Иван Раина

Хлорофилл

Иван Раина
Хлорофилл

* * *
Век доношен, как носки в субботу.
Чтоб не склеить ласты — будешь панком. Знаешь, расхотелось верить в Бога.
Но проходит после первой пьянки.
Андеграунд лёжа на кровати —
Наказанье самоистязаньем.
И всю ночь плывут в густом томате
Кильки с непорочными глазами.

Огня
Спичка в руке — шаг.
Пламя в руках — шок.
Горе своих бумаг
Не хоронил — жёг.

Пламени — доверял,
Пламени — подарил
Всё, что я вытворял,
Всё, что я натворил.

* * *
Потерялся левый тапок. Попустило и остыло.
Перевёрнутая тучка закатилась в чашку чая.
На подушке вышит бобик. Под подушкой таракаши.
Настоящему мужчине много ль, сука, в жизни надо?
Пиво, сало, бабы, дети, бабки, шмотки, цацки-пецки.
Взять получше и побольше, понадкусывать и бросить.
Врать и верить, бить и гладить, жрать и гадить, жить и дохнуть.
Вот засада так засада! Ну и чёрт с ним, с этим тапком!
Хлорофилл (гемопоэзия)

(Дословно от греч. chlorophyll — зелёный лист; haemopoesis — кроветворение (процесс образования эритроцитов в животном организме). Если вдаться в глубокую биохимию, окажется, что гемоглобин нашей крови непостижимым образом подобен хлорофиллу — зелёному пигменту растений. Стоит сопоставить формулы, и вот она— тайна природы,роднящая две ветви жизни.)

1
Очерствелые спилы укажут на юг.
Следом вившихся вьюг выйдет утренний плуг. Вырастая, стрела оперяется — лук.
Солнцу тысяча рук — голоса — это луг.
Заструятся лучи, преломляясь в крови.
Зазмеятся ручьи сквозь обугленный снег. Это время начала — бери и живи!
Мои клетки открыты. Я — дерзкий побег. Я родился на ощупь, я рос наугад,
Я прошёл сквозь породу прозрачным мечом. Я стоял босиком по колено в снегах.
Я разбрызгами паводка был окрещён.
Я впитал в себя солнце, и воздух, и грязь,
Исповедовал тьму, проповедовал день,
И в слепые, незрелые яблочки глаз
Били злые амуровы стрелы дождей.
Я стою, я живой — невредим и один —
На пути эволюций, богов и светил,
Ниоткуда, навеки и посереди,
А внутри, а в крови у меня хлорофилл.
Ближе к вечеру вынырнет сабля-луна,
Одноликими бликами звёзды плеснут,
И заботливый ветер, мой ветеринар,
Будет тихо клонить мои ветви ко сну
Под небесною бездной ненастной весны,
Что накрыла крылами холмы и моря.
Я люблю просыпаться от птичьей возни.
Я люблю только то, что нельзя потерять.

2
Но однажды разбудит меня тишина.
Я пойму — и озноб по коре продерёт:
Перелётную стаю уже не догнать.
Это осень. Я знаю её наперёд.
Алый отпляск зари обагрит, обожжёт.
И охватит листву искромётный прыжок.
Это осень — я знаю её наизусть.
Так и надо — рождаться, сгорать, угасать,
Чтобы осенью высохшим трупом зерна
Падать в землю и снова взлетать к небесам, Вся религия в этом: вернётся весна.
Я услышу её, я проснусь поутру.
Я опять прорасту из забытых могил.
Это верно, что я никогда не умру,
Это правда: в крови у меня хлорофилл.

3
Ты похож на меня, но моложе меня.
Я не знаю, кто ты и откуда возник.
Ты пришёл погубить меня, чтобы понять.
Тебе нужно, я дам тебе дуба, возьми!
Пусть обрушится крона, развеется нимб— Стану плахою — в профиль, мишенью — анфас. Это больно, но мы никого не виним.
Мы умрём, но другие возникнут из нас.
Нас оплачут дожди, нас ветра отпоют.
Будут птицы сиротами век доживать.
В нас вколотят металл, нас вколотят в уют. Будет новая тумбочка, будет кровать.
Нам ещё невдомёк, что кому суждено.
Кто-то станет оградой, а кто-то — мостом. Кто-то станет дверями, а кто-то — стеной. Кто-то станет прикладом, а кто-то — крестом. Кто-то парою вёсел, а кто — костылей.
Кто-то — знаками книг, кто-то — звуками флейт. А кому-то — в весёлом камине сгореть.
Если холодно — должен же кто-то согреть. И моё продолженье —
костяшки углей —
Станет дымом и выпадет в утро полей.
И удобрятся всходы. И будут расти.
Ну а я не вернусь. Если можешь, прости.
Я б не сдался вот так, безо всякой борьбы. Я бы все испытал — от пальбы до мольбы. Но живые стволы не умеют стрелять.
Но у слова есть корень — его не соврать.
Засучи мои сучья — и я обожжён.
Вскрой мне вены ветвей обнажённым ножом. Я стихаю, стекая остатками сил.
Это правда — в крови у меня хлорофилл.

* * *
Сучьями усох заживо.
Листьями упал замертво.
С тучами ушёл затемно —
Лето пережить заново.

Срез
В тревоге — одинокий, одичалый,
Охваченный зарёванной зарёю,
Я слышал, как на сердце проступало
Ещё одно колечко годовое.

Тугая даль тянулась, как резина.
Нагую душу бередили бредни.
Был день холодный, абсолютно зимний,
И я — весёлый, совершеннолетний.

Родина жить
Как ни крути, пальцем виска не протрёшь;
Выстрелом — интересней, но ни к чему —
Печься на вечном огне. А послушай, ёж,
Я ведь люблю тебя, вот ведь, смешно самому.
Просто какой-то придурок-амур стрельнул
В самое сердце, эдакий херувим!
Знаешь, а что, если вынуть его стрелу?
Всё-таки можно, пожалуй, остаться живым.
Можно, да коротки руки, тонка кишка.
Проще любить то, что рядом, чем то, чего нет.
Бабушкин чайник, окна в каштаны, шкаф
С книгами; и до старости — десять лет.
Ёж, это Родина, этого не избежать.
Сумерки, ветер, листья летят, летят.
Вечный Огонь. Греются три бомжа.
Ёж, это наш с тобою Великий Октябрь.
Это всерьёз и надолго. Гляди, облака
Вот-вот погаснут; солнце уже легло.
Я не волшебник. Всё, что в моих руках, —
Это твоя ладошка. И мне тепло.

* * *
Настала пора убираться на периферию,
Катиться к чертям в свою тихую периферию,
Поняв и поверив, что кончены и повторимы —
Как запахи, шорохи, тайны, молитвы и рифмы.
Вахтеру — ключи, расписаться в журнале ухода,
Застыть у дверей — не оставил ли свет и перчатки.
На улице ночь, ах, на улице нынче — погода!
И некуда больше спешить — предстоит отучаться.
Пора отмываться от нечисти рукопожатий,
Объятий и губ, становиться ничьим и стерильным,
От крови и денег, от слов, что внутри копошатся,
От слёз, что внутри, от пощёчин — на периферию.
А знаешь, ведь правда — уже ничего не случится.
Уже ничего не случится, не спорь и не ври мне,
Теперь — разбредаться, лечиться, учиться — всё чисто!
Мне, яблоку, падать и падать — на периферию.
Повесить медаль, облизнуться и утереться,
Спустить паруса и знамёна, а после — надраться.
И больше не ждать революций и интервенций.
Теперь — дискотека, а значит, пора убираться.
На периферии согреться у газа и смело
Забраться в кровать, окунуться в безбрежную память,
Увязнуть в зиме, но, дожив до последнего снега,
Смеяться, ловить его горлом и трогать руками...
Украина
Ивану Павловичу Раине 28 лет. Он окончил восьмилетнюю школу и ПТУ, работает трактористом в колхозе “Жовтень”, заочно учится в Харьковском зооветеринарном институте. В письме, сопровождавшем рукопись, пришедшую в редакцию, автор пишет: “Родился, живу и помру в сёлышке Козы Краснокутского района, Харьковской области... Досуг скрашивают книги, пчеловодство, рок-музыка, компьютер и стихи”... Не публиковался. Связаться с Иваном Раиной можно через e-mail: pact@ticom.kharkov.ua.