НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Можжевеловый ангел

Александра Малыгина. Синебровый момот. — Барнаул: АО «Алтайский дом печати», 2024.

Александра Малыгина — автор шести поэтических сборников, редактор отдела поэзии журнала «Алтай». Ее шестая книга, «Синебровый момот», образностью балансирует на стыке привычного быта, метафизики и эмоциональности, где-то сдерживаемой, подавляемой, где-то грозящей выплеснуться наружу.

Синебровый момот, в честь которого названа книга Малыгиной, — это тропическая птица, которая обитает в Мексике. Момоты редки, встреча с ними — счастье, и автор проводит параллель с нашей синей птицей удачи — «говорят, кто узрит этой птицы полет, никогда, никогда, никогда не умрет». Эта идея перекликается и с оформлением книги. На обложку помещена фотография мексиканской зелени, тропическое буйство в изумрудных оттенках. Стихотворения перемежаются красочными фото самой Александры и мексиканской природы, но момота можно увидеть, лишь дочитав книгу до конца, перевернув последнюю страницу. Этим автор дает читателям понять, что надежда есть, счастье близко, их надо только найти, добраться, пусть пройдя путь боли, потерь, взлетов и падений.

Стихотворение, в котором упоминается синяя райская птичка,

Синебровый момот, синебровый момот

Можжевельником имя твое отдает.

— отсылка к «Можжевеловому кусту» Николая Заболоцкого. Влияние «Можжевелового куста» прослеживается не только в этом стихотворении. У Заболоцкого «чуть живое подобье улыбки», у Малыгиной — врач «в мягкой улыбке растянет усталый рот». У Николая Алексеевича — прокол «смертоносной иглой» можжевеловой ветви, а у Александры Сергеевны — «как зовут тебя, травинка? Сквозь кого ты проросла?». Смертоносное прободение цельности, уязвление жизненно важного.

Начинается книга со стихотворений о детстве — «младенец свят», — заканчивается угасанием и «бесхитростным адом». Логичный, естественный путь. И читатель вместе с поэтом проходит жизнь лирической героини начиная с истоков, с хрупких, уже полустертых временем образов, которые так знакомы многим из собственных воспоминаний об этом периоде жизни:

Где послушные дети спасают слепых котят —

На ладошку кладут, целуют, а те дрожат.

Где невидные птицы всегда продолжают петь,

Где становится легче от запаха разных трав,

Там, где кажется странным желание умереть,

И где тают бабочки, сердце твое украв.

А потом грядет взросление, становление личности и подростковый поиск себя — «мой панцирь стал мне мал» — трансформируются в осознание женственности «и я владычицей морской / Твою щетинистую щеку / целую с теплою тоской», «Но плод надкушен — нужно доедать, / И я жую, жую неотвратимо. / А червь грызет, и суть моя ясна: / Кругла, красна и знанием томима…». Лирическая героиня открывает новые грани себя, а это оказывается болезненным опытом.

Приходит и осознание собственной хрупкости, потребность в защите от мира, его опасностей, угроз — «спился мой ангел-подлец-хранитель». Лирическая героиня уповает на защиту отца:

Если силу имеет речь,

Пап, покуда ты не исчез,

Не спускай меня больше с плеч,

Не бери меня больше в лес.

И даже кота:

Пуховый мой защитник тут как тут,

И мне не больно.

И, несмотря на «птичью» обложку, образ кота — один из самых повторяющихся в книге. Кот и ангел, который «вместо перьев носит мех», и тот, кто послушает чтение «дантовского “Ада”», и «под руку нырнет». И очень страшная потеря, кровоточащая рана: «от кота осталась горстка — только косточки и мех». И сама смерть — «прыжок — и только перья на ветру». Даже стихотворения о котах расположены в книге в той же последовательности, что и остальные, — от слепых котят до кошки-смерти, которая охотится за птичкой. Возможно, той самой, синебровой удачей.

Смерть — неминуемый визитер. «Все там будем», твердит себе лирическая героиня, с ужасом и трепетом отмечая признаки приближения ее: «мы с девочками нашли труп огромной крысы», «я чую близкую беду, но не могу сопротивляться». Встречает уход близких и любимых. Гибель мальчиков «младше меня на треть». Но синебровый момот на задней стороне обложки сидит на ветке в мексиканских кущах, обнадеживая всем своим видом. Все будет хорошо.

Ритмический рисунок сборника напоминает сердцебиение во время волнения. То размеренный, классический темпоритм — «осколком вечной мерзлоты я вписана в июльский вечер», то ритмичный заговор белого стиха «смотрела на тебя через огонь, плела венок, плела и улыбалась. В твоем присутствии вода в густой Оби прозрачной становилась и спокойной». Подбор стихотворений — от пронзительных, где боль и тоска звучат так неприкрыто, что переходят практически в физиологическое ощущение, до ироничных «я лягушка, не царевна, отпусти меня, дурак!» обеспечит увлекательный заезд на эмоциональных качелях. Сначала «не представляя, как не задохнуться от восторга», а потом «я горю, и мне больно так, как никогда еще не бывало».

Здесь есть и цветаевская, на грани истеричности, женская пронзительность вкупе с ревностью. И ахматовская непримиримость со смертью. И мудрость Беллы Ахмадулиной, зрелая, взращенная в любви к ближним. К коту, родным, многоэтажному быту, жизни, людям. И после прочтения всего сборника, пройдя путь взросления, взлета, угасания и умирания, можно ощутить, что эта книга именно о любви. Вечной, переменчивой, многогранной, имеющей разные лики. Выстраданной. Хранимой.

Екатерина Солнцева