НАБЛЮДАТЕЛЬ

выставка

Дорогой длинною…

Сергей Параджанов. Вечный полет. 24 мая — 27 октября 2024 года; Александр Вертинский. Прообраз музея. 3 июня — 29 сентября 2024. Государственный музей истории российской литературы им. В. Даля (Москва).

Две выставки, одновременно проходившие в Государственном музее истории российской литературы, — о Сергее Параджанове и об Александре Вертинском, к 100-летию и 135-летию главных героев соответственно, — на первый взгляд, не тематические и как будто не связаны друг с другом.

Параджанов (1924–1990) — режиссер и художник. Вертинский (1889–1957) — кабаретный певец, Пьеро. Все так. Но Параджанов писал сценарии для своих фильмов, а Вертинский — тексты песен. И дело не в том, что каждый из них владел словом, а в том, что жизнь каждого из них — своего рода текст, обладающий своим ритмом, композицией и тайнописью, которую устроители выставок стараются прочитать.

Завещание Сергея Параджанова: «Веселитесь в полную меру, как это делал я. Есть, что вспомнить. Иначе было бы жаль и себя, и жизнь. И что жизнь, если нет принципа и каприза?»

Экспозиция — на третьем этаже. Под выставку выделено пять комнат. Куратор Ольга Залиева удачно организовала пространство: поднявшись по лестнице, через крохотную переднюю посетители попадают в небольшую отдельную комнату, где, кроме увеличенного фотопортрета Параджанова и его биографии, ничего нет. Вспомнив (или узнав) основные даты жизни, можно двигаться дальше. В двух смежных комнатах располагаются в хронологическом порядке афиши, буклеты, фотографии, письма. В центре первой комнаты — стол, стоящий наклонно, опирающийся на две ножки, обтянутый тканью, расписанной в восточном вкусе. На столе керамические тарелки с красными яблоками. Здесь представлен плакат художника В. Никитина, выпущенный к премьере первого фильма Параджанова (совместно с Яковом Базеляном) «Андриеш». Фильм по мотивам сказки Емилиана Букова вышел в 1954 году (Киевская студия им. А. Довженко). Множество афиш и плакатов относится к картине «Тени забытых предков» (Киевская студия им. А. Довженко, 1964). Этот фильм, экранизация одноименного романа М. Коцюбинского, в зарубежном прокате имеющий название «Огненные кони», получил множество наград и многими мэтрами считается одной из вершин мирового кинематографа. На стенах — эскизы костюмов, выполненные одним из старейших художников студии Л. Байковой. Детально прописанные элементы одежды дают представление о культуре гуцулов (например, «Колядки»).

Жан-Люк Годар писал: «В кино есть изображение, свет и реальность. Параджанов был мастером и хозяином этого храма».

После выхода фильма наступает перерыв — Параджанов попадает в заключение. Теперь время писем и коллажей. Почерк четкий, разборчивый — можно узнать о мыслях и чувствах отлученного от работы художника. Он пишет жене Светлане, племяннику Георгию… Коллажи, яркие, экспрессивные, сделаны из подручного материала.

В этой же комнате в витрине — артефакты (например, шляпа, подаренная режиссером актрисе Алле Демидовой).

В 1968 году выходит фильм «Цвет граната» («Саят-Нова»). На стене — афиша, выполненная художником А. Юдиным.

«Ни в театре, ни в кино никогда не было у меня такого единения с режиссером, такого взаимопонимания, как с Сергеем. Он подарил мне самую большую радость в моей творческой жизни — “Цвет граната”». Это слова Софико Чиаурели.

В двух первых комнатах в основном фотографии грузинского художника Ю. Мечитова (он работал с Параджановым как художник-фотограф на картине «Легенда о Сурамской крепости»), на них явлен яркий, свободный, артистичный человек. Вот, Мечитов заснял его застывшим в прыжке. По свидетельству фотографа, Параджанов сам все срежиссировал: позу, жест, выбрал место, просчитал ритм. Это известная фотография «В полете», ее взял за основу при работе над памятником скульптор Важа Микаберидзе (фотография памятника есть на выставке).

Мечитов поймал уникальные кадры с Андреем Тарковским. Известно, что два этих визионера дружили. Столь непохожие, они понимали и ценили друг друга. На фотографии Тарковский в смешном головном уборе, с почти детским выражением лица — он участвует в «карнавале» друга.

Несмотря на два срока, проведенных в заключении, Параджанов чувствовал себя абсолютно свободным. Это утверждал он сам (чувствуется по письмам, например, Лиле Брик) и подтверждали знавшие его — тот же Тарковский, В. Катанян, Ю. Мечитов.

Интересно, что при внешнем несходстве есть что-то общее между Параджановым и столь же свободным художником Анатолием Зверевым. В пластике, улыбке…

Коллажи Параджанова обладают особой красотой — в них пышность Востока, изысканность и строгость линий одновременно.

Плакаты и афиши художников интересны — в них собственное видение работ режиссера.

Л. Махов сделал плакат к выходу на экраны «Легенды о Сурамской крепости». На лезвии кинжала — половинка граната. В центре — крупно — женское лицо. По краям — дети.

Во второй комнате — также в центре стол. Но это стол-подкова. Есть витрины с одеждой и керамикой. Здесь есть и артефакт-курьез. Параджанов задумал поставить балет «Мать» по одноименному роману М. Горького. Написал заявку (можно прочитать)… Предложил станцевать Майе Плисецкой… Конечно, это вызвало смех. В результате на память остался коллаж, смонтированный из фрагментов открыток, где присутствует и балерина.

В основном в этой комнате все посвящено последней законченной работе режиссера — картине «Ашик-Кериб» (по мотивам восточной поэмы М.Ю. Лермонтова). Коллажи, афиши, плакаты.

Художник Л. Богданов изобразил стройную мужскую фигуру, выразительное красивое лицо, подведенные черным глаза, тяжелые серьги в ушах, на голове птица в голубом оперенье. Крупные алые цветы. Коллажей много, каждый требует длительного рассматривания.

Далее — две смежные комнаты. В первой — работы фотохудожника В.П. Баженова. Искусствовед, организатор выставок, Баженов увлекся фотографией и вот — оставил большой фотоархив. Здесь интересен парный портрет Параджанова и художницы Гаяне Хачатурян. Как свидетельствует подпись под работой, они были дружны, ценили и любили творчество друг друга.

Вторая комната отражает игровое, актерское в натуре Параджанова. Крутая улочка Тбилиси. Две фигуры: на первом плане старушка в черном, придерживающая рукой полу длинного платья, чуть в отдалении — Параджанов. На полусогнутых ногах, приподняв полу черного пальто, он повторяет ее движения. Лицо веселое, лукавое.

И, наконец, в пятой комнате демонстрируется фильм Ю. Мечитова, посвященный неосуществленному проекту Параджанова «Исповедь». Это документальная картина, где Параджанов рассказывает о своем детстве, о родных, о старом армян­ском кладбище… Две фотографии Баженова, запечатлевшего режиссера с его матерью в период подготовки к съемкам, дополняют картину.

Здесь же несколько коллажей племянника Параджанова, Георгия, панно его сестры, две работы современной художницы Т. Данильянц (приношение Параджанову).

Не прервался полет. Длится и длится…

А на втором этаже — иной мир, иная концепция. Выставка занимает всего две комнаты. В маленькой прихожей — пресс-релиз. «Экспозиция построена на принципе параллельного показа коллекции и биографических материалов». Значит, использованы материалы, принадлежащие семье, и экспонаты, уже вошедшие в фонды литературного музея. В релизе сообщается, что планируется создание постоянной экспозиции в Музее Серебряного века.

Итак, в первой комнате, большей по метражу, с пластинками, афишами, нотами на стенах, из динамиков звучат песни Вертинского 1915–1941 годов. В разных концах комнаты два больших фотопортрета. Можно начать с того, что, усевшись на скамеечку, просто слушать знакомые мелодии: «Чужие города», «Над розовым морем», «Дни бегут». Слушать и смотреть в выразительные глаза «бродяги и артиста». Фотогеничен и киногеничен был Александр Николаевич, прекрасно сыгравший князя в «Анне на шее» Исидора Анненского (1954).

А можно начать с изучения нот, скажем, романса «Последний бокал»: соль-бемоль, соль-бемоль, фа… — «Ты совсем, ты совсем снеговая…» , или песенки «Белый пароходик» на слова Юлиана Поплавского.

А можно — с афиш. «Песни. Романсы. Глупая песенка. Издательство “Маски”», «Печальные песни. Издательство Либерман», «Ариэтки Пьеро. Издательство Возницкого». Интересно, что на некоторых афишах мелким шрифтом набито «собственность такого-то» (имя издателя). Так, получается, было принято.

Среди нот — «Симфоническая поэма “Степан Разин”», слова Марины Цветаевой. Интересно, знал ли кто-нибудь, кроме узких специалистов, о существовании этого произведения?

В витринах фотографии разных лет, листовки с анонсом выступлений, программки, рекламные открытки.

Вот, например, фотографии И. Горенштейна 1915–1917 годов, на которых Вертинский и в костюме Пьеро, и в форме медбрата. Фотографии 1933–1936 годов, Шанхай. Его снимали Шик, Брызгалов. Здесь же фотографии матери Вертинского, его отца и дяди, сестры Нади.

Листовка — зал «Гаво» (Париж, 1930). Открытка ресторана «Магнолия», Берлин, 1933. Программка концерта в Шанхае, 1939.

Украшение выставки — портрет, написанный Лидией Вертинской (1950), на нем Вертинский в костюме Пьеро.

Представлены в экспозиции и записки невесте, и письма — обращения по поводу возможности приехать в СССР.

В пресс-релизе также сказано, что «сердце выставки — реконструкция кабинета А.Н. Вертинского в его последней квартире на улице Горького, 12, стр. 2».

Во второй, совсем небольшой, комнате — большой письменный стол, на нем маленькая фотография в рамке, та, где Вертинский в форме медбрата, лампа, подсвечники…

Может быть, кабинет — и главное (по концепции устроителей), но все же именно возможность побыть среди песен и нот ощущается как нечто ценное, необходимое, защищающее от бурной жизни за дверью этого дома.

Спустившись в просторное парадное, отдаешь себе отчет, что соприкоснулся с прошлым. Две яркие личности ХХ века представлены на выставках в музее. У обоих была длинная, полная сложностей, испытаний жизнь. Но эта жизнь была освещена вдохновением, творчеством, любовью и дружбой. Каждый из них прошел своей дорогой. Текст их земной жизни читаем мы, что-то постигаем, чему-то удивляемся, во что-то влюбляемся… Выставки разные — но обе очень хорошие.

Наталья Стеркина