НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Драгоценный мир

Валерий Попов. Выдумщик. — М.: Редакция Елены Шубиной (АСТ), 2024.

Когда речь заходит о писателе Валерии Попове, всячески подчеркивается его близкое знакомство с Бродским, Битовым, Довлатовым (о последнем у Попова в серии ЖЗЛ вышла книга, не обруганная только ленивым). Помогает ли это современному читателю представить, о чем пишет Валерий Попов? Сомневаюсь. Зато это точно помогает писателя продать. Нуждается ли в этом Попов? Нуждается. Каждое новое поколение читателей приходится покорять заново, и в этой борьбе все средст­ва хороши.

Тем, кто уже знаком с книгами Попова, в которых, по мнению Александра Гениса, «осчастливленная действительность одним рывком выходит к иному, недоступному в обычной жизни уровню интенсивности»; тем, кто читал его колонки, был на его презентациях или писательских семинарах, новый роман покажется отдаленно знакомым, потому что без самоповторов не обошлось, но мы ведь нацелены на новых читателей?

Итак, «Выдумщик» Попова.

Роман делится на шестнадцать глав и предлагает проследить за героем от пеленок до ситуации, когда он одной ногой окажется в могиле. Разумеется, герой вовремя успеет эту ногу из могилы выдернуть. Иначе у автора книг «Жизнь удалась», «Плясать до смерти» быть не может. Думается, недалеко от истины предположение, что Попов ведет насмешливый диалог с собой не только в новой книге, а на протяжении всего творческого пути.

Эта характерная насмешливость в романе «Выдумщик» проявляется в строении предложений с подвывертом, в выборе слов: «волохал», «запичужили», «гоношился», «шутоломный», «обмишурился». Важную роль в тексте играет союз «но». Автор использует его бесчисленное количество раз. Не только как противопоставление. Множество предложений начинаются с него. И это как будто не комильфо, но…

Насколько герой «Выдумщика» отражает фигуру самого Попова, который, по сути, пишет в новомодном жанре автофикшн? Хочется верить, что отражает не до конца, и некоторый перечень загадок останется будущим исследователям. Светлана Павлова, автор нашумевшего романа «Голод», написанного в жанре автофикшн, считает, что «автофикшн — это рассказ о своем опыте, но у которого обязательно есть своя “фишечка”, делающая этот текст литературой». Попов перевернул это понятие, у него: «о чем пишу — так и живу». Этот эксперимент начат им в шестидесятых годах прошлого века и продолжается по сегодняшний день. Его проза держится на постоянной фиксации окружающего и таланте все время задаваться каверзными вопросами, подвергая происходящее сомнению и остракизму.

В «Знамени» (2023, № 11) была опубликована рецензия на книгу «Голова Олоферна». Эта книга Айдара Хусаинова написана примерно на те же темы, что и «Выдумщик» Попова, правда, в иной географии и без столь нужной (мне) самоиронии. В рецензии на Хусаинова я высказал предположение: будь его книга строго мемуарной, она только выиграла бы. В случае с Поповым сказать такого нельзя. Он дважды угадал, выбрав направление, где «жизнь создает литературу, но и литература выстраивает реальность», соответствуя этой линии на протяжении всего повествования.

Вопрос «На что я способен?» герой начинает задавать с малых лет. «Поглядываю вокруг, все рисуют танки, самолеты, помногу, и это понятно. Сорок седьмой год! Недавно кончилась война. Девочек в нашей школе нет, поэтому никаких цветов. Танк, самолет — верное дело. А я почему-то робким нажимом тупого карандаша намазываю крохотную серую уточку размером в мелкую тетрадную клеточку: на большее не решаюсь. Но быть как все не хочу. А уточка — моя! Откуда она приплыла? Из какой тьмы? Но я знаю, что не случайно… Но вот — жирная тройка на листе: цена моей уточке. И мне? Навсегда?»

Стремление понять, какова его цена, не оставит героя и после школы, когда телега жизни покатится «с веселым грохотом». Первая любовь, первый стакан водки. Несмотря на то что «сурова жизнь и зачем-то несправедлива», герой будет стремиться навстречу моментам, «когда надо броситься со скалы, даже не зная зачем, — иначе всю жизнь будешь сожалеть о чем-то непознанном».

Книга представителя поколения шестидесятников не обойдется без упоминаний Юлия Даниэля, Андрея Синявского, Виктора Голявкина, Владимира Уфлянда, Виктора Сосноры. На фоне мелькнут имена Даниила Гранина, Веры Кетлинской, Владимира Марамзина. Посиделки в ресторанах, встречи с красивыми женщинами, драки с известными писателями, изматывающие попытки определить свое место в литературном процессе. Тут легендарное Комарово. Здесь отдельно об учителе, «серапионовом брате» Михаиле Слонимском, от которого веяло «непогибшим достоинством, неподкупной серьезностью, не допускающей банальности и вранья, нищим аристократизмом». Еще с усталым восхищением об Анне Ахматовой. С долей игрового страха перед Гумилевым. «Порой я побаиваюсь. Повод есть. Живу в квартире Одоевцевой, летом — на даче Ахматовой… Вдруг появится Николай Гумилев с карабином, с которым охотился на слонов, и рявкнет: “Отстань от моих баб!”»

Сквозные персонажи книги: закадычный друг-уголовник Фека и мама Алевтина. Попов признается: мама редко становилась персонажем его книг, он больше писал про отца, но вот настала очередь «Выдумщика». И Фека, и мама представлены своеобразными ангелами-хранителями. Неслучайно, «когда тьма обступает со всех сторон», герой отчаянно кричит, «как из колодца:

— Мама! Я здесь!».

Чем дальше устремляется сюжет, тем больше выпитого, «портвейный век» как-никак, и тем выше градус иронии. Многое происходит как будто случайно, но ведь «хорошую случайность нужно заслужить». К какому выводу приходит герой, подводя предварительные итоги? «Всю жизнь прожил так, чтобы было о чем рассказать и, главное, — чем развеселить людей, переворачивая все застоявшееся, неоднократно разбивая при этом лоб. Как оказалось — не зря».

Трагический пафос как будто не свойствен прозе Попова. Оттого удивляет несколько раз встречающаяся в книге мысль: только «художники делают мир драгоценным». С другой стороны, герою выпало столько судьбоносных знакомств и ошеломительных приключений, что прийти к иному выводу — значит покривить душой.

Шевкет Кешфидинов