— Екатерина Малиновская. Невидимые лягушки. Екатерина Солнцева
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 12, 2024

№ 11, 2024

№ 10, 2024
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии



Нежность к фантомам

Екатерина Малиновская. Невидимые лягушки. — М.: Формаслов, 2024.


В книгу Екатерины Малиновской, красноярской поэтессы, переводчика, председателя красноярского представительства «Союза российских писателей», финалиста премий «Лицей», «Волошинский сентябрь» и других, вошли стихотворения с 2020 по 2023 год. Время, сложное для наших соотечественников, события его каждый проживал по-своему. Кто-то искал взаимодействия с миром, кто-то отдалялся от него. Кто-то прорабатывал былые травмы, кто-то обрастал новыми. Если в предыдущих сборниках Екатерины, «Юник» (2017) и «Полая структура» (2020), было больше наив­ных нот, мотивов поиска себя, то в новой книге мы слышим зрелый поэтический голос. Появилась метафизика, сопоставимая со взглядами Велимира Хлебникова, в технике — ассонансность, близкая верлибрам Андрея Таврова, выразительные фигуры повтора, которые делают эту лирику родственной пронзительным, почти заговорным по темпоритму текстам Геннадия Айги.

«Лягушки» — о проживании, преодолении, взрослении. Но это не модная ныне «литература травмы», где прошлое преподносится в негативном ключе и является причиной всех нынешних бед, которые встречаются на пути героев. «Лягушки» — о фантомах детства и о том, что в нем осталось, — о людях и чувствах. Утраченного не вернуть и не повторить, даже не приблизиться к нему. Но эти фантомы можно хотя бы помнить и общаться с ними. Они не всегда злонравны.

Родство с этой книгой ощутят те, кому в нежном возрасте нравились русские народные сказки без хеппи-энда, кто зачитывался Гоголем и Пушкиным, кто вырос на страшилках, которые бытовали в любом лагере, деревне, рассказывались шепотом после взрослых застолий. Детские уши — самые чуткие. А воображение склонно искать тайну даже там, где ее нет, придумывать свой собственный мирок, наделяя окружающих мистическими навыками, придумывая им роли.

Первый блок книги называется «Странные сны». Он начинается с сильного стихотворения «Родня», которое, несмотря на мрачность образов и сложность поднимаемой темы, хочется обозначить цитатой «хрустальный плак».


И ни один из странных гостей никогда

не пытался меня убить

Бесы ловцы мертвецы приходили поговорить

Шумно вокруг потопать, мол, бойся, бежим уже

Скромно потрогать за палец живой на краю кровати

А иногда поплакать ведь я

Терпеливая


Что же роднит лирическую героиню с бесами, мертвецами, ловцами? Желание потрогать тот самый живой палец. Автор передает то самое чувство, когда важно ощутить рядом что-то живое, близкое, даже с отсылкой к тому, каким ты был раньше. Ведь мертвец когда-то был живым. И тоже обладал теплым пальцем. Дотронуться до себя былого, уже почти забытого тобой же — это ценно. Не всем дается такая возможность.

Весь блок «Странных снов» — осознанное сновидение, в котором происходит разговор со смертью. Можно в любой момент проснуться, а можно продолжить пребывать в этой дреме, управляя всеми теми образами, которые приходят в сознание и подсознание. И прерываться не хочется.

Эта фаза сна — осязаемая. Стихотворения в нем наполнены прикосновениями. К живому и теплому пальцу, к медной проволоке волос, к пластиковым бусинам свадебного платья, к рукам бабушки. Запахов мало, но прикосновений много. Это — осязаемые стихи, которые можно ощущать кожей.

«Невидимые лягушки», второй блок сборника, его сердце (недаром у него то же название, что и у книги в целом) — это пубертат, взросление. Дюймовочка («…слабый гомункул-я во что-то всегда превращается мой маленький эмбрион») и будущая невеста, та маленькая девочка, которая «…обшаривала углы и все это в поисках бусин разных пластмассовых бусин», выросла и стремится вверх. «Родная, только долети!» — призыв не столько к белой ракете, которой посвящено второе стихотворение блока, сколько к самой героине. Это осознание своей смертности (доселе был только разговор, но вот все ближе и ближе ее дыхание), это — осознание своих возможностей и сил. Пока есть время. Есть время и лететь на «Белой ракете», и пройти фазу «Мы собираем бычки», и погрузиться в «Меланхолию». И, конечно, поймать «Невидимую лягушку» и услышать «мягкий звук живого прыжка в траве как в мокрых газетах».

Этот блок полон и звуков, и зрения. Если доселе автор вел дорогой «на ощупь», то теперь больший акцент делается на звуки (то самое ква, орущий краснощекий бригадир, песня про зомби на дискотеке в «Липках» (форум молодых писателей). Много отсылок к кинематографу (фильм «Меланхолия» с Кирстен Данст, спившийся певец из телевизора, сериал «Секс в большом городе») — дают нам дополнительный визуальный ряд кроме того, которым щедро снабжает читателей автор. Этот блок более хаотичный, эмоциональный, размашистый.

Дозревает книга «Последствиями любви».


Слепого романтичное виденье

О том, чего не ведают другие.


Здесь действительно о любви: к себе, к мужчинам из Литературного института, к искусству, к любимому человеку, к городам, к трехцветной кошке. И все образы полновесны и полноценны, сложно сказать, какой из них занимает самое большое место в системе ценностей любви.

Несмотря на образ античной статуи, который примеряет на себя Малиновская в стихотворениях «Хочу быть античной статуей» и «Я хочу жить в мире без людей», автор (или, скорее, лирический субъект этих стихов) не кажется холодной, отстраненной, безликой. Совсем наоборот — слишком сквозит искренность, детская эмоциональность, еще не скорректированная социальными устоями, не причесанная воспитанием.

Из детских страхов и присутствия (да прямо вот тут, за плечом) смерти мы вышли к абсолюту — к любви. Ибо крепка, как смерть, любовь. Каковы бы ни были ее последствия, дальше жить с ними. А это — опыт души, становление ее.

Эта книга многоголоса, где-то ритмична, где-то аритмична, порывиста (сочетание силлаботоники и верлибров создает интересный ритмический узор общей картины). Здесь звучит хор «нежного ква» невидимых лягушек, рассказы мертвецов у кровати, песни «Нирваны» и «трепетного смычка». И громче всего звучит голос самого автора, не затмевая хор, где важны все, а солируя в нем — но не стараясь всех перекричать. Ведь здесь важен не только звук, но и ощущения, зрительные образы, запахи. Когда все в гармонии, есть ощущение разговора с Богом. Пусть и о смерти. Но главное — диалог идет.


Екатерина Солнцева

Публикация в рамках совместного проекта журнала
с Ассоциацией писателей и издателей России (АСПИР)





Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru