НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Сила бессилия

Галина Калинкина. Голое поле. — СПб.: Литературная Матрица, 2024.

Второй, после вышедшего два года назад «Листа лаврового…», роман Галины Калинкиной наследует канону русского классического романа: в нем и масштаб исторического осмысления жизни в Российской империи до революции, и начало Первой мировой войны (с удачно написанной батальной сценой, где впервые со стороны противника было применено газовое оружие), и Гражданская, и первая волна эмиграции. В то же время автор с дотошностью макросъемки создает достоверный предметный мир героев, а главное — психологические портреты людей, стоящих на краю катастрофических по силе внутреннего натяжения выборов, сводящихся по сути к одному: ссучиться, оскотиниться или все же всеми силами, а чаще всего, силой бессилия, — остаться человеком.

В то же время текст, вышедший сегодня, не выглядит искусной стилизацией. Он — воззвание, манифест, обращенный ко дню сегодняшнему. Если забыть, что действие разворачивается в начале XX века, можно оказаться внутри нынешней новостной повестки, где все скроено по одним и тем же лекалам, от изменений в городском ландшафте до практики современного доносительства, абсурдности обысков и всей иезуитской возни, обрушиваемой сегодня на человека думающего.

Увы, все движется по спирали. Автор, не жалея читателя, проводит нас по основным точкам слома эпохи, о чем-то вновь напоминая (лишним не будет), а о чем-то говоря впервые. При чтении возникает облако контекстов, отсылок к другим классическим и современным текстам: здесь и Чехов с «Палатой номер шесть» — в «Голом поле» большое место отведено бытописанию больницы для делириков на Преображенке, и вновь возникает вопрос, кто же сошел с ума, неужели безумны все, или это спятило само время. Также приходит на ум Анни Эрно с ее романом «Годы», в котором нобелевская лауреатка телеграфным способом фиксирует изменения в стиле одежды, в речи людей, перемены в атмосфере на городских улицах спустя десятилетия, перепады цен в магазинах. Последняя треть романа Калинкиной, по сути, — нон-фикшн о наступивших переменах. Герои зависают в наблюдении за этими переменами, но потом все же срываются к обретению личного счастья и покоя, двигая сюжет. Таких рывков, неожиданных поворотов, щедро подаренных героям судьбой, в романе много, его кардиограмма прерывиста, не знаешь, что ждет тебя за поворотом.

Найденная в первом романе Калинкиной «Лист лавровый в пищу не употребляется» бережная интонация, как бы подглядывание за героями, и преобладающий ровный темп развертывания истории, в «Голом поле» претерпевает трансформацию: вдумчивая кантилена сменяется плачем, закличкой, будто бы выкриком в немую пустоту, где есть одни вопросы без ответов — зачем, почему, доколе, когда и т.д. В такие моменты текст достигает трагедийной высоты.

Я специально не пишу о героях, обхожусь без детализации. Героев много, помимо основных — трех друзей-строителей и главной героини Жени, дочери доктора Вепринцева. В романе щедро разлита любовь, пронзенная лучом надежды и великой верой, что только любовью человек и спасется. Здесь есть и нежность, сплетение пальцев, тактильность, головокружение небыли, отрыв от исторической ката­строфы, забытье и отдохновения от долго предстоящего пути рассеяния. Где-то впереди, как затуманенные миражи, — полуостров Галлиполи, шумный Париж, выкорчеванное сиротство и мучительный поиск возможности встроиться в Чужое.

Через «Голое поле» будто бы просматривается следующий, третий роман. Особенно это чувствуется в инкрустированных в основное тело текста записках секретаря дома Юсуповых, где в пророческих видениях, написанных в духе магического реализма, нащупывается новый авторский регистр и подход к осмыслению событий вековой давности.

«Голое поле» может показаться романом-прощанием: с прежней страной, с преж­ним собой, с литературным языком, на котором сейчас редко пишутся книги. Но для меня это — роман-возвращение: забытых имен, мест, полномасштабного чувства родины с идущими неразрывно горечью и любовью, и себя самого.

Денис Сорокотягин