НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Блажь целеполагания

Сергей Солоух. Между К.Р. и «ЛEФ’ом» // Нева. — № 2. — 2025.

Что ни говори, а неплохо писателю обладать незаигранной фамилией или удачным псевдонимом. Больше тридцати лет назад я с загруженной редакторством памятью сразу запомнил два новых слова: «Солоух» и «Шизгара».

В 1993 году мы в «Волге» печатали большой роман Сергея Солоуха из Кемерова «Шизгара». Там было много новых людей, поглощенных новой музыкой, битломанов, и в результате роман был выдвинут на Букеровскую премию. Впрочем, возможно, не в результате, а в процессе пребывания текста в «Волге».

С тех пор кемеровец продолжал публиковаться в «Волге», как и в других лучших «толстяках», и однажды я самозабвенно поглотил его невероятное исследование.«Похождения бравого солдата Швейка: Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека»¹, с тех пор не раз переизданное.

Роман Гашека я не переставая читаю больше шестидесяти лет, конечно, в великом переводе Петра Богатырёва, и Солоух, тщательнейшим образом перевод разбирая, показав явные его неточности и даже ошибки, заявил: «Подвиг, совершенный Петром Григорьевичем Богатырёвым, чудесен и трогателен… Остается только поклониться. Но не согласиться. Потому что нет в этом невероятном, невообразимом, невозможном превращении чешской книги в русскую исторической справедливости».

Здесь я позволю себе отвлечься на чужие впечатления. Когда мой университет­ский друг Валера Виноградский ездил в Чехословакию, его поразило прохладное отношение чехов к Гашеку, что мы объяснили агрессией 1968 года. Другой раз от бывшего в Праге корреспондентом ТВ Коли Агаянца слышал, что пражане говорили ему: «Все равно немцев еще больше вас ненавидим». И, наконец, совсем недавно Лёша Голицын (увы, ныне покойный) вывел из поездки в Чехию, что при безразличии к России там убежденно страшатся Германии. Ладно, пусть Евросоюз разбирается.

Не раз пытался объяснить причину издательского благополучия «Швейка» в насквозь казенной стране — ведь не найти более антигосударственного романа? Если только объяснение в тупом сознании цензоров-литовцев (какой забавный эвфемизм, не правда ли?).

В тексте Солоуха «Между К.Р. и ЛЕФом» разместилось немало исторических персонажей, обретавшихся в то смутное время в Чите, Омске, Томске, Новониколаев­ске и Иркутске. Новизна работы Солоуха выражена в самом названии текста: ну что, в самом деле, общего может быть у великого князя Константина Романова, президента Академии наук, публиковавшего стихи с подписью «К.Р.», и лефовского хулигана Петра Незнамова (настоящая фамилия Лежанкин)? Только то, что Незнамова приложили в читинском поэзо-сборнике «Пестрые щупальца» 1919-го рядом с Александ­ром Котомкиным, «введенным лично великим князем Константином Романовым, к тому же офицером из личного окружения атамана Семёнова. Отсюда же и соседство таких имен, как Давид Бурлюк и Антон Сорокин.

«Я, Давид Бурлюк, отец российского футуризма, властью, данной мне вождями нового искусства, присоединяю Вас, Антон Сорокин, в ВФФ. Приказываем отныне именоваться в титулах своих Великим художником, а не только писателем, и извещаем, что отныне Ваше имя вписано и будет упоминаться в обращениях наших к народу в следующем порядке: Давид Бурлюк, Василий Каменский, Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Игорь Северянин и Антон Сорокин. “Конечно, — ко всему этому с восторгом добавляет современный биограф Давида Давидовича, — «Всероссийская федерация футуристов» существовала только в воображении Бурлюка, но до чего же красиво!”. Красиво. Не поспоришь. Образцовая прагматика поэта. Реальность осязаемую и данную в ощущениях подменять воображаемой, данной во снах и фантазиях. А равно и самомнением, амбициями, быстрым умом и ловкими руками».

Мне по душе вывод Солоуха о причинах странных сближений: «Счастливая поэтическая юродивость. Придурковатость. Именно то самое, что и объединяет, связывает воедино (как это так наглядно, само собой, и вышло, получилось в читин­ском сборнике 1919-го) всех чохом разношерстых рифмоплетов от патентованных графоманов до гениев, будь он, последний, с удостоверением или же без. Блажь лирического целеполагания. И связанное с ней, прямо вытекающее нежелание слышать и видеть мир. Соизмеряться с ним. Реальным. Чуждым, враждебным, неправильным и непонятным».

В том же номере «Невы» меня остановил опять-таки заголовок, так как я привык им доверять, публикации Александра Ласкина «Жены Матюшина», и далее то, что перед нами «документальный роман», а Матюшин — тот самый художник, левое лидерство которого наконец признано.

«Много лет назад для таких барышень Петр создал Петербург. Уж очень ему хотелось, чтобы они удивлялись. Не только прямым улицам и прекрасным зданиям, но буквально всему, что встречается на пути. Кто-то впервые увидел автомобиль, а Ольга узнала, как выглядит помидор».

Не могу не отметить благотворной трансформации «Невы» с приходом в главреды Александра Мелихова — журнал, кажется, наконец занимает собственное место в современной словесности.

Сергей Боровиков

1 М.: Время, 2015.