НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

История одного противоречия

Анна Баснер. Парадокс Тесея: роман. — М.: Альпина нон-фикшн, 2024.

Дебютный роман Анны Баснер, очередной воспитанницы Ольги Славниковой, демонстрирует бодрое начало, умение прописывать вещный мир и создавать героев, за которыми хочется наблюдать.

Роман вышел в прошлом году и особой славы пока не сыскал. Почему? На мой взгляд, причины две. Первая — слишком много ингредиентов для одного блюда. Романная форма предполагает всеохватное отображение жизни, но в целом этот подход — не самый верный для книги объемом чуть меньше четырехсот страниц. Вторая — разочаровывающий финал. Предложенное автором развитие событий в реальности мало кого удивило бы, особенно сегодня, но для художественной прозы, на мой взгляд, найденное решение слишком грубо.

На что может рассчитывать читатель? До определенного момента — на увлекательную историю.

Обаятельный прохиндей Нельсон зарабатывает тем, что делает сувенирную керамику. Ему за сорок, он нигде не сумел проявиться, но, к счастью, родители на его стороне и позволяют жить так, как Нельсон считает нужным. «Возможно, правда, то было вовсе не терпение, а выученная беспомощность — мягкое безразличие, к которому приходят родители всех непутевых детей».

Действие запускается с первых страниц: драка с рабочим приводит Нельсона в участок. Причина драки — старинная керамическая плитка, которую рабочий намеревался заменить. «Иной бы сказал: подумаешь, какая-то плитка… Но не Нельсон. Он, керамист, знал: такую производили в Германии на рубеже веков. Изначально — в одноименном городе Метлах, а конкретно эта партия из парадной, судя по штампу, приехала из соседнего Мерцига». В участке Нельсон знакомится с активистом, который надоумил его заняться спасением плитки и ценных витражей по всему городу. «Оранжевый жилет надень, чтоб ни у кого не было вопросов. И ни в чем не сомневайся!» С этого дня Нельсон начинает по-своему врачевать город. Тот, видимо, в благодарность, дарит ему встречу с молодым реставратором Лилей, предельно серьезной и красивой — «нечто врубелевское было в ее бледной до синевы коже, круглых влажных глазах и вороной косе, из которой выбилась волнистая прядь, прикрывая заложенный за ухо карандаш». Вместе они задумывают отреставрировать зал заброшенного особняка. «Удерживать от распада единственный зал — жестокая навязчивая греза, какая-то извращенная духовная практика, дающая силы творить над бездной». Как будто немножко чересчур, но почему нет? Для воплощения задуманного складывается целая группировка, чье название сокращенно звучит как «ХАРМС». Наверное, такое возможно только в Петербурге, а именно в этом городе и происходят основные события. Честно говоря, в первых главах автор настолько убедителен, что мотивировки героев не вызывают особых сомнений. Не последнюю роль в этом играет то, что автор (или ее консультанты) определенно разбирается в том, о чем повествует. Этапы реставрации описаны как по учебнику.

Желание придать залу прежний вид легло в основу названия романа. Согласно греческому мифу, корабль, на котором Тесей вернулся с Крита в Афины, хранился афинянами до эпохи Деметрия Фалерского и ежегодно отправлялся со священным посольством на Делос. Перед каждым плаванием корабль ремонтировали. Со временем все доски были заменены, что породило среди философов спор: остается ли корабль тем же самым или становится совершенно новым? Если все замененные доски сохранили и построили из них другой корабль, то какой из этих двух кораблей считать настоящим? Так же, как греческие философы, размышляют Нельсон и Лиля: стоит ли продлевать жизнь развалинам? «Зачем? Распад — знак ценности всего сущего. Именно осознание факта конечности и заставляет нас сильнее дорожить ускользающей красотой». Причем эти размышления касаются не только отдельного зала, но и города в целом: «Питер — эдакий подлатанный живой мертвец. Может, его надо, как Ленина, перестать терзать и пассивно созерцать естественную гибель? Ну нет способа преодолеть смерть, ничего не попишешь. К чему потуги?»

Параллельная сюжетная линия — Вольдемар Прыгин, «один из ярчайших живописцев первой трети двадцатого века, чьи работы висели в музеях Петербурга, Вены и Нью-Йорка». С одной стороны, бывший учитель Нельсона утверждает, что Прыгин был самозванцем и все работы созданы его женой. С другой — есть Лидия Владимировна, которая уверена, что Прыгин был самостоятельным художником-авангарди­стом. Подтвердить ее правоту должна картина, «изображавшая лихой оркестрик в неведомом питейном заведении». Картина когда-то хранилась в ее семье, а потом исчезла при неизвестных обстоятельствах… Любопытно наблюдать, как автор полушажочками сводит две основные линии: Нельсона, Лилию и Лидию Владимировну… Правда, после того как повествование перевалит за середину, случайность этих пересечений будет явно бросаться в глаза и больше раздражать, чем забавлять. Всю 12-ю главу и половину 13-й хочется вырезать, и книга как будто ничего не потеряет. Точно не хочется вычеркивать отдельные слова, они как ценные акценты в хорошем живописном полотне: «жовиальный», «радетельный», «прянула», «дотрюхал».

Еще раз обращу внимание на умение автора «лепить» окружающий героев мир: «Их обогнал, перемалывая крошку гравия, сутулый велосипедист. Шоркнув крутым выворотом колеса, оставил змеистую метку в излучине дорожки» или «у пандуса восседала обставленная ведрами растерзанных гладиолусов и махровых георгинов закаленная дачница в запотевшем полиэтиленовом дождевичке и просеивала ячменным глазом толпу на предмет потенциальных родителей первоклашек».

Итак, «Парадокс Тесея» — это тема отношений отцов и детей, отношений мужчины и женщины, человека и власти, человека и денег, человека и общества, человека и разграбленного прошлого. Еще здесь — мужчина в искусстве, женщина в искусстве, нереализованный талант и подделка художественных произведений. На фоне этих важных вопросов особенно выделяется тема человека и города, которому «не нужны люди. Мы его портим. А он нас травит. Лучше бы не было здесь никого. Вообще. В чем наш смысл?». Все, как говорится, было сказкой, потом в историю вмешалась жизнь. Когда две сюжетные линии соприкоснутся, станет понятно, что давно утерянной картине по силам воплотить в жизнь чьи-то мечты и одновременно разрушить чью-то судьбу.

Шевкет Кешфидинов