НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Последнее изгнание

Алексей Варламов. Одсун. — М.: АСТ, 2024.

Роман Алексея Варламова «Одсун» (от чешского odsun — изгнание, выселение) назван так в память о жестокой депортации судетских немцев из Чехословакии в 1945 году. Об этом историческом эпизоде мало говорят, и сам автор признается, что почти ничего о нем не знал, пока не оказался в тех местах¹. Как ни странно, и в рецензиях на роман о немцах сказано очень мало². Но это и понятно: немцы представлены в книге как отражение русских, в центре внимания автора судьба нашего соотечественника и его возлюбленной-украинки. Кроме того, текущее российское законодательство мало приспособлено для обсуждения в периодической печати скользких тем, связанных с нацизмом (а ведь судетские немцы присягнули Третьему рейху). Тоже изгнание из публичного пространства, тоже одсун. И даже название романа, посвященного изгнанию немцев, не немецкое, а чешское.

Между тем немец в современной русской литературе — давно классическая пара к русскому, идеальный иностранец («немой», не говорящий по-русски), но близкий нам склонностью к идеализму, трагической сложностью исторического пути в ХХ веке, а отличающийся от нас рациональностью и страстью к порядку. Таковы шульмейстер Якоб Бах в романе «Дети мои» Гузели Яхиной, лишенный автором Vorname (то есть индивидуального, «первого» имени, намеренно показанный в первую очередь в профессиональной роли) врач Гейгер в «Авиаторе» Евгения Водолазкина, еще один врач Григорий Мейзель в романе «Сад» Марины Степновой и некоторые эпизодические персонажи (доктор Вольф Лейбе в «Зулейхе» той же Яхиной, доктор Эдвин Винберг в «Зеленом шатре» Людмилы Улицкой³). В «Одсуне» пара «русский — немец» дополняется еще одной, благодаря которой русский оказывается в более равновесном состоянии: осмотрительный русский и порывистая украинка. Ее, в свою очередь, автор сравнивает с американцами, чтобы проверить встраиваемость ее нации в западный мир.

Как и у Яхиной, немецкая тема у Варламова связана с мистикой. В доме в Судетах, где оказался главный герой, бежавший с родины, раньше жил немец-судья, не вынесший жестокостей чехов (а также нарушения Закона, международных норм!) и вместе со всей своей семьей совершивший самоубийство. Этот «сентиментальный фашист» (штампы собраны намеренно и иронически) временами высовывается с чердака и посматривает на живых. Повешенные немецкие солдаты поют песню, возвращаясь к жизни после смерти, как мертвые женихи в романтических немецких балладах. Все видения связаны с мертвыми, герою являются путешественники между мирами. Но и он — беглец, изгнанник. Расставание с родиной — маленькая смерть.

Немецкая культура в русской прозе связана еще и с немецким фольклором, широко известными народными сказками, в том числе с жестокими их вариантами, и это тоже роднит романы о немцах Варламова и Яхиной. Сказка сбывается в самом чудовищном варианте: чехи заставляют бывших соседей ходить по битому стеклу, раздевают, насильно стригут, бесчестят. Глава об отношениях чехов и немцев начинается с мифа. Интересно, что в разговоре о русской и украинской культуре фольклор в романе только проскальзывает: упомянуты диалектологические экспедиции на Север, украинские песни и былички. Подробный разговор об этом фольклоре не нужен, его, в особенности русский, впитал в себя главный герой-филолог, порождение многовековой русской культуры.

Параллели между российской историей и эпизодами жизни судетских немцев в романе иногда очевидны, иногда могут быть обозначены только в форме предположения. К дому, где спасается герой, приходят три немки (фольклорное число, повторенное и в количестве детей у разных обитателей дома): бабушка, мать и маленькая девочка. Видимо, старшая из них жила здесь, и смотрят они на эти места, по словам рассказчика, как русские на Дикое поле. В Праге до Первой мировой не говорили на чешском, советуя перейти на «человеческий», то есть немецкий, и это напоминает историю сразу многих бывших советских республик. В Судетах времен Второй мировой, присоединенных к Германии, становится популярна свастика. Это тоже намек на кого-то из соседей?

В 1931 году немцы, протестовавшие против присоединения Судетов к Чехословакии, по мнению судьи (или рассказчика, который его оживляет и воображает, отчасти сливаясь с ним), сами были виноваты в том, что полиция открыла огонь: они кидали камни. И это, возможно, не вызвало бы ассоциаций, если бы не параллельный рассказ о расстреле Белого дома в одном идеологическом русле с романом «1993» С. Шаргунова. Развал Австро-Венгерской империи, свидетелем которого стал судья-самоубийца, — явная параллель к краху советской империи, о котором сетует главный герой. Прямо говорится, что у нас были свои одсуны-депортации. Чуть ли не единственное в нашей истории, чего герой никак не критикует, — моральный облик советского солдата Великой Отечественной. Среди немцев ходят слухи, что это «орда» насильников и варваров, но они оказываются ложными, наши парни смотрят приветливо.

Портрет главного героя, от лица которого ведется повествование, противоречив. Этому чистоплюю и СССР терять жалко, и 90-е опасны для жизни, и 2000-е не по нему. Разные народы и страны, по его словам, терпят от несправедливых границ и установлений. И подзаголовок книги — «роман без границ». Помимо географического смысла слова, приходит в голову еще и современный психологический. Нет границы между героем и государством. Беды страны разрушают его, лишают воли.

Одсун — сквозная метафора романа. Первым одсуном автор называет изгнание из рая. Но и любой финал (любви, страны, жизни) — изгнание из прошлого, само время — непрерывный одсун.

Книга Варламова содержит элементы загадки, детектива. Одни персонажи вдруг превращаются в других, пришедших из прошлого, границы стираются. Вместо Чехии главный герой как будто оказывается в подмосковной Купавне своего детства. Языковые различия тоже не так важны. Главный герой периодически начинает понимать языки, которых не учил: немецкий, греческий, украинский, — или не может определить, фразу на каком языке он сейчас слышал. Это происходит, когда он читает в душах. Но где и когда души говорят друг с другом без посредства языка?

И может ли изгнание или потеря самого дорогого окончиться возвращением, обретением утраченного? Уже почти кажется: может. Но в художественном мире романа ни эллина, ни иудея нет только за гранью смерти. Судья, дух дома, где происходит действие, умер. И все важные для повествования герои тоже.

Текст местами остроактуален, местами напоминает курс истории международных отношений, местами — любовный роман; он то увлекателен, то тяжел. Раздражает главный герой, которому и желание украинцев говорить на своем языке кажется смешным, и «белоленточный червь» гложет сердце. Кому-то из критиков он даже показался безымянным⁴, хотя имя у него есть — Вячеслав. Но, может быть, только такой герой, опустившийся, немного юродивый, и мог высказать что-то важное о сегодняшнем дне.

Мария Савельева

1 Басинский П. Алексей Варламов: «Идея свободы и любовь к Родине не исключают друг друга». Приватизация истины // Российская газета. 2024. 29 марта. № 69. С. 10.

2 Куприянов Б. Что такое русский роман // Горький. 2024. 23 февраля. Источник: https://gorky.media/reviews/chto-takoe-russkij-roman/. Соловьева Т. Сверхзрение в эпоху постправды // Юность. 2024. № 2. Источник: https://unost.org/authors/tatyana-soloveva/sverhzrenie-v-epohu-postpravdy-knizhnye-novinki-fevralya/. Павел Басинский — о новом романе «Одсун. Роман без границ» Алексея Варламова // Российская газета. 2024. 12 февраля. № 30. С. 11.

3 Признана на территории РФ «иностранным агентом».

4 Соловьева Т. Сверхзрение в эпоху постправды // Юность. 2004. № 2. Источник: https://unost.org/authors/tatyana-soloveva/sverhzrenie-v-epohu-postpravdy-knizhnye-novinki-fevralya/.