насколько можно быть довольным начальством, да и вообще счастливы. Счастливы своим местом — оно надежно, безопасно, и — грех жаловаться — неплохо кормит. Счастливы, что все сложилось так, как сложилось… нет, вру — они просто неспособны вообразить, что все могло для них сложиться иначе! Разговаривая с тобой… они не повышают голоса — боже упаси, — они как бы на твоей стороне и рады бы помочь. Да только обстоятельства никак этому не благоволят. И потому, увы, тебе предначертано согласиться на нечто тягостное, неприятное, несущее явный убыток и, в целом, унизительное. Но что тут сделаешь — такова жизнь!

3.

— Роман Сергеевич? Здравствуйте. Я представитель АО «Парадигма-видео» Овцедуйло Алексей Валерьевич. Побеспокоил вас, чтобы узнать, каков будет ответ на наше предложение. Находите ли вы его интересным? Если есть какие-то вопросы… я с удовольствием отвечу…

Протягивает бумажку — судя по всему, доверенность, — ждет, когда Роман Сергеевич погрузится в нее глазами.

— …И да, вы позволите мне войти? А то здесь прохладно… я оставил пальто в машине…

Роман Сергеевич послушно отступает на несколько шагов — Овцедуйло тут же прибирает завоеванное таким образом пространство, заходит в квартиру, но сохраняет прежнее расстояние от собеседника, не пытаясь никак его сократить или, напротив, увеличить.

— Какое еще предложение?

— Мы направляли вам… письмом… вы же наверняка получали наше письмо, буквально на днях.

Отступив еще на шаг, Роман Сергеевич шарит рукой на полке, куда скидывает, не глядя, все, изъятое из почтового ящика — аляповатые рекламные листки, счета за электричество и газ, рассылку какого-то риелторского агентства, жаждущего немедленно выкупить любую квартиру в этом доме… Он смотрит на эту путаную пачку бумаг, накопившуюся со времени прошлого его визита сюда — и да, находит среди прочего узкий английский конверт без марки и почтового штемпеля, но с логотипом АО «Парадигма-видео». Так себе логотипчик — невнятный, плохо масштабируемый — уж в логотипах-то Роман Сергеевич понимает.

— Это?

— Ну, да. Я вижу, вы его даже не открывали. Но не беда.

— Что?

— Говорю, не беда. Если вы уделите мне минут пять своего времени, я вам суть поясню словами. Это все тогда можно будет и не читать. Но я бы попросил у вас позволения присесть… как-то неудобно стоя, в ногах правды нет, как говорится.

Роман Сергеевич усмехнулся: все это было забавно, к тому же напористость господина Овцедуйло, во всяком случае, вызывала уважение. Он во второй раз подчинился и отступил теперь уже на кухню, указав гостю на табурет.

— Я слушаю вас. Только бога ради — лаконичнее, я совсем не располагаю временем.

Овцедуйло покорно кивнул.

— Да, да, конечно. Это не займет много… Послушайте… Мы работаем в рамках национальной программы «Недоступное жилье», слыхали про такую?

Роман Сергеевич мотнул головой.

— Ну, ничего страшного. Это программа, введенная в действие чуть больше года назад президентским указом, у нас его про себя называют «восемьсот четырнадцатый указ». Вот. Суть его в том, чтобы на государственном уровне искоренить такое явление, как квартирные кражи, а также ряд других видов преступных посягательств, предполагающих несанкционированное вторжение в жилища граждан. Кроме того, программа призвана дать в руки граждан инструмент дистанционного контроля за состоянием своего жилища. Имеется в виду, конечно, визуальный контроль. Что там делает любимый котик и все такое. Предполагается, что участник программы, где бы он ни находился, вставляет в любой компьютер флешку с ключом и через сайт получает доступ к изображениям с камер, расположенных в его доме. Причем, как к текущим изображениям с камер, так и к архиву записей за некоторое время. Камеры включены постоянно, но искусственный интеллект записывает только то время, когда изображение меняется — то есть что-то или кто-то появился в поле зрения камеры. В дальнейшем скорее всего появится еще и приложение для смартфона, хотя этот вопрос пока еще в стадии обсуждения: у смартфонов ниже стандарт безопасности, тогда как на сайте программа обеспечивает безопасность авторизации как на портале «Госуслуги». Президент дал поручение охватить этой программой в ближайшие пять лет не менее восьмидесяти процентов жителей больших городов, и нет оснований полагать, что это поручение не будет выполнено.

Овцедуйло замолчал ненадолго, Роману Сергеевичу стало скучно.

— Хорошо, я вроде бы все понял. Но что вы хотите от меня, так сказать, непосредственно?

Овцедуйло улыбнулся.

— Как что? Чтобы вы подписали договор участия. Я не успел сказать, что участие платное, хотя и не дорогое, совсем не дорогое. Для вашей квартиры это будет тысяча четыреста рублей в месяц. Даже чуть меньше. Решение принимать вам, дело, конечно, добровольное, но я вам сразу скажу — сейчас разворачивается система мягкого принуждения, без нее задание президента, конечно же, выполнить будет трудно.

— Какого принуждения?

— Ну, так. Для тех, кто отказывается… скажем, станет труднее получить доступ к коммунальным сервисам. Или банковское обслуживание станет беднее услугами и с более высокими тарифами. Я уж не говорю о страховании!

Роман Сергеевич обхватил ладонями затылок.

— Забавно. Вы говорите, тысяча четыреста. Это, как я понял, абонентская плата?

— Верно. (Овцедуйло старательно закивал.) Это плата за доступ к нашим серверам.

— Но ведь есть еще стоимость монтажа, самих видеокамер…

— Да-да, конечно… Но вам не придется это оплачивать — в этом и разница между проводимой государством национальной программой и обычными услугами охранных структур. Монтаж оборудования производится полностью за счет государства!

Роман Сергеевич удивленно выгнул бровь.

— То есть участнику программы придется платить абонентскую плату и испытать разовые неудобства от работы монтажников в его жилище? И все?

Овцедуйло рассмеялся.

— И все! Даже и того меньше. Камеры монтируют так, чтобы не досаждать клиентам. Чаще всего — в их отсутствие. Собственно, установка камер — это отдельная программа, она опирается на другой, секретный президентский указ, разрешающий это делать без согласования с владельцем жилого помещения.

— Это как?

— Да вот так. Специалисты устанавливают камеры… подключают их… используя наработки спецслужб… по проникновению. Скажем, у вас…

— Что у меня?

— У вас тут камеры уже установлены. Информацией с них я и воспользовался для того, чтобы застать вас сейчас, хотя вы по этому адресу бываете редко. Так ведь?

Роман Сергеевич вздрогнул. Овцедуйло поднялся со своего табурета.

— У вас ведь есть здесь компьютер? Давайте я покажу вам, как это выглядит… знаете ли, лучше один раз увидеть…

Они перешли в комнату, Овцедуйло вынул из своего кейса флешку с уже знакомым Роману Сергеевичу логотипом, вставил ее в компьютер, набрал имя сайта.

— Все просто. Проще не бывает. Первый раз вбиваем сюда адрес — дальше он запомнится и это делать не придется. Вот, видите, открылось. Вот вам три камеры — две в этой комнате, одна на кухне. Можно выбрать одну во весь экран. Запись идет автоматически. Вот эта вкладка — архив. Обратите внимание: здесь обозначены только даты, когда вы посещали эту квартиру — в другие дни камеры не реагировали на движение и записей нету. Хотите выберем здесь что-нибудь — ну вот, скажем, месяц назад, да, ровно месяц назад вы здесь были…

Он кликнул мышкой в соответствующем месте и на экране появились Роман Сергеевич с Ксенией, нам видно, как они пьют на кухне чай, разговаривая о чем-то.

— То, что слышится как бубнеж — это просто я звук вывел в минус… так-то слышно хорошо, поверьте, можно концерты транслировать…

Овцедуйло засмеялся коротким, предательским смешком.

— Система довольно простая технически, но сложная организационно. Впрочем, у нас в стране другие и не внедрить, как я думаю.

Он встал со своего места, вынул из ноутбука флешку и сунул ее обратно в кейс.

— Скажите, Роман… эээ… Сергеевич… вы в итоге созрели, чтобы подписать договор?

Роман Сергеевич словно бы очнулся от оцепенения:

— А? Я? Нет… погодите… Алексей… Валерьевич, я… мне хотелось бы понять, могу ли я…

— …демонтировать камеры? Правильно я угадал?

Овцедуйло весело засмеялся.

— Некоторые граждане… с которыми приходилось общаться… в первый момент хотели бы демонтировать камеры. Но это сложно. По нескольким причинам. Во-первых — они очень тщательно установлены. Это современные пинхол камеры, очень миниатюрные, так сказать, шпионские. Недаром к работе привлекались спецслужбы. Вы сами их едва ли обнаружите и, тем более, демонтируете. Это техническая сторона. Но есть еще и правовая.

— Что? Правовая?

— Правовая, да. Дело в том, что эти камеры вам не принадлежат. Это государственное имущество. То есть вы попросту не имеете права… вам нельзя к ним прикасаться. Иначе вас могут наказать — такие случаи уже были, к сожалению, не стану скрывать.

Роман Сергеевич хмыкнул. Ему, кажется, удалось взять себя в руки.

— Хорошо…

Он окинул комнату взглядом, словно бы пытаясь отгадать места установки этих таинственных камер.

— Хорошо… скажите мне… могу я потребовать, чтобы камеры демонтировали… не знаю, кто — ваши сотрудники? Я могу поговорить с руководством вашей компании? Где ваш офис?

Овцедуйло вновь ответил коротким смешком.

— Ну, мы-то здесь ни при чем. «Парадигма-видео» — всего лишь авторизованный комиссионер. Мы — частная компания, мы только заключаем договоры, следим за их оплатой и перечисляем деньги государству. А камеры монтирует…

— Да, кто же камеры монтирует?

— Камеры устанавливает государственное агентство «Недоступное жилье», разговаривать нужно с ними. Хотя я не думаю, что они пойдут вам навстречу.

Овцедуйло поднялся со своего места, открыл кейс, какое-то время рылся там и, наконец, достал из глубины что-то типа визитной карточки.

— Вот, у меня есть. Здесь их адреса, телефоны, мейл — все-все. Могу вам отдать. Берите. Пользуйтесь, — Он протянул карточку Роману Сергеевичу, тот взял ее и, не особо разглядывая, кинул на стол.

— Как я понимаю, договор заключать вы сейчас не готовы, вам надо подумать. Что ж, хорошо. Позвольте тогда побеспокоить вас через неделю.

Не дожидаясь приглашения хозяина, он направился к выходу, самостоятельно открыл замок и, обернувшись в дверях, улыбнулся:

— Всего вам хорошего! Очень приятно было пообщаться с понимающим клиентом — надеюсь, все у нас с вами сложится благополучно. Честно говоря… (он опустил глаза в пол, затем снова поднял их на Романа Сергеевича) честно говоря, я бы на вашем месте… не пытался бороться с обстоятельствами, а подумал бы, как использовать их для своей пользы… Всего вам хорошего, до встречи через неделю!

Роман Сергеевич что-то промямлил в ответ.

4.

Как всегда, он больше всего боялся, что будет много народу. Являясь, как мы уже знаем, интровертом, Роман Сергеевич плохо переносил присутствие большого числа незнакомых людей вокруг — хотя бы даже и не имевших до него никакого дела. На этот раз, однако, судьба сжалилась над ним в этом отношении: офис государственного агентства «Недоступное жилье» встретил его сравнительно комфортной зоной ожидания на первом этаже с кофейным автоматом, какими-то информационными экранами и расставленными в несколько рядов достаточно удобными сиденьями, лишь немногие из которых были в тот момент заняты.

Киоск электронной очереди предложил ему выбрать одну из трех возможных причин визита: жалоба на действия комиссионеров, неустойчивая работа оборудования, отсутствие авторизации и доступа к сайту. Подумав, Роман Сергеевич выбрал второе, затем ввел, используя заботливую систему подсказок, свой адрес и, получив листочек с номером, присел на ближайшее кресло, коротать время в ожидании вызова.

Что он успел отметить за десять-пятнадцать минут, проведенных затем в этом ожидании? Да почти ничего. Немногие посетители, ожидавшие, как и он, вызова, сидели в своих креслах, словно бы утонув в них за их высокими изогнутыми спинками. Никто ни с кем не переговаривался, никто не ковырялся в смарт­фоне, никто, тем более, не держал в руках бумажной книги или газеты. Все это были, по преимуществу, люди немолодые — во всяком случае, откровенной молодежи он не заметил вовсе. Напротив, в одном из кресел сидела абсолютно античная старушка — настоящий скелет, обтянутый морщинистой кожей и одетый в какие-то странные меха по моде тридцатилетней давности. Ее подрагивающий подбородок выглядел настолько острым, что, казалось, можно было об него порезаться…

Роман Сергеевич попытался сосредоточиться. «Что ж я хочу от них? Ну, да, чтобы сняли камеры. Или хотя бы дали карту их размещения, а я уж сам их как-нибудь… прикрою, когда надо будет… Собственно, доводов у меня мало — это, во всяком случае, добровольность программы, право на частную жизнь… да… где-то записано… конституция… что же мне ответят тогда? Если откажут? Или, напротив, согласятся, но утопят в организационной требухе… написании бумажек… Ведь им не выгодно это… иначе бы все пришли сюда, ведь не станет же нормальный человек…»

В этот момент его размышления прервались: электронный женский голос громко, на весь зал произнес:

«Клиент номер Я083 — вас ожидают в кабинете 213 на втором этаже».

Тотчас же на информационном экране загорелось вверху длинного списка и замигало красное: «Я083->213», Роман Сергеевич поднялся со своего места и стал искать лестницу.

«Яргомский Михаил Иванович. Заместитель руководителя узла 0054249» — пластиковая табличка с черными буквами располагалась рядом с дверью, слева от косяка, как в поликлинике, а не по офисному обычаю — непосредственно на двери. Прежде чем взяться за ручку, Роман Сергеевич успел повторить про себя имя — он всегда так делал, чтобы не забыть, и метод, в общем, срабатывал: имя застревало в памяти, по меньшей мере, до выхода из кабинета. Кажется, сработало и на этот раз: войдя и заняв по указанию восседавшего за довольно узким столом хозяина выставленный прямо посредине обычный конторский стул, он повторил про себя «Михаил Иванович» и лишь затем только огляделся.

Здесь не было ничего примечательного — серый, блеклый офисный стандарт. Никак не нарушал его и сам господин Яргомский: типичный маленький начальник, изо всех сил стремящийся показать презираемым им посетителям свою исключительную занятость.

— Слушаю вас. Какая проблема?

Кажется, он даже не поднял головы: что-то разглядывал на листе бумаги, держа его обеими руками.

— Слушаю. Так что у вас?

— Я…

Но тут же перебил Романа Сергеевича:

— Ваше имя?

Назвался.

— Адрес?

Роман Сергеевич сообщил адрес.

— Так. Я слушаю. Что вас ко мне привело?

Он все-таки поднял голову и посмотрел посетителю в глаза — пустой, холодный его взгляд, впрочем, не выражал ничего, кроме, разве что, предельной скуки.

— Вы недовольны качеством связи?

— Нет. Я хотел бы, чтобы вы демонтировали камеры. Я не желаю участвовать в программе.

Яргомский пожал плечами, вздохнул и, ничего не ответив, полез в компьютер. Некоторое время он лениво искал там что-то, нахмурившись и произнося губами что-то неслышное — в какой-то момент Роману Сергеевичу даже показалось, что он качает головой. Прошло пять или семь минут, наконец чиновник оторвался от экрана и вновь взглянул на Романа Сергеевича.

— А нету у вас никаких камер. Слышите? Ваш адрес отсутствует в базе данных. Значит, никаких камер никто у вас не устанавливал.

Роман Сергеевич удивленно наморщил лоб.

— Как нету?

— Вот так. С чего вы взяли, что они у вас есть?

— Но я видел… ваш агент показал мне… запись… текущую и из архива.

— Д-а-а?

В голосе Яргомского зазвучало теперь неподдельное удивление — можно сказать, первая за весь разговор, живая эмоция.

— Вы точно не путаете ничего? Адрес? Агента?

Роман Сергеевич мотнул головой.

— Я же не спятил. Пришел некий Овцедуйло из «Парадигмы-видео», вставил флешку в мой ноутбук. Показал мне меня же, месяцем раньше — все достоверно. По тому адресу, что я назвал.

— Есть такая, да… «Парадигма-видео»… с ней все время какие-то…

Яргомский явно был озадачен. Он снова полез в компьютер, еще несколько минут искал там что-то, затем с шумом отпихнул мышку.

— Черт-те-что… Ладно, разберемся.

Достал телефон, сощурив глаза, поискал в нем, затем приложил его к уху.

— Виталий?.. да… давай, пришли-ка сюда Половинченко… да, прямо сейчас… да, по вашему району косяк… да, вот, сидит у меня в кабинете, говорит, у него все установлено… нет, в базе нету… да, адрес есть, а отметки о выполнении работ нету… и ревизия не закрыта… чего?.. да… желтая метка стоит, все в порядке… говорит, уже комиссионер приходил, демонстрировал… вот я и говорю, разберитесь. Пусть придет и напрямую, да.

Вновь поднял глаза на Романа Сергеевича:

— Сейчас, сейчас, подождите немного. Я вызвал технического специали­ста. Вы с ним вдвоем во всем разберетесь.

Роман Сергеевич вздохнул.

— Ну, хорошо… хорошо, допустим, это у вас ошибка, вы ее устраните. Но вы мне так и не ответили, как можно демонтировать камеры?

Яргомский на это махнул рукой, словно бы открещиваясь от вопроса, вовсе не имеющего должной связи с реальностью.

— Давайте… ээ… давайте все делать последовательно. Вы с ним разберетесь, и если потом у вас останется… придете, там, опять ко мне… понятно вам? Хорошо.

Роман Сергеевич молча кивнул.

Техническим специалистом оказался некий pony-tailed Мирослав в серой толстовке — молодящийся тридцатилетний парень, обликом своим никак не вязавшийся с угрюмой обыденностью кабинета Яргомского. Сперва в приоткрывшуюся дверь просунулась его голова, покрутилась из стороны в сторону и, улыбнувшись, произнесла:

— Вызывали?

Не дожидаясь ответа, он вошел и, едва ли не пританцовывая, подошел к столу.

— Что стряслось-то, Михваныч?

Яргомский против воли улыбнулся.

— Да вот, Мирослав, опять как во вторник точно…

— Нету в базе?

— Ага.

— Дайте-ка, взгляну.

Он вынул из кармана флешку и потянулся к компьютеру, однако Яргомский плавно отодвинул его руку.

— Нет, не у меня, пожалуйста. У меня тут посетители… очередь… Идите… эээ… куда-нибудь… я не знаю… в демонстрационную.

Мирослав замотал головой.

— Там не подключен интернет.

— Как? До сих пор?

— Ну.

— Вот же уроды! Это Сергееву поручали… надо будет написать служебную записку Гиглавому, сколько можно терпеть этих дармоедов… достали уже!..

Мирослав пожал плечами.

— Ну, я не знаю, веди тогда человека в свою каморку… куда еще?..

— Ладно. Как скажете, Михваныч, как скажете, ко мне так ко мне.

Сказав, он обернулся к Роману Сергеевичу, словно бы впервые заметив его присутствие:

— Пойдемте, что ли… а то занимаем, понимаешь, кабинет важного человека… занятого государственными делами… (Он засмеялся собственной шутке.) в котором даже курить нельзя!

Вышли на лестницу, стали подыматься наверх, где, как сказал этот Миро­слав, располагалось его «техническое царство». Кажется, еще у кабинета Яргомского Роман Сергеевич заметил, как снизу на второй этаж медленно взбирается та самая старуха с острым подбородком — тяжело дыша, то и дело помогая себе деревянной палкой и цепко хватаясь за перила. На площадке между пролетами она остановилась перевести дыхание, подняла голову и тут нечаянно встретилась глазами с Романом Сергеевичем — его поразил абсолютно равнодушный взгляд этой женщины. Видимо, возраст научил ее быть равнодушной ко всему: к знакомым и незнакомым людям, словам, вещам, бытовым обстоятельствам, повседневным неудобствам, даже к мучительности собственных физических действий — все это было теперь для нее не важно, незначительно, являлось предметами одного порядка, мало отличимыми друг от друга, ничтожными в сравнении с масштабной работой смерти, уже развернувшейся внутри нее и занимавшей ее теперь в полной мере. Все же она совершала какие-то механические движения — ходила куда-то, рискуя поскользнуться и сломать руку или шейку бедра, говорила что-то, писала жалобы. Зачем? Она едва ли могла теперь объяснить, но, в то же время, ни минуты не сомневалась, что именно так и следует себя вести — пока ноги двигаются, сердце бьется хоть как-то, а мысли, пусть с трудом, но обрастают цепочками надлежащих слов, с усилием затем выгоняемых из горла малопослушным теперь языком.

Техническая служба, где работал Половинченко, размещалась на пятом этаже. Здесь тоже был серо-голубой свежеокрашенный коридор со множеством одинаковых дверей в ряд — разве только таблички у этих дверей содержали теперь один лишь номер комнаты, без имени и должности того, кто эту комнату занимает. Половинченко работал за дверью номер 527. Пропустив вперед себя Романа Сергеевича, он вошел сам, защелкнул за собой замочек и включил верхнее освещение, в чем, говоря по правде, не было еще особой нужды.

— Устраивайтесь. Вы эта… возьмите стул какой-нибудь, не стесняйтесь. Можете особенно не выбирать — они тут все шатаются и все хромают. Сам он плюхнулся в продавленное кресло на колесиках и тут же закурил, стряхивая пепел в приспособленную для этого чашечку Петри.

Судя по всему, Половинченко обслуживал серверы: все помещение — и привинченный к полу широкий металлический стол в полкомнаты, и стеллажи вдоль стен — все здесь было заставлено разной степени разобранности системными блоками десктопов, мониторами, сетевым оборудованием, другим всегдашним электронным барахлом. В углу на столе даже притулился низковольтный паяльник — остававшийся, кажется, включенным в сеть все то время, что Мирослав отсутствовал. Во всяком случае, запах паров канифоли победоносно разносился по комнате, не встречая сопротивления и соперничая лишь с тем, невыводимым с помощью простого проветривания запахом, который разносится от мебели в помещении, где много и постоянно курят.

Роман Сергеевич послушался хозяина комнаты и, заняв один из стульев, закинул ногу на ногу. Здесь и в самом деле можно было не стесняться какими-либо офисными условностями.

— Так что там у вас стряслось? Какой у вас адрес, скажите?

Роман Сергеевич назвал свой адрес, в который уже раз за этот день. Миро­слав полез в свой компьютер (десктоп со снятым кожухом, игровой монитор с диагональю дюймов под 30, не меньше, клавиатура, вся усыпанная сигаретным пеплом, беспроводная мышь, которой молодой человек, работая, стучит об стол, словно пивной кружкой), быстро отыскал нужное и через минуту победно откинулся на спинку кресла.

— Лисовский. Вы Лисовский, правильно?

Роман Сергеевич кивнул.

— Ну вот и пожалуйста. Придвиньтесь сюда. Все на месте — и в базе все в порядке, и камеры подключены. Все прекрасно. Не знаю, куда там Михваныч смотрел. Ну, да, метка ревизии поставлена неправильно, не в том столбце, ну и что. Камеры у вас установлены в августе, шестого числа, монтаж завершен в полтретьего ночи. Я, вообще-то, вам этого не должен бы сообщать, информация для служебного пользования, но какая, на хрен, разница. Да придвиньтесь же смелее, вместе со стулом, да, сюда, поближе.

Роман Сергеевич придвинулся. Опять на экране — знакомый интерфейс программы видеонаблюдения. Мирослав выбрал вкладку «архив», прошелся курсором по датам сделанных записей и ткнул одну из них наугад.

Это была запись с потолочной камеры в комнате: раскладной диван, переведенный в «спальное» положение и застеленный простыней. Роман Сергеевич и Ксения лежат на этой простыне голыми — собственно, не просто лежат, а делают то, ради чего и встретились в этой квартирке. Видно все было и впрямь — прекрасно, едва ли Тинто Брасс сумел бы выбрать лучший ракурс.

Половинченко чуть отстранился, дабы не заслонять Роману Сергеевичу монитор, откатился на своем кресле, не отрывая при этом веселых глаз от экрана.

— А хорошо вы ее протянули… мои поздравления!.. вроде, не молоды, а… как она ножкой-то смешно делает… как крабик…

Мирослав рассмеялся собственным словам в характерной своей манере, затем вдруг стукнул себя по лбу:

— Тьфу, ты, черт… я же звук не включил… забыл…

Он потянулся к аудиосистеме, щелкнул выключателем. Тотчас же комната наполнилась странным сочетанием звуков: обильные и громкие, похожие на детский плач, эротические стоны Ксении наложились почему-то на искаженный компрессией сигнал какой-то радиостанции, передававшей в это время прогноз погоды:

«…температура около нуля… возможен туман… видимость на дороге триста метров… налипание снега на провода…»

Роман Сергеевич уже давно сидел в оцепенении. Мысли не подчинялись ему. Почему-то подумалось о том, что ему нравится слушать, как кричит Ксения — даже сейчас, даже когда он не один, но что эти крики в записи звучат как-то иначе, более тревожно, что, слушая их сейчас здесь, вдвоем с этим молодым придурком, он словно бы оставляет ее в одиночестве — но оставляет не сейчас, а тогда, задним числом, когда она полагала, что они вдвоем и только вдвоем, и отдавалась ему, исходя из этого…»

— Слышите… вы только на радио не обращайте внимание, бога ради… это наводка… просто наводка… уже здесь, у меня, в аудиоканале… так-то все записано чисто… что твой концерт…

Он снова засмеялся. Этот смех, наконец, вывел Романа Сергеевича из оцепенения.

— Послушайте, Мирослав… я вообще-то сюда пришел… не за этим… не затем, чтобы вы у себя что-то исправили или там не исправили… может быть, мне надо вернуться… вернуться к этому Михаилу… эээ… Ивановичу… подскажите…

Мирослав вскинул брови.

— Я хочу, чтобы камеры демонтировали… совсем. Что мне надо сделать для этого, с кем договориться?

Мирослав откатился от компьютера, затем с шумом встал со своего кресла. Шагнул прочь, наклонившись вперед и разминая затекшие ноги. Смотрел он теперь куда-то в пол, однако Роман Сергеевич все же заметил движения его бровей, выдававшие, в свою очередь, некоторую работу мысли.

— Ну, нет, этого не получится.

Повернув склоненную голову, он взглянул на Романа Сергеевича неожиданно серьезным, взрослым взглядом.

— Этого, конечно же, не получится. Невозможно.

— А как тогда?..

И тут Мирослав повернулся к нему всем телом, выпрямился и расплылся в улыбке.

— Видите ли, гражданин Лисовский, мой рабочий день закончен. Я не имею больше возможности… заниматься вашими делами. Так как меня уже ждут — ждут мои друзья в баре «Клондайк» буквально в соседнем здании — где торговый центр. Мы там каждый день после работы… в семнадцать тридцать… берем по пиву… пользуясь случаем, всячески рекомендую это заведение… не пожалеете…

Достал из пачки сигарету.

— Так что, я прошу вас… сейчас… оставить это служебное, не предназначенное для приема посетителей помещение…

Изобразил церемониальный поклон.

5.

Бар был как бар. В меру — шумный, в меру — темный, со всегдашним запахом сырости. Народу почти не было, Мирослав, как и предполагал Роман Сергеевич, сидел один — никаких «моих друзей» вокруг не наблюдалось. Что, однако, не мешало ему как следует набраться — Роман Сергеевич убедился в этом сразу же, как только подсел рядом. Впрочем, молодой человек узнал его без проблем, дружелюбно кивнул и жеманно протянул руку для приветствия.

— А, это вы… пришли… хорошо… я вас помню… вчера… Лисовский…

Он икнул.

— Давайте лучше здесь… там у меня все подслушивается… и подглядывается… мрак…

Скорчил рожицу, как бы показывая — какой это мрак.

— Что вы хотите?.. давайте кратенько…

Роман Сергеевич пожал плечами.

— Я хочу… чтоб отключили камеры… я готов за это зап…

Но Мирослав тут же перебил его, зашипев и приложив пальчик ко рту:

— Тсс… ни слова боле… я вас понял… все понял, дальше не надо…

Он поднял глаза вверх, словно бы рассматривая что-то на потолке, едва заметно покачал головой, затем вновь перевел взгляд на Романа Сергеевича.

— Это невозможно. Невозможно. Поймите. Тут даже… тут даже несколько причин… как бы вам объяснить… Допустим, мы с вами договоримся, и я сделаю то, что вы просите. Как вы узнаете потом, что ситуация не изменилась? После, допустим, моего увольнения или даже просто так? Поймите же… тут ничего нельзя сделать, да и не надо ничего делать, говоря по правде. Я понимаю, что вас смутило… кто-то имеет средство… подсматривать… интимное… интимные стороны вашей жизни… какой ужас, да? ах, какой страшный ужас!

Он усмехнулся.

— А только это не ужас ни разу… вот представьте сами — сколько вас таких… и какова вероятность, что кто-то из имеющих доступ… станет смотреть именно ваше домашнее порно… как вы жарите на диване вашу кралю…

Мирослав несдержанно засмеялся.

— Я бы вот в жизни ничего про вас не узнал… если бы вы сами вчера не потребовали… так что — сами же и виноваты, больше никто… давайте еще по пиву, а?

Взяли еще по триста грамм светлого.

— Но я вам другое хочу сказать… да, кое-что интересное, вот послушайте… сосредоточьтесь внимательно и послушайте… да, допейте, я подожду.

Мирослав и в самом деле выждал паузу, затем слегка нагнулся через стол, чтобы быть ближе к собеседнику.

— Надо идти вперед, слышите, а не назад… видеть во всем не проблемы, а возможности… вот, подумайте, какие возможности теперь открываются… да, перед вами. Не вообще, а перед вами лично. Перед кем же еще… Ага, смекнули? Ну, то-то же…

Он вновь откинулся к спинке своего стула.

— И здесь уже я вам готов подсобить… есть, как говорится, реальное пространство для взаимной заинтересованности… я в самом деле оказываю людям некоторые эксклюзивные услуги… недешево, но качественно и надежно…

Роман Сергеевич понял. Он вытянул из хромированного держателя бумажную салфетку, затем достал из внутреннего кармана авторучку — стержень никак не хотел оставлять чернильного следа, царапал мягкую бумагу, но все же Роман Сергеевич его расписал и, рядом с бессмысленными каракулями появился адрес, а строчкой ниже — имя.

Передал листочек Мирославу, тот какое-то время изучал его, поджав губу, затем кивнул и тоже попросил ручку. В свою очередь что-то написал, затем аккуратно разорвал салфетку на две половинки. Вернул одну Роману Сергеевичу. Тот тоже кивнул: ничего неожиданного, просто две строчки — в верхней число с тремя нулями, в нижней — девять букв: «завтра тут». Роман Сергеевич сунул ручку и бумажку в карман и поискал глазами официанта.

6.

И снова этот же бар — «Клондайк» или как его — днем позже. Те же лица — в смысле, те же персонажи: Мирослав Половинченко (заметно трезвее, чем накануне) и Роман Сергеевич Лисовский — перед ним лишь чашка кофе, тогда как Мирослав верен своему «Карлсбергу».

О чем-то беседуют без каких-то особых эмоций. Затем Роман Сергеевич выкладывает на стол полиэтиленовый пакет. Пакет явно не пустой: Мирослав морщит лоб, качает головой, затем берет этот пакет и быстро убирает в свой рюкзачок. Взамен вынимает из кармана флешку и, не дав Роману Сергеевичу ее как следует рассмотреть, вкладывает ему в руку и накрывает своей ладонью.

— Здесь доступ где-то на три месяца… чуть больше, сто дней. Думаю, вам этого хватит. Наслаждайтесь. Вершите ваши грязные делишки.

Он засмеялся, пригубил пиво и скорчил довольную гримаску:

— Сегодня «Карлсберг» у них лучше, да.

7.

И вновь мы там, откуда начали — в той самой квартирке для свиданий. Роман Сергеевич сидит за столиком, перед ним включенный ноутбук. Рядом с ноутбуком — смартфон с открытым мессенджером. Роман Сергеевич то и дело поглядывает в мессенджер, порой проматывает вниз ленту чата, затем берется за мышку ноутбука и глядит на экран.

Что же там, на экране? А там все та же знакомая нам подглядывающая программа: квадраты камер, вкладка с архивом. Однако же камеры эти — не здесь, не в квартире Романа Сергеевича, они где-то в ином месте, право — тут и камер больше, и комната в квартире, соответственно, не одна.

Роман Сергеевич ищет нужные ему даты, затем смотрит камеры в режиме ускоренной прокрутки, убеждается, что это не то, и ищет снова.

Наконец, он, кажется, обретает то, чего жаждет. Увеличив изображение на весь экран, он отпускает мышь, откинувшись на спинку и сложив на груди руки, смотрит запись на естественной скорости.

Смотрит, как в какую-то довольно большую спальню входит Ксения — ее сопровождает мужчина, но это вовсе не Роман Сергеевич! Как они срастаются в долгом поцелуе и мужчина шарит в ее одежде. Затем принимается ее раздевать, и Ксения помогает ему. Потом целуются вновь, и мужчина водит губами по всему ее телу, становясь на колени, потом Роман Сергеевич видит, как он стаскивает с себя одежду, как оба затем валятся на кровать…

— С-сука… вот же, сука!

Лицо его становится пунцовым.

— Грязная продажная похотливая сука!.. Ненавижу!