НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Книга памяти

Мирон Гинкас. Сквозь колючую проволоку. — М.: Книжники, 2024.

Это очень тяжелая книга. Причем подчас до такой степени, что и читать ее невозможно, и совсем отложить в сторону нельзя.

Но на иное, отстраненное восприятие она вряд ли рассчитана. Настолько значимую, многим читателям, наверное, не чужую и, увы, неисчерпаемую тему затрагивает литературный труд врача, узника Каунасского гетто Мирона Абрамовича Гинкаса.

Своим выходом этот труд обязан сыну автора — режиссеру Каме Гинкасу, который оказался в гетто летом 1941-го, в возрасте шести недель.

Эмоциональные комментарии Камы Мироновича порой вторгаются в напряженный до предела, словно «наэлектризованный» отцовский рассказ, создавая ощущение некой «переклички» дня нынешнего и далекого, но до сих пор живущего в сердце Гинкаса-младшего прошлого, отголоски которого нет-нет, да и отзовутся болью в его режиссерских работах.

Содержится в этих комментариях и много ценной информации, в силу объективных обстоятельств недоступной отцу, задумавшему свою книгу в шестидесятых годах XX века. Конечно, не ради славы, а исключительно для того, чтобы потомки знали о трагедии гетто, никогда не предавали забвению память о нем и испытывали благодарность тем, кто спасал евреев, нередко подставляя под удар себя, своих детей и внуков. Как, например, супруга литовского поэта и драматурга Казиса Бинкиса — Софья Аполинаровна Бинкене («тетя Зося»), которая скрывала в своей квартире множество бежавших из гетто евреев и в самые безысходные, едва ли не тупиковые моменты поддерживала в них веру и надежду на лучшее. И нет ничего удивительного в том, что именно ей выпала честь посадить персональное дерево в саду Праведников мира в Мемориальном музее Холокоста Яд ва-Шем в Иерусалиме.

Восхищаясь редкими душевными качествами этой женщины и ее соотечественников-литовцев, невольно начинаешь сожалеть о том, что сейчас так редко встречаются проявления человечности. И мало кто готов помочь другому не словами, а делами, хотя для этого нужно лишь на время пожертвовать собственным благополучием, а вовсе не рисковать жизнью.

А вот межнациональная ненависть почему-то не исчезает, и иногда кажется, что еще чуть-чуть — и она вновь приведет к непоправимым последствиям.

В этом смысле книга Мирона Гинкаса читается как предостережение. Таким же, кстати, как и пьеса «Леопольдштадт» Тома Стоппарда, которая вспоминается по ходу знакомства с книгой Гинкаса еще и в связи с главой о венских евреях, привезенных фашистами в Каунас и нашедших там свою смерть. Среди них вполне могли бы оказаться жители традиционно еврейского района столицы Австрии, где происходит действие автобиографического произведения Стоппарда, созданного по велению долга перед погибшими в период Холокоста родственниками.

Подобное чувство, скорее всего, руководило и Камой Гинкасом, решившимся подготовить к печати (вместе с редактором Ангелиной Злобиной и переводчицей с литовского Александрой Васильковой) книгу отца — одного из самых важных людей в его биографии. В 2019 году Кама Миронович даже предпослал своему спектаклю «Кошка на раскаленной крыше» Теннеси Уильямса эпиграф — «Папе моему бешеному и нежному М. Гинкасу посвящается».

Таким же сложным и противоречивым он предстал и на страницах своей книги, и в послесловии Камы Гинкаса. Не героем «без страха и упрека», а человеком, подверженным сомнениям, не раз доходившим до отчаяния, в мирное время одержимым «жаждой творчества» и основной жизненной ценностью считавшим семью. Личностью отдельной, ни на кого не похожей, достойной не только душевного расположения близких, но и нашего читательского уважения.

Майя Фолкинштейн