Об авторе | Денис Владимирович Гербер родился в 1977 году в Ангарске. Окончил факультет филологии и журналистики Иркутского госуниверситета. Писатель, журналист, радиоведущий. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Сибирские огни», «Новый берег», «Сибирь», «Fantomas», «Рассказы» и др. Автор трех романов. Лауреат литературных премий: «Русский Гофман», «Прыжок над бездной», «ДИАС» и др. Живет в Ангарске.

Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией писателей и издателей России (АСПИР).

Денис Гербер

Лучше лучшего

рассказ

Кажется, слово «хоронить» произошло от имени провожатого на тот свет — Харона. Виктор вспомнил об этом, когда они уже проехали указатель и впереди появились первые дома. Он хотел поделиться этим с Жанной, но решил лишний раз ее не отвлекать. В последнее время она постоянно напряжена, за рулем — особенно.

Он искоса посмотрел на нее: сосредоточенный взгляд, левая ладонь на руле, правая — на ручке переключения передач. Если бы не разноцветные колечки на пальцах, то руки можно принять за мужские.

— Уверена, у них тут ни гостиницы, ни хостела, — сказала Жанна. — Когда все провернем, первым делом откроем что-нибудь.

Поселок располагался меж двух холмов. Казалось, он сполз со склонов в общую седловину, чтоб укрыться от посторонних глаз. Дорога делила его на две части и уходила к торчащей из-за леса радиомачте. Две панельные пятиэтажки, остальное — частные дома разных возрастов: от совсем древних — с резными наличниками и фронтонами до современных коттеджей в стиле, который Жанна называла «цыганское барокко». Несколько зданий напомнили Виктору бараки для ссыльных. Длинные, высокие и крепкие, они стояли параллельно друг другу — совершенно одинаковые.

Жанна безошибочно определила центр поселковой жизни — магазин; остановилась рядом. Они вышли и огляделись. По тротуару с противоположной стороны улицы шла женщина в бежевой куртке. Мужик крутился около белой «Нивы», протирал ее тряпкой. Несколько подростков стояли вокруг бочки — кажется, играли в карты. У открытых дверей магазина сидела дворняга и подхалимски смотрела на Виктора.

— От нас тебе ничего не перепадет, — предупредила ее Жанна.

Они прошли внутрь, где царила прохлада и обычная для деревенского магазина смесь запахов: хлеб, рыба, бытовая химия да гнильца из отдела «овощи-фрукты». За прилавком расположился лысый мужчина лет пятидесяти, с туповатым, как у бычка, взглядом.

— Здравствуйте, где у вас поселковая администрация? — спросила его Жанна.

Продавец мотнул головою влево.

— Чуть дальше, кирпичное здание. Сейчас оно ремонтируется. Байрас Уралович у себя дома принимает.

— Байрас Уралович?

— Глава администрации. Он башкир.

— Очень любопытно. И где он живет?

— Ближе к радиостанции. Так с ходу и не объяснишь.

Жанна без интереса оглядела прилавки и снова обратилась к продавцу:

— А где нам остановиться? В смысле — переночевать.

Лысый пожал плечами: дескать, не знаю. Однако ответил:

— У меня есть комната. Тут на втором этаже.

Комната, вопреки ожиданиям Виктора, оказалась ничего себе — просторная и вполне годная для жилья. Двуспальная кровать, столик, тумбочка с телевизором, кресло. Дивный торшер около кресла изображал папуаса, держащего в руке копье, — настоящее произведение искусства. Туалет и ванная располагались рядышком в коридоре.

— Когда-то я часто ее сдавал, — пояснил хозяин. — Много туристов было — альпинистов, спелеологов, прочих. Они приезжали на гору — прям паломничество какое-то. Сорок лет назад там в пещерах люди пропадать стали, ну и... как-то все прекратилось.

Он оглядел Виктора и Жанну, будто удостоверялся: не туристы ли они.

— Что за гора? — поинтересовался Виктор, усаживаясь в кресло и проверяя его комфортность.

— Сюголян. Это означает «вверх тормашками». Вы ее увидите, если к радиостанции поедете. Она у коренных жителей священной считалась.

— Как и все горы, — заметила Жанна.

— Если точно, то это не гора, а скальник большой.

— Коренные — это буряты, эвенки? — спросил Виктор.

— Кеты, — пояснил лысый. — Когда-то они здесь жили. Собственно, и название Хароновка произошло от кетского Харо — косить. Видимо, тут покосы какие-то находились.

«Рассказывает про то, что было сорок лет назад, а самому около пятидесяти», — подумал Виктор. Он спросил:

— Вы краевед?

Хозяин застенчиво улыбнулся.

— Что вы... Просто я в магазине работаю. А здесь это вроде информационного бюро: получаешь сведения, доносишь сведения.

Жанна подошла к окошку и отодвинула занавеску. Пока она глядела наружу, Виктор осмотрел ее. Вся она какая-то прямая. Прямые бедра, прямой живот... Даже нос прямой, опускающийся от самого лба. «Как я мог связаться с такой? — в тысячный раз подумал он. — Это ведь не женщина, а статуя с острова Пасхи». И в тысячный раз ответил: «Ты связался с ней по ее воле, а воли у нее хватит на двоих».

Жанна, не поворачиваясь, спросила:

— А где у вас кладбище?

— Что вы имеете в виду? — переспросил хозяин.

Она повернулась с недоумением.

— Не знаете, что такое кладбище?

Тот опять пожал плечами — должно быть, привычный жест, наработанный за годы, проведенные у прилавка.

— Тут я вам не подскажу. Простите, у меня магазин открыт...

— Ну, хорошо, — сказала Жанна задумчиво. И констатировала: — Мы останавливаемся у вас на некоторое время.

Утром, следуя инструкциям лысого хозяина магазина, они поехали к главе администрации. Дорога поднималась в горку, и Виктору вспомнились неприятные сны — в них он тоже въезжал на холм, а подъем делался до того крутым, что автомобиль почти опрокидывался назад через крышу.

Домов вокруг становилось меньше. Впереди все выше и выше вздымалась гигантская конструкция радиомачты. Она напоминала футуристическую ракету, которую от полета в космос удерживали только натянутые тросы.

У заброшенной автобусной остановки Жанна свернула влево и вскоре припарковалась у двухэтажного дома с трепыхающимся на крыше российским флагом.

Жанна оглядела дом и по каким-то причинам установила:

— Похоже, Урал Камазович дома.

Глава поселковой администрации принял их по-домашнему, за чаем с печень­ем. Был он невысокий и чрезвычайно узкий в плечах, с седеющими зачесанными назад волосами. Говорил пискляво, как кастрат.

— Хароновка далеко от федерального тракта, и сюда редко кто заезжает, — объяснял он. — Только с Новогвардейска товары привозят. Потому гостям мы всегда рады.

Благодаря его выражению лица и интонации последнее прозвучало как «…к приезжим мы относимся с подозрением».

— Как она вообще тут появилась, в такой глуши? — спросила Жанна, разглядывая при этом висящий на стене портрет Махатмы Ганди.

— Радиостанция. Вы ее видели. В советские годы она, как и тысячи подобных, глушила вражеские передачи: «Голос Америки», «Радио Свобода», «Би-би-си»... Так поселок и возник — из домов работников, которые ее обслуживали. Сейчас все это глушение неактуально, его прекратили еще в 89-м. Но Хароновка осталась и до сих пор держится. Вышкой пользуются метеорологи, операторы сотовой связи. Ну и это до сих пор стратегически важный объект — может использоваться во время войны или чээс. А вы, простите, по какому поводу тут?

— Я из Ассоциации российской похоронной отрасли, — пояснила Жанна. — А Виктор Сергеевич представляет агентство «Ахерон». Мы здесь, потому как местный рынок ритуальных услуг изменился. Фирма «Стикс» в Новогвардейске прекратила свое существование. Ее владелец умер, а наследники не смогли продлить лицензию. Некоторое время в Новогвардейске и округе царила ритуальная анархия, но теперь вопрос решен: нишу на рынке займет компания «Ахерон». Ее деятельность соответствует всем стандартам, полностью сертифицирована, имеются лицензии...

— Вы из ассоциации, но тоже при деле?.. — глава хитро улыбнулся и указал пальцем на Жанну, а затем на Виктора.

— Не официально, но мы партнеры, — ответила Жанна, ничуть не смутившись. — У нас нет точной статистики по Хароновке. Какое тут население?

— Тысяча с копейками... Недалеко от деревни ушли. Это, конечно, приблизительно.

— Как — приблизительно?

— Раньше Новогвардейск был закрытым городом, если вы не знаете. Перепись проводилась секретно, а население тех пунктов, что не отмечены на карте, распределялось по ближайшим городам. «Размазывать людей» — так они это называли. Жителей Хароновки присоединяли к Новогвардейску, затем делили и приписывали к Иркутску, Братску, Красноярску. Количество из года в год было одинаково, с разницей в несколько человек. Ну и сложилась некая традиция: просто добавлять среднюю цифру к общей статистике по Новогвардейску и округу.

— А соотношение смертности и рождаемости? А прочие показатели?

— Все же одинаково. Зачем считать?

— Ну и ну! — удивилась Жанна. Она полезла в сумочку, выложила на стол папку с бумагами. — Давайте к делу. Скоро мы откроем в Хароновке отделение агентства «Ахерон». Тут кое-что поменяется...

Глава прервал ее поднятой ладонью.

— Постойте. Я думал, вы будете вести дела из Новогвардейска. «Стикс» поступали так.

— Мы знаем, как они поступали. И не хотим повторять чужих ошибок. Здесь откроется филиал агентства. Новое время требует новых подходов в бизнесе. А от архаизмов «Стикса» необходимо избавляться.

— Но существуют традиции!

— Какие именно?

— Вам не понять.

— Попрошу не хамить. Мы вообще-то понятливые.

— Не в этом случае.

— О чем вы говорите? Возможно, мы придем к соглашению.

Глава не ответил. Он поднялся из-за стола и указал взглядом на выход.

— Простите, у меня много дел.

Назад ехали молча.

— Ты знала, что слово «хоронить» происходит от греческого Харона? — спросил Виктор, когда они уже приближались к магазину.

— Конечно, — холодно ответила Жанна. — Я филолог по образованию. Забыл?

Ее глаза лихорадочно блестели. Виктор догадался: она злится, оттого что чего-то не понимает. Он и сам недоумевал: что происходит? Почему глава Хароновки так напрягся? И что ему за разница, как они будут вести бизнес, на месте или из Новогвардейска?

Виктор остро ощутил, как ему надоели эти похоронные дела. Гробы, кладбища, убитые горем родственники, агенты с железными нервами и атрофированной совестью, документация, бесконечное улаживание трудностей, разрешение неурядиц, полиция, криминал... Он с радостью бросил бы все. Но расстаться с похоронным делом — значит расстаться и с Жанной. А на это ему не хватит решимости. Она его не отпустит.

Как только они оказались в съемной комнате, Жанна неожиданно поцеловала Виктора — так крепко, что у него как в молодости закружилась голова. Затем подтолкнула его к кровати. «Заподозрила что-то, почувствовала мой настрой?» — подумал он. И вдруг понял: она хочет заняться любовью, чтобы в голове у нее прояснилось и нужная мысль пришла на ум. Однажды она призналась, что после секса с ней такое случается.

Когда все закончилось, Жанна долго глядела в потолок.

— Эта Хароновка — белое пятно, — сказала она. — «Стикс» что-то здесь прикрывали. У них в документах по этому поселку — какая-то чушь. Ничего не понимаю.

Очевидно, что использование Виктора не принесло желаемых результатов. Жанна накинула халат и направилась в ванную. Но оказалось, что в коридоре за дверью стоял Байрас Уралович. Глава поселковой администрации переминался с хмурым видом.

— Не уезжайте, — проговорил он. — Нам стоит кое-что обсудить.

Спустя полчаса они сидели за столиком в небольшом кафе, находящемся в двух минутах ходьбы от магазина. Кроме них в заведении было два посетителя — пьющие пиво мужчины в камуфляжных куртках. Девушка за стойкой нервозно тыкала пальцем в смартфон. Виктор заказал себе пиво и чебуреки, Жанне подали бокал вина и сырную нарезку. Байрас Уралович ограничился чашкой кофе.

— Должен предупредить, что наш разговор лучше оставить в тайне, — первым делом сказал глава. — Впрочем... вы сами все поймете.

Жанна сделала глоток из бокала и скучающе глянула в окошко.

— Давайте ближе к делу. Мы привыкли к другому темпу.

— Да, я понимаю. Но, все не просто... В общем, мне нужно предупредить, что Хароновка — не лучшее место для вашего бизнеса. Нет, не так. Хароновка — худшее из наихудших мест для вашего бизнеса.

— Отчего вы так решили? Люди умирают всегда и везде.

Байрас Уралович улыбнулся.

— Не везде. Тут — не умирают.

— И как это понимать?

— В самом прямом смысле. В Хароновке нет ритуального агентства. Нет морга. Нет кладбища. Нам этого не нужно. Потому что здесь не умирают. По крайней мере от старости и болезней.

— Это какая-то шутка? Вы позвали нас, чтоб рассказать об этом?

Глава поселковой администрации отодвинул от себя недопитую чашку кофе.

— Не стану убеждать. Как люди умные, сами все поймете. Поверьте, я не в первый раз веду подобный разговор. Ну, а чтоб ускорить процесс...

Он вынул из сумки свернутые трубочкой бумаги и положил на стол.

— Что это? — спросила Жанна.

— Кое-какие документы. В том числе и бумаги из «Стикса». По соглашению, их передали мне, как только умер владелец, Александр Макарович.

Некоторое время Жанна глядела на перетянутые зеленой резинкой документы, затем посмотрела на Виктора, будто спрашивая: «И что нам дальше делать с этим психом?»

— Давно это с вами? — спросила она у Байраса Ураловича.

— Со мной лично — не так давно. Я прибыл сюда в восемьдесят четвертом. И с тех пор не постарел ни на день. Основное население живет с пятидесятых, когда построили радиостанцию и возник поселок. Есть и очень старые — те, кто узнал про это место сотни лет назад. Но вы не догадаетесь, что они старые.

— Послушайте себя, вы же взрослый человек...

— Более взрослый, чем может показаться.

— И что же дальше? — усмехнулась Жанна. — Вы теперь нас убьете, да? Чтоб не разглашать тайну. Или что?

Байрас Уралович не обратил внимания на ее сарказм.

— Зачем убивать? Обычно тот, кто узнает, сам отсюда не уезжает. Место, я понимаю, тут не самое комфортное. Многие любят города, шумную жизнь, развлечения. Но это можно променять на то, чтобы жить и не стареть.

— А были такие, которые назвали вас сумасшедшим? — спросил Виктор.

— Конечно. Они уезжали и, видимо, не распространяли то, что посчитали бредом. А некоторые, бывало, возвращались.

— Понятно... И как вы объясните это... нестарение?

— Место такое, особенное. Мы не ученые, просто наслаждаемся жизнью.

Жанна поднялась.

— Ну что ж, наслаждайтесь и дальше. А документы я заберу. Любопытно, что там по «Стиксу».

Весь вечер Жанна изучала полученные бумаги. Виктор прогулялся по поселку, осмотрел дома. Дошел до бараков, которые привлекли его внимание по приезду в Хароновку. Женщина в синем спортивном костюме, объяснила ему, что в бараках размещались первые работники радиостанции. И в них до сих пор живут. «Те же самые работники?» — подмывало спросить Виктора.

Когда он вернулся, Жанны дома не оказалось. Виктор купил в магазине бутылку коньяка и шоколад. Поднялся в комнату и включил телевизор. Сначала пил коньяк под политическое шоу, затем под комедийное, после — под музыкальное. Наконец, вернулась Жанна. Она села на кровать и некоторое время тупо смотрела перед собой.

— Что-то случилось? — спросил Виктор, но она не ответила. — Будешь коньяк?

Жанна выпила, закусила шоколадкой и присела на пол, разложив вокруг себя документы.

— Ты знаешь, кажется, он сказал правду, — проговорила она. — В Хароновке и в самом деле не умирают. Я все изучила: черную бухгалтерию «Стикса», липовые отчеты участкового и фельдшера. Тут есть копии документов КГБ с фотографиями, личными делами. Многие из тех, кто фигурировал в 50-х и 60-х, до сих пор живут здесь. Я уже и в местный архив сходила — в администрацию, которая на ремонте.

— И что?

— Что, что... Им тут всем по несколько раз меняли документы. Новые фамилии, новые даты рождения. Черт, это какое-то наваждение... Ты знаешь, я бы последняя поверила в такое. Но все указывает... что это правда. Это правда, Виктор!

Она отхлебнула коньяк прямо из бутылки, занюхала шоколадкой.

— И что мы будем делать? — рассеяно спросил Виктор.

— Как что? Мы теперь среди избранных. Нам крупно повезло, от такого не отказываются. Мы остаемся жить в Хароновке.

* * *

Виктор не особо понимал, чем ему заниматься в поселке. Охота и рыбалка его не интересовали. Огородничать он ненавидел с детства. Деревенская жизнь ему претила. Однако со временем он нашел себе увлечение: краеведение. В первую очередь его интересовала загадочная особенность этого места. И кое-что удалось выяснить.

Археологические раскопки показывали, что двадцать пять тысяч лет назад тут находились стоянки древнего человека. Первоначально люди жили в пещерах, затем появились полуземлянки, стены которых были сделаны из крупных костей мамонта, а крыши — из шкур. Предположительно в середине XVI века на месте будущей Хароновки поселились кеты. Некий архангельский монах, путешествующий по Сибири, обнаружил их и оставил свидетельства в путевых дневниках. До революции кетское поселение Харо входило в состав Смоленской волости Иркутского уезда. По местной легенде, на минеральных источниках неподалеку от Хароновки лечил недуги барон фон Унгерн.

Земля, на которой нынче стоял поселок, считалась священной в разных культурах. На это указывали и пещерные росписи, и найденные ритуальные предметы, и предания. Кеты, например, утверждали, что скачущий по Млечному Пути гигантский олень однажды стукнул копытом в это место. Иркутский астроном Герасимов посчитал это свидетельством падения метеорита и приезжал в Хароновку искать ударный кратер. Не нашел.

К тому времени, когда возводилась радиомачта, кеты поблизости уже не жили, только несколько ассимилировавшихся семей. Считалось, что аборигены перекочевали на север, но достоверных подтверждений тому не было.

Как люди могли покинуть место, где не умирают? Размышляя над этим, Виктор предположил, что в силу вступали некоторые религиозные предубеждения. Очевидно, кеты (а возможно, и те, кто жил тут до них) добровольно оставляли земли, как бы совершая массовое самоубийство. Более того, тщательно изучив и сопоставив данные, Виктор создал гипотезу: необъяснимое свойство Хароновки действует не постоянно, а некими циклами — по пять-шесть веков, а затем на несколько лет наступает «обычный смертный режим». Возможно, исчезновение кетов связано с этим. Или все гораздо проще: они могли перекочевать, чтобы оставить потомство. Ведь «эффект нестарения» сопровождался побочным явлением — «эффектом полного отсутствия рождаемости». Даже многих современных жителей угнетала бездетность. Они покидали поселок, рожали, а спустя десять-пятнадцать лет, дав деткам подрасти, возвращались. Но это не приветствовалось. Таких детей в Хароновке презрительно называли «привезенышами».

Самого Виктора не особенно радовала перспектива бессмертия. В таком месте? С Жанной? Он все больше и больше корил себя за безволие. Давно ведь хотел порвать с ней. Много раз откладывал назревший разговор. Надеялся: все как-то само разрешится. И вот до чего дошло. Теперь он здесь с ней навечно.

А Жанна в Хароновке развернулась в полный рост. Бизнес, когда-то выжимающий прибыль из смерти, теперь нацелился на бессмертных. Сначала по инициативе Жанны открылся досуговый центр, где жители поселка могли коротать время за биллиардом, игрой в карты и шахматы. Женские кружки объединяли любительниц рисовать, кулинарничать и наводить красоту (довольно скоро многие услуги стали платными). Затем появились зал фитнеса, небольшой ресторан и кофейня. Когда-то единственный магазин Хароновки потеснили два новых минимаркета. Лысый хозяин не разорился лишь потому, что Жанна из сострадания сделалась его партнером и держала на плаву.

Многие считали эту активность угрозой. Они полагали, что и самые полезные переустройства повлекут за собой катастрофу.

— Она думает, что умнее всех? — негодовал по этому поводу Байрас Уралович. — Не понимает, что «лучшее — враг хорошего»? Взять, к примеру, Индию: технологически развитая страна, с высочайшим уровнем науки, но предпочитают обрабатывать землю тяпками, вручную шьют одежду. Способны выпускать комбайны, 3D-принтеры, даже роботов — но нет. Индусы понимают: есть уклад, и если поменять его — даже к лучшему! — последствия станут непредсказуе­мыми. Ей это невдомек. Ведет себя, как ребенок в магазине сладостей!

Виктор был с этим согласен, но уклад Хароновки не слишком его волновал. Может, и лучше, если бессмертное гнездо разворошить? Человек тупеет и ленится, когда впереди бесконечность. Он не ценит драгоценные минуты. Бесконечность — равно бессмысленность. А бессмертие — та же самая смерть.

Однажды пополз слушок, что Жанна собирается построить рядом с поселком закрытый пансионат, где поселятся избранные персоны — разумеется, за щедрые взносы или услуги. Виктор пытался разубеждать людей, но добился лишь того, что его самого стали считать причастным. В конце концов, и ему закралось сомнение: что если Жанна действительно собирается построить такое заведение? В последнее время она все меньше делится идеями. И не слушает его. Она одержима возможностями. Постоянно ищет, что преобразовать.

Похоже, слух о пансионате стал соломинкой, переломившей хребет верблюду. Байрас Уралович как-то раз пришел к Виктору с тревожным видом.

— Не хочешь подняться на радиомачту? — предложил он. — Полюбуешься видами.

Виктор не горел желанием лезть на высоту, но понял, что вызван на деликатный разговор.

Они проехали на закрытую территорию радиостанции. Дежурный работник выдал им теплые куртки и перчатки, ознакомил с мерами безопасности. Байрас Уралович прихватил рюкзачок с фляжкой и биноклем, надел его наоборот — на грудь.

Радиомачта была высотой полторы сотни метров и состояла из десяти пролетов. Виктор ожидал увидеть у такой махины широкий фундамент, но в основании находилась узкая конструкция из восьми «бочонков» и малюсеньких расходящихся на три стороны опор.

— Это амортизаторы, — пояснил Байрас Уралович. — Поглощают колебания в случае землетрясения.

Они полезли по несколько проржавевшей лестнице, окруженной страховочными дугами. Рядом тянулись уходящие вверх кабеля, для них в площадках имелись отдельные отверстия. Байрас Уралович первым добрался до конца пролета, откинул решетку, которая оказалась не заперта, вылез на площадку и помог Виктору.

— Здесь нужно немного передохнуть, — сказал он. — Всегда кажется, что не устал, а на середине второго пролета руки начинают отниматься.

Виктор огляделся. Вид был примерно, как с балкона четвертого этажа. Совсем рядом зеленели верхушки деревьев. Поддувал ветерок, который внизу не ощущался.

— Странно, но, когда поднимаешься, все мысли будто остаются внизу, — сказал Байрас Уралович. — Иногда полезно вот так забраться, прочистить мозги. Ты высоты не боишься?

Виктор покачал головой.

— Тогда полезли дальше.

Следующий пролет показался Виктору длиннее. От нагрузки начали болеть не только руки, но и ноги. Байрас Уралович был прав: они бы не преодолели этот этап без отдыха, пришлось бы переводить дух, раскорячившись на перекладинах.

Взобравшись на вторую площадку, они отдышались и попили воды. Смотреть вниз уже было волнительно. Деревья слились в единый зелено-бурый ковер, посреди которого зияли два прямоугольника — здания радиостанции, и три круга — охладительные бассейны.

— У нас тут была... легенда, что ли, поверье. Якобы эпицентр необъяснимой силы Хароновки находится не в поселке, не в ближайших горах и лесах. Он над землей — примерно там, где заканчивается радиомачта. Те немногие, что работали наверху, они не только прекратили стареть, но и якобы стали... обожествленными, героями.

— Как Геракл?

— Вроде того.

— И ты в это веришь?

— Нет. Я много раз поднимался, проверял.

— Значит, верил когда-то.

Глава Хароновки указал рукой на какое-то серое тряпье, висящее на опорном тросе.

— Он тоже часто наверх забирался. И прыгал оттуда с парашютом. Однажды не повезло, зацепился за трос. Ну и... ты понимаешь. Я предложил не снимать остатки парашюта, пускай висят как напоминание всяким экстремалам, которым жизнь надоела, — на последних словах он пристально взглянул на Виктора, затем спросил: — Как там Жанна?

— Да вроде бы все нормально.

— В последнее время вас редко видят вместе.

— Как-то, знаешь… — Виктор замялся и задумчиво посмотрел вдаль, на выглядывающие из-за леса скалы.

— Знаю, — Байрас Уралович понимающе кивнул. — Ты думаешь, это не мое дело. Но мы все тут вместе. И очень надолго. Так что в некотором смысле дело очень даже мое. Многие пары не выдерживали длительных сроков, и заканчивалось все плохо. Мы стараемся избегать эксцессов. Знаешь, что двенадцать лет назад со мной еще жила жена?

Виктор удивленно взглянул на него.

— Не слышал об этом. И что с ней стало?

— Ей надоело. Ей все надоело. Помню, взгляд у нее был... Такой же, как у тебя в последнее время.

Виктор не знал, что сказать на это. Они с Байрасом Ураловичем немного сдружились, но такой разговор был слишком личным даже для друзей.

— Ты, конечно, волен делать все, что хочешь, — продолжал глава поселка. — Можешь даже уехать отсюда. Но Жанна... чувствую, она не уедет.

— Не уедет, пока все здесь не разрушит — это ты имеешь в виду?

Байрас Уралович улыбнулся.

— Вроде отдохнули. Пора лезть дальше. Теперь ты первый.

Виктор встал по центру площадки и глянул вверх. Четырехгранная решетчатая конструкция уходила в синь небес причудливым фракталом.

— Полезли, — выдохнул он.

Чем выше они взбирались, тем менее надежной казалась лестница. Дребезжали расшатавшиеся крепления. Многие страховочные дуги почему-то отсутст­вовали.

Виктор отгонял чувство усталости, напоминая себе, что впереди еще семь пролетов.

На третьей площадке они отдыхали молча. Добрались до четвертой, и Байрас Уралович сказал:

— Дальше не полезем. Там снова решетка, и она закрыта: оборудование дорогое стоит, передатчики и прочее.

— Это хорошо. Нам же еще спускаться. К тому же... обожествляться в мои планы не входило. Я и с жизнью без старости еще не определился.

— И я так считаю, — кивнул Байрас Уралович.

С этой высоты был хорошо виден исчерченный просеками лес, Хароновка, дорога, уходящая к Новогвардейску. Дул беспрерывный ветер, хмурилось небо.

Байрас Уралович достал бинокль и передал Виктору.

— Наведи вон на ту желтую скалу. Это и есть Сюголян.

— Та самая, где спелеологи пропадали?

— И не только спелеологи. Видишь темное пятно у основания, похожее на перевернутый треугольник, точнее — трапецию?

— Вижу.

— Это пещера, в которую ушли кеты.

Виктор опустил бинокль и посмотрел на Байраса Ураловича.

— Зачем они ушли?

— Доподлинно неизвестно. Ты же этой темой интересовался, почти специалист. Вот и думай.

Виктор опять навел бинокль на пещеру. Ему представилось, как она, словно проход в метро, поглощает толпы кетов. Возвращая бинокль, он спросил:

— А твоя жена, она тоже — туда?..

Байрас Уралович не ответил, убрал бинокль в рюкзак, угрюмо осмотрел сгущающиеся облака.

— Нам лучше вниз. Если усилится ветер, да еще с дождем, можем не удержаться. Двое так и погибли. Но прежде еще кое-что... — он кинул взгляд на наручные часы. — Я рассказал про пещеру Жанне.

С полминуты Виктор молчал, разглядывая лицо Байраса Ураловича. Он искал там хоть какое-то проявление чувств, но ничего не находил — ни злости, ни торжества, ни вызова.

— Когда?

— Сегодня. До того, как с тобой встретились.

— Что ты ей рассказал?

— Примерно то же, что и тебе.

Погода и вправду портилась. Небо, словно защищаясь от приблизившихся к нему людей, подтягивало к радиомачте тучи. В непрестанном дуновении чувствовалась влага.

— Спускаемся, — сказал Виктор.

Он вернулся ближе к вечеру. Жанны дома не было, на звонки она не отвечала. Виктор порылся в ее вещах. Понял, что отсутствуют трекинговые ботинки и желтый дождевик. Рюкзака, который вечно пылился без дела, тоже не оказалось.

Виктор снова забрался в автомобиль и поехал к радиостанции. Не доезжая, он свернул на проселочную дорогу к выпирающей за лесом скале Сюголян. Пошел дождь. Виктор хотел омыть лобовое стекло, но жидкость как назло закончилась. Дворники лишь размазали грязь. При отвратительной видимости он едва не врезался в стоящий на дороге пикап Жанны. В салоне никого не было.

Виктор вышел из машины, огляделся. От дороги в сторону Сюголян вела неприметная тропа.

— Жанна! — крикнул он. И, не дождавшись ответа, пошел в лес. Дождь усиливался, и тропа постепенно превращалась в ручей. Поскальзываясь и тяжело дыша, Виктор поднимался выше и выше. Вскоре он выбрался к подножью скалы. На каменном выступе у входа в пещеру сидела Жанна и пила минералку из бутылки. Справа у ее ноги на земле стоял рюкзак.

— Вот так встреча, — сказала она с безразличием.

— Жанна... — он подошел ближе, хотел присесть рядом, но выступ оказался мал для двоих. Прислонился спиной к скале. — Что ты задумала?

— А тебе не понятно? Собираюсь туда, — она коротко повела головой в сторону пещеры.

— Зачем? — Виктор и вправду недоумевал, почему она так поступает.

— Затем, что я всегда должна быть впереди остальных. Даже среди бессмерт­ных, нестареющих или как там правильно всех нас назвать.

— Впереди? Что ты имеешь в виду?

— Какие же мы с тобой разные! — удивилась она и спросила: — Знаешь, кто такой Шлиман?

— Который Трою откопал?

— Все ведь считали, что Троя — сказка, придуманная Гомером. Все, кроме Шлимана. Он взял и откопал. А потом заявил, что и Атлантиду найдет. Не успел, умер. А если бы успел и нашел, остановился бы? Нет! Искал бы Шамбалу, град Китеж, планету Нибиру.

— Что тебе Байрас наплел?

Она пожала плечами.

— Да ничего такого, о чем бы я сама не догадывалась. Если есть что-то хуже, значит, обязательно найдется что-то лучше. Всегда находится, по-другому не бывает, — она неопределенно обвела вокруг себя рукой, держащей бутылку. — За пределами Хароновки умирают, здесь — нет. Но есть еще что-то — думаю, в пещере или там, куда она ведет.

— Думаешь, там...? — Виктор не нашел подходящих слов.

— Там поистине райская жизнь, — подсказала она. — Мир Хароновки — лишь преддверие чего-то более великого. И я этого не упущу. Надеюсь, даже в раю найдется тайная дверка, ведущая в более лучшую жизнь. Повторяю, для тех, кто в черной и мокрой джинсовке: если есть хуже, значит, есть и лучше. Иначе и рай — дрянь да скукота. Ты со мной?

— Если есть хуже, значит, может быть еще хуже.

Она завинтила на бутылке крышку и сунула в рюкзак.

— Я так и знала... — поднялась, накинула рюкзак на плечо и пошла в пещеру.

— Погоди ты! — крикнул Виктор.

— Ну чего?

Он и сам не понимал, зачем останавливает ее. Во-первых, это бесполезно, а во-вторых... разве самому не хочется, чтоб она...? — Ты знаешь, что кеты ушли туда?

— И что? Байрас говорил про них.

— Как думаешь, зачем?

— Затем, что они понимали: там лучше. Ни один здравомыслящий человек не уйдет просто так оттуда, где не умирают. Они знали или догадывались, и им хватило смелости — в отличие от тебя.

«Они ушли туда, чтоб умереть», — хотел было сказать он и подкрепить свои слова историей про жену Байраса Ураловича. Но не стал.

Жанна уверенно пошагала в темный, похожий на перевернутую трапецию проем. Не оборачиваясь сказала:

— Довольствуйся тем, что есть, Виктор. А я так не могу. Встретимся, быть может!

Около минуты ее желтый дождевик был виден во мраке, затем превратился в пятнышко и исчез. Виктор стоял у входа в пещеру и прислушивался. Тишина — ни звуков огненной геенны, ни пения райских птиц, только фоновый шум, как в приложенной к уху ракушке. Потеряв ощущение времени, он стоял довольно долго, пока небо не прояснилось и солнечный луч не согрел спину.

Он пошел по тропе назад. Несколько раз поскальзывался, падал. Весь извазюкался. Когда выбрался из леса на дорогу, увидел третий стоящий на обочине автомобиль. Неподалеку прохаживался Байрас Уралович.

— Ну, что? — поинтересовался глава поселка. — Ушла?

— Ушла. А ты, наверное, ее машину забрать хочешь?

Байрас Уралович, прищурившись, взглянул на скалу.

— Считаешь, я виноват?

— Ты же ей рассказал.

— Я многим рассказывал. И тебе, кстати, тоже. Кто знал, что она так отреагирует.

— Все ты знал. Даже рассчитывал на это.

— Никому не известно, что в пещере. Ни тебе, ни мне.

— Перестань уже!

— Ах вот как... Ну, допустим. Чего же ты свою женщину не остановил? Позволил ей... туда.

— Я пытался.

Байрас Уралович рассмеялся.

— Пытался! Ты для себя пытался, а не для нее. Хотел, чтобы совесть не мучила. Вид только сделал. Обезопасился.

— Все-то мы знаем!

— Именно так, — убежденно сказал Байрас Уралович и посмотрел Виктору в глаза. — Все знаю лучше тебя. Не забывай про мой опыт, Витя. Лет через пятьдесят и сам поймешь, какие приезжие — дети. Все до скукоты понятны и предсказуемы, как персонажи мыльной оперы.

Некоторое время они стояли молча и глядели на тянущийся по небу конденсационный след самолета, словно видели такое впервые.

— Не будет меня здесь через пятьдесят лет, — сказал Виктор.

— Что будешь делать? Тоже — в пещеру?

Виктор усмехнулся.

— И полез бы. Только не вслед за нею... Она убеждена, что там — рай или что-то вроде того. Да что бы там ни было — не хочу за ней.

— Жанна и в раю похоронный бизнес откроет!

Они рассмеялись.

— Уедешь, значит? — спросил Байрас Уралович.

— Залезу на вершину радиомачты: или стану полубогом, или... спрыгну оттуда. Не сейчас — когда надоест.

— Ясно. А пока?

Самолет скрылся за горизонтом. Его след в небе ширился, таял и становился похожим не длинное облачное крыло.

— Буду довольствоваться тем, что есть, — ответил Виктор. — Немного — точно не знаю сколько — бессмертие можно и потерпеть.