НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Парадиз Олега Юрьева

Олег Юрьев. Винета / Предисл. В. Шубинского. Послесл. Т. Баскаковой. — М.: SOYAPRESS, 2024.

Издательство «SOYAPRESS» возвращает позабытые или незамеченные романы в современное литпространство. Так случилось в 2023-м с «Телом» Бакуниной (1933) и с романом Олега Юрьева «Винета». Впервые вышедший в «Знамени» (№ 8, 2007) с сокращениями, в 2024-м он был издан полной версией¹. Это последняя часть романного триптиха, куда, кроме «Винеты», входят «Полуостров Жидятин» (2000), «Новый Голем, или Война стариков и детей» (2002).

Объединяющий подзаголовок триптиха — «Три включения в междувремя». Это о поиске идентичности через историко-философские и художественно-мифологические парадигмы. Валерий Шубинский в предисловии объясняет, почему для Юрьева так важен мотив множественной идентичности: «о сложностях собственной идентификации Юрьев говорил сам, и не раз»: еврей (диаспоры); русский («в расширенном смысле»); петербуржец, живущий в Германии; поэт. Множественность ролей для автора — повод подробного исследования в романном триптихе. В «Полуострове…» и «Новом Големе…» события разворачиваются в 1980–1990 годах, в «Винете» — в конце декабря 2000 года, накануне нового тысячелетия. Это важно для идеи романа. Андрей Урицкий, например, допускает, что «Винету» можно рассматривать как «мистерию о конце света»².

Главный герой, Веня Язычник, отправляется в путешествие на рефрижераторном судне типа «Улисс» «“Дважды Герой Советского Союза П.С. Атенов”. Проплаченный чартер под украинским флагом». Игра с литературой и мифом пронизывает роман с первых строк — и Веня с чемоданчиком, и плаванье на корабле в поисках затерянного города. Это одна из трансформаций сюжета о возвращении домой. Чем больше времени герой проводит на корабле, тем больше размываются границы реального мира.

Юрьев населяет романное пространство мифами — и известными (вернее, аллюзиями на них), и собственными. Так, в одном из фрагментов появляется лилипутское племя, а отец главного героя рассказывает, что еврейские подводные лодки обладают специфическим функционалом: они «не плавают — или очень мало плавают — под водой. Даже преимущественно они плавают под землей — по извили­стым подземным проходам, по светящимся пещерным озерам, по страшным голубым рекам, выводящим отовсюду под Иерусалим, в огромное подскальное море под Масличной горой». И все это приправлено толикой юмора.

Спустя почти двадцать лет после первой публикации мир сильно изменился. Возможно, сейчас немногие одобрили бы то, что Юрьев в абсурдистском ключе рассматривает тему национальности. В современном обществе, тяготеющем к идеям толерантности, иные шутки могут показаться грубыми или выходящими за рамки дозволенного: «Со шведами шутки плохи, въедливый такой народ, себе на уме! Знаешь, чем швед отличается от белки?»; «— …А хотите знать, за что мы вас, русских, действительно ненавидим? Нет, хотите? / — У нас судно под украинским флагом, — обиженно вмешался Исмулик. — Лично я, между прочим, татарин, а товарищ, извините, еврей!»

Текст Юрьева, исследующий рамки дозволенного в литературной условности, можно сравнить с романом Владимира Маканина «Асан», вызвавшим яростные споры о том, кто и какие вопросы может поднимать в литературном творчестве. Задача, которую решает Юрьев, проста и сложна одновременно: напоминание, что в каждом живет множество личностей и культур, и это касается не только человека, но и пространств.

Многочисленные повторы языковых конструкций из главы в главу формируют чувство дежавю, создают атмосферу дереализации. Герой часто не понимает, что с ним происходило, были ли те или иные эпизоды.Интересно, как автору удается найти баланс в жанровом отношении: тут и сюрреалистические элементы, и магический реализм. И все это работает в бесконечных постмодернистских играх с остранением.

Люди на рефрижераторном судне, как кот Шредингера, ни живы, ни мертвы. Герой встречает многих родственников и одноклассников, и каждый раз выясняется, что с этими людьми уже произошло что-то смертоносное в прошлом: «голос был недвусмысленно Гали Половчаниновой из нашего класса, которая не то умерла, не то уехала»; «Люська-кассирша из четвертого подъезда; а говорили, ее зарезали в круглосуточном на Измайловском»... На вопросы о том, что происходит, никогда нет прямого ответа. Исмулик, школьный друг Вени, все отрицает, Зойка не успевает договорить, потому что героев отвлекают. Корабль существует в ином пространстве, которым управляет интересный мобидиковый капитан Ахов: он не выходит из рубки и общается со всеми на корабле при помощи громкоговорителей. Ахов выполняет роль Харона, перевозит покойников в царство мертвых: «Следуем из Петербурга в Любек с грузом мертвых тел».

Роман стоит отнести к петербургскому тексту. Локация каждый раз трансформируется, действие закольцовывается. Текст начинается вступлением о Петербурге, тем же и заканчивается. Это полностью коррелирует с темой диссертации главного героя — «Санкт-Петербург и Винета, два балто-славянских мифа. Аспекты воссоздания зеркального хронотопа». Подтверждает это и появление Петра I: он так или иначе упоминается на протяжении всего текста, даже в таких мелочах, как пачка сигарет — «Петр Первый»; в финале это разыгрывается в стиле Андрея Белого: «Фонтан опустился, растекшись, вместо него стоял на широко расставленных ногах огромный хохочущий человек — головы на две выше меня. Его треугольные волосы дыбились, усы топорщились, а бесконечные руки обнимали небо».

Множественность места действия — еще одна авторская расфокусировка: между Винетой, Китежем, Санкт-Петербургом (а также сравнениями его с Лапутой и Парадизом) ставится знак равенства; и Винета, и Китеж идут в связке со словом «небесный». Все эти места не просто отождествляются друг с другом, но находятся в языковом сплетении. Объединяющий принцип здесь — затерянность и острая мифологизированность этих пространств. Винета и Китеж — затонувшие города, в романе раскрывается идея их перерождения: «Китеж подымется со дна озера Светлояр, то есть Винета, город-кит, — со дна Балтийского моря, или же Небесная Винета, невидимо странствующая над Балтикой (под Платом Пречистой, согласно оправославленному преданию) вынырнет из облаков и опустится на острова Дельты».

Особенно впечатляет финал. «Атенов» взмывает в небо на великой волне — все предания сбываются, и Петербург-Китеж-Винета становится небесным островом, настоящим Парадизом. Быть может, это история не о конце света, а, напротив, о воскресении. В этом смысле интересна перекличка с финалом романа Маркеса «Сто лет одиночества». Герои торопятся встречать Новый год, но Веня зачитывается авторефератом своей диссертации, который должен послужить ответом на его вопросы, и находит там подтверждение, что именно Петербург — точка, куда сходятся все линии. И если Макондо было суждено исчезнуть с лица земли, то юрьевский Парадиз — ворота в новое тысячелетие: «Да не опоздаем мы уже никуда! Теперь уже никуда не опоздаем! Теперь мы навсегда вовремя».

Ольга Ширяева

1 Согласованной с вдовой автора Ольгой Мартыновой. Информация подтверждена М. Бордуновским (редактором книги).

2 А. Урицкий. Эсхатологический раек // Знамя, 2007, № 8. — https://magazines. gorky.media/nlo/2007/6/recz-na-zhurn-publikacziyu-yurev-oleg-vineta-roman-znamya-2007-8-i-na-kn-galina-mariya-homyachki-v-egladore-roman-m-2006-dragomoshhenko-a-bezrazlichiya-proza-spb-2007-kisina-yuliya-ulyb.html