|
НАБЛЮДАТЕЛЬ
рецензии
В ожидании хеппи-энда
Алина Митрофанова. Вниз головой. — СПб.: издательство «Арт-Экспресс», 2024.
Название книги петербургского поэта Алины Митрофановой трудно запомнить. Предыдущая, вторая ее книга называлась неудачно, потому что заурядно: «Зеленые стихи». Первая называлась ярко — «Непокой». Это название подошло бы и для рассматриваемой книги, жаль, что уже занято. Более авторитетно звучат названия журналов, в которых регулярно появляются стихи и проза Митрофановой: «Дружба народов», «Звезда», «Нева», «Урал».
«Вниз головой» — не сборник, а именно книга, с сюжетом и развитием лирической героини. Вначале мы видим мир, в котором героиня живет и из которого хочет сбежать:
Щемящее отчаянье двора…
Раскрыты рамы будто на парад…
Я захожу в безвыходный подъезд…
Героиню манят странствия. Она — в сомнении, в смутной тревоге. Она ищет знаки: «Молчанье сумерек, тот напряженный час… / Листать словарь и открывать слова, / Как вдруг начнется новая глава».
Выбирая персонажей для повествования, автор симпатизирует беззащитным, уязвимым. Среди них есть и исторический персонаж, женщина трагической судьбы, умершая молодой от тяжелой болезни — Мария Башкирцева.
В исследовании разлада героини с миром поэт доходит до неожиданных обобщений: «Как смеются над живыми могильные плиты…».Митрофанова чувствует: раз мертвые ушли из этого мира, столь некомфортного для героини, значит, они достигли того, чего ей достичь не удается.
Среди немногих верлибров в книге — «Сиротливый...». Поэт тяготеет к классическому стиху, лишь изредка отклоняясь от линии петербургской поэтической школы. Верлибр дает возможность рассмотреть волнующие поэта проблемы под другим углом: похоже, несовершенно не только место, где живет героиня, но и время:
...заранее заготовленное слово
к очередной дате,
всегда не той, по сути.
Но как дата может быть «не той»? Не в героине ли дело, не она ли «не та» для времени и места? «Могла бы жить… Да нет, меня не вышло…»
Причина конфликта героини с миром не называется. Вероятно, дело в несовместимости, разности природы духа и среды. Она и сама, похоже, только чувствует, но не осознает суть проблемы. Ей здесь не нравится — вот все, что она может сказать.
Она рассматривает возможность бегства и в прошлое. А в тексте «Когда я жила у него...» поэт утверждает превосходство людей сразу и прошлого, и будущего, шире — превосходство прошлого и будущего над настоящим:
И ты тоже когда-нибудь
<…>
Будешь поглядывать на его настоящую,
Очередную,
Будущую бывшую,
И также посмеиваться,
Мол, все пройдет...
Право «посмеиваться» героиня получит лишь в будущем.
От сомнений — сначала в необходимости побега, затем в способности к нему — она переходит к мысли о том, что тоскливо и неуютно везде («Не напишу про Петербург...»). Отношение к городу, восхищающему многих, видно уже по употреблению топонима «Грибанал» — сниженного, едва ли не вульгаризма.
Для счастья героине не подойдет и рай: «Я был в раю, я был не рад…». Обетованной земли нет в пространстве, но нет ее и в будущем, и в прошлом: «Кого из нас надежней позабудут, / Как будто помнили…».
Верлибр «На могиле Волошина в Коктебеле» наводит на метафору всей книги:
Но ладони, как милостыни, просят
у безымянного:
«Сейчас, сейчас...»
Книга — просьба. Из стихотворения «Облака» понятно (если не было очевидно раньше), о чем:
Тем листом буду я, ты над ним будешь — Бог,
Вот судьба моя — повелевай!
Героиня не чувствует себя способной начать движение, ей нужен некто извне, кто «придаст ускорение» или вытащит ее из бездны прокрастинации. Книга — просьба забрать героиню из постылого здесь и сейчас.
Ты открой меня, открой,
Выпусти-впусти…
Хватаешь воздух, как зовешь на помощь…
Такая поэзия не существует без адресата.
Сижу, чего-то жду…
И дует из окна...
(читай: дух свободы, ветер странствий).
Стихотворение «Я — автор, я Вас украду...», на первый взгляд, стоит особняком (героиня тут предстает деятельной, преобразующей других персонажей). Но концовка его превращает текст из манифеста в объявление о пропаже (или находке, неважно, — важно обратить на себя внимание какого-нибудь пассионария):
Крепитесь, как я, как в тот раз,
Что в Ваш не попала
Рассказ.
Увы, во вселенной героини не находится подходящего героя, а претендующие на эту роль «недотягивают»:
Пришли и научили, как могли,
Чему могли, тому и научили…
Стихотворение «Если выпала дорога...» — гимн движению как процессу и дороге как состоянию:
Ведь всего правей дорога,
Ведь всего левей дорога,
И всего мудрей дорога,
И всего она честней.
На протяжении всей книги автор рисует портрет героини. Каждый текст — описание либо ее состояния, либо других явлений, но в аспекте их отношений с ней. Предметы, люди и явления интересны автору лишь в приложении к героине, в противном случае — «бессмысленны»:
И бледнолицый пляж
остался без людей.
Без солнца, без надежд —
Бессмысленный песок.
Даже Бог — лишь «фон» для героини, по крайней мере, лишь повод рассказать о ней:
И Бах, и Бог всегда так рядом…
Когда весь мир — лишь я и мама
И фуга фоном мирозданья.
Как же сочетается такая дерзость с выбором самых уязвимых объектов для субъективации повествования? В обоих случаях главное — привлечь внимание адресата. Путем заявления о своем величии или ничтожности — неважно.
Утвердив дискомфортность настоящего и утвердившись в невозможности и бессмысленности побега из него куда бы то ни было, героиня пытается найти себя в страдании:
И мокнуть, и страдать,
И так легко, легко.
И тональность книги сменяется на ироническую:
А если ты аквалангист
И зренье у тебя в порядке,
То я сама сыграю в прятки.
Зачем такие мне сдались?
Приняв и иронически осмыслив безнадежность своего положения, героиня обретает твердость, что передается в том числе и фонетикой:
...Надвигающегосяпоезда.
In nomine Patris, et Filii, et Spiriti Sancti…
Открываю тяжелую дверь,
Выхожу на платформу.
Наконец, от страданий по несбыточному остается лишь легкая грусть:
И никудаземелье сторожить,
И никогданебывшее не ждать,
Не ждать вообще — большая ли нужда?
«Никудаземелье» и «никогданебывшее» сказочны и небывалы, а настоящее — вот оно, и оно не так плохо, на самом-то деле. Героиня перестает его обесценивать:
…вот сейчас и больше никогда…
И стихи сразу обретают предметность:
Ты плещешься, ты обнимаешь гальку,
Ты шлепанцем заталкиваешь в море
Медузу-суицидницу…
Следующие стихи более светлые («сон-неунывайка», «задержи, пока не замело», «ведь до счастия бастардов / с верхних полок — не достать»). Кончается книга строками:
Любуюсь на расцветший от снега город
И получаю хеппи-энд авансом.
Далее — обложка. «Хеппи-энд» получен «авансом» и еще не до конца осмыслен и прожит — это будет уже другая история.
Автор предисловия Наталия Елизарова считает, что книга — о поиске. Я бы сказал, что она — об ожидании, активность которого сводится к зову о спасении из пучины тоски и скорби. Но скорбь — основа трагедии, а трагедия — основа личности. В скорби героиня и вырастает в личность, способную самостоятельно прийти к «хеппи-энду», переходя от зова к собственно поиску.
Дмитрий Бобылев
| 
