НЕПРОШЕДШЕЕ

Об авторе | Глеб Морев — литературовед, исследователь русского литературного модернизма и авангарда, журналист, редактор. Предыдущая публикация в «Знамени» — реплика в круглом столе «Литературные журналы: что завтра?» (2008, № 1).

Глеб Морев

Порок славы

Запись суда над Иосифом Бродским и ее роль в литературной биографии поэта¹

1.

В марте 1964 года в столыпинском вагоне из Ленинграда в Архангельскую область был этапирован молодой стихотворец, чье вопиюще несправедливое осуждение потрясло литературное сообщество. В сентябре 1965-го из ссылки в Архангельской области в Москву досрочно вернулся всемирно известный поэт.

Как «самолетная» история 1961 года² сформировала социальную судьбу Иосифа Бродского в СССР, так (явившаяся одним из следствий этой истории) ссылка в Норинское стала определяющим моментом в его литературной биографии. Уже осенью 1964 года это понимала Ахматова, писавшая Бродскому в ссылку 20 октября:

«<…> Вы должны знать о всем, что случилось и не случилось.

Случилось:

И вот уже славы

высокий порог,

но голос лукавый

предостерег и т.д.

Не случилось:

Светает — это Страшный Суд и т.д.

Обещайте мне одно — быть совершенно здоровым <…> А перед вами здоровым могут быть золотые пути, радость и то божественное слияние с природой, которое так пленяет всех, кто читает Ваши стихи»³.

С помощью автоцитат из поэмы «Путем всея земли» и стихотворения «Из “Дневника путешествия”» Ахматова вводит в письмо центральную для нее (авто)биографическую тему — (ранней) поэтической славы (ср. также о «золотых путях», открывшихся перед адресатом) и неразрывно ей сопутствующей личной драмы. При этом в проекции на судьбу Бродского живая, подлинная слава поэта (в «Дневнике путешествия» речь идет о «мертвой славе», противопоставляемой живому чувству) преодолевает, согласно Ахматовой, частную (любовную) трагедию.

Переданное в глухую северную деревню ссыльному Бродскому письмо Ахматовой описывало ситуацию со свойственной ей исключительной чуткостью к социальным аспектам биографического текста.

К октябрю 1964 года ставшая мировой слава Бродского, действительно, была совершившимся фактом. Ключевую роль в ее формировании сыграла публикация на Западе материалов о процессе над ним, подготовленных присутствовавшей в зале суда Фридой Вигдоровой.

2.

«От каждой своей статьи в газете, от каждой судебной или иной записи она привыкла требовать прежде всего результата совершенно прямого, конкретного: чтоб выпустили человека из тюрьмы; чтоб дали человеку комнату; чтоб восстановили человека на работе…»⁴ — характеризовала отношение Вигдоровой к журналистской деятельности Л.К. Чуковская. В СССР у Вигдоровой сложилась репутация не только известного, но и эффективного общественного деятеля-журналиста. Вигдорова, по словам Р.А. Зерновой, «любила хорошие концы в книгах и умела их устраивать в жизни»⁵. Р.Д. Орлова вспоминала:

«К 1964 году репутация Вигдоровой — борца за справедливость, Вигдоровой — защитника униженных и оскорбленных была уже столь прочной, что ей передавали письма-крики о помощи даже такие люди, как Эренбург и Паустовский. Фрида законно возмущалась: “ну разве можно сравнивать наши имена, связи, возможности?” Но за дела бралась <…> и оказывалось, что сравнивать можно»⁶.

В инициированном и курируемом КГБ деле Бродского этот налаженный многолетней авторской практикой (в качестве корреспондента «Комсомоль­ской правды», «Известий», «Литературной газеты») механизм эффективного заступничества (подкрепленный к 1964 году статусом депутата одного из московских районных советов) едва ли не впервые в журналистской биографии Вигдоровой дал сбой. Несмотря на то что, судя по написанному в августе 1964 года письму Вигдоровой Бродскому⁷, ей в какой-то момент стала ясна решающая роль органов госбезопасности в этом деле, невозможность добиться для Бродского «хорошего конца» глубоко ее фрустрировала.

И Чуковская, и Орлова — ближайшие друзья Вигдоровой в последние годы ее жизни — единодушны: именно дело Бродского явилось поворотным моментом в ее идейной эволюции, которую Чуковская позднее охарактеризует как «линию Фридиного освобождения от казенных лжей»⁸.

«Наконец, наступил момент, когда оказалось, что жить в прежнем мире нельзя. Полностью это обнаружилось именно в деле Бродского. Не потому, что она [Вигдорова] узнала в это время нечто принципиально новое о нашей действительности. Но от знания до поведения тоже есть еще путь, и немалый»⁹.

Именно окончательно оформившееся в новое знание о природе советского государства понимание Вигдоровой тщетности борьбы с его репрессивной машиной в вопиющем, как ей казалось, случае несправедливо преследуемого молодого поэта постепенно радикализовало ее поведение — как писателя и общественного деятеля. Результатом этой радикализации стала передача подготовленных ею материалов процесса Бродского за границу.

С 1929 года, когда зарубежная публикация художественных текстов стала поводом для организованного властями «дела Пильняка и Замятина»¹⁰, любая минующая цензуру передача текстов за границу оказалась в СССР криминализована. В 1964 году была свежа память о грандиозном скандале, вызванном публикацией семью годами ранее романа Пастернака «Доктор Живаго», «нелегально» переданного автором на Запад. Решение отправить за границу материалы процесса Бродского, первоначально предназначавшиеся Вигдоровой для советской печати и/или властных инстанций, было во многом вынужденным. По свидетельству Т.М. Литвиновой, «это же был переломный момент в ее жизни, потому что она пыталась как можно больше легальными средствами делать. Но тогда, я помню, она совершенно озверела и мне сказала, что если там... то-то, то-то, я это дам на Запад. Вот эту запись. Сверкнув глазами, совершенно. И я почувствовала и величие, и ужас этого решения для нее»¹¹.

Некоторые дополнительные подробности содержит рассказ подруги Вигдоровой К.И. Видре:

«Увиделись мы позже, летом 1964 года, в Комарове, в Доме творчества писателей, куда я приехала ее навестить.

Говорили о Бродском. Фрида мне дала прочитать свою запись суда. <…> Потом Фрида пошла меня проводить. По дороге рассказала, что передала свою запись на Запад, и как это произошло. К ней пришла знакомая одного известного московского поэта (Фрида назвала мне его имя), сослалась на него и предложила, если Фрида согласна, передать ее запись за рубеж. Фрида подумала и согласилась, так как посчитала, что к тому времени все способы помочь Бродскому были исчерпаны»¹².

Воспоминания Видре нуждаются, однако, в уточняющем комментарии.

3.

Вернувшись после окончания суда над Бродским в Москву, Вигдорова подготовила так называемую «стенограмму» — запись двух судебных заседаний, 18 февраля и 13 марта 1964 года. Уже 16 марта 1964 года запись суда была послана генеральному прокурору СССР Р.А. Руденко и главному редактору «Литературной газеты» А.Б. Чаковскому¹³. С целью усилить давление на власти и сделать позицию защитников Бродского еще более убедительной в начале апреля Вигдорова (с помощью Н.И. Грудининой, Л.З. Копелева и Р.Д. Орловой¹⁴) составляет информационную «Справку о деле Иосифа Бродского». По характеристике Л.К. Чуковской, «Справка» представляла собой «схему событий со всеми приложениями, документами, письмами и пр. Основной удар — по Лернеру и прочим провокаторам. Что они, мол, ввели в заблуждение высшее начальство»¹⁵.

«Справка» должна была служить своего рода предисловием к записи суда (она упоминается в тексте «Справки» как приложение к ней), призванным ввести читателя в курс дела Бродского и суммировать относящиеся к нему факты нарушения закона («Кому бы ни передавать Фридину запись — свод всех документов необходим», — отмечала, имея в виду под «сводом» «Справку», Чуков­ская¹⁶). «Справка» состояла из пяти параграфов: «1. Предыстория [дела], 2. Начало дела, 3. Кто и зачем организовал дело Бродского, 4. Арест и судебное разбирательство, 5. Последствия суда. “Дело” не прекращено». Структура и стилистика текста «Справки» позволяют сделать однозначный вывод о его прагматике: адресатом Вигдоровой была «власть» — в лице ее различных представителей, от чиновников до общественных деятелей. По мысли Вигдоровой, собранная ею в «Справке» информация вместе с выразительной картиной хода судебного процесса, воссоздаваемой в записи, должны были неопровержимо свидетельствовать в пользу осужденного Бродского и побуждать к скорейшему исправлению допущенного в отношении него беззакония — то есть к пересмотру дела.

На Западе оказались и «Справка», и запись суда над Бродским. Эдиционная история этих документов сложилась, однако, по-разному.

Рукопись «Справки» Вигдоровой, находящаяся в Гуверовском институте в Стэнфорде (США), позволяет восстановить историю ее передачи за границу.

Данная рукопись — предположительно, автограф Вигдоровой — сохранилась в архиве американского слависта Г.П. Струве. Из переписки Струве известно, что этот экземпляр «Справки» вместе с подборкой стихотворений Бродского был отправлен ему дипломатической почтой из Москвы 20 апреля 1964 года сотрудником американского посольства в Москве Полом Секлоча (Paul Sjeklocha), ранее учившимся у Струве в Калифорнийском университете в Беркли. В свою очередь Секлоча, как явствует из его письма Струве от 20 апреля, получил «Справку» от Александра Гинзбурга, бывшего редактора самиздатского поэтического журнала «Синтаксис»¹⁷. Гинзбургу принадлежит рукописная же приписка к основному тексту «Справки»¹⁸.

В сопроводительных письмах Секлоча к Струве не упомянуто, от кого Гинзбург получил «Справку». Нельзя исключать, что она была напрямую передана ему самим автором — Гинзбург и Вигдорова были хорошо знакомы с 1962 года¹⁹. В конце 1963 — начале 1964 года Гинзбург увлечен идеей переправки неподцензурных текстов из СССР на Запад: так, помимо передачи Секлоча материалов своего журнала «Синтаксис» и стихов Ахматовой, он в декабре 1963 года (безуспешно) пытается убедить советскую писательницу Галину Серебрякову разрешить публикацию на Западе ее неизданного в СССР романа «Смерч» о «трудовом лагере в 30-х годах»²⁰.

Столь же вероятно и то, что Гинзбург передал «Справку» Секлоча без ведома автора — неслучайно в воспоминаниях и Литвиновой, и Видре о решении Вигдоровой послать материал по Бродскому за границу речь идет не о «Справке», а о записи суда.

Судя по недатированному (очевидно, мартовскому 1964 года) письму Вигдоровой к Чуковской, первые машинописные копии записи суда были изготовлены с помощью последней и ее друзей. Вигдорова писала Чуковской:

«Таня [Лоскутова] <…> вызвалась отнести Вам запись и стихи [Бродского²¹]. Может, Вы нынче успеете дать их на машинку. Экземпляр записи в хорошем состоянии, но пусть Сара [Бабенышева] его вычитает перед отправкой, могла вкрасться опечатка²².

Вне всякого сомнения, участие Чуковской в деятельности Вигдоровой по защите Бродского не сводилось лишь к технической помощи. К тезисам из (не­опубликованной) статьи Чуковской о деле Бродского «Рецидив» (февраль 1964) восходит финал «Справки», о теснейшем сотрудничестве Чуковской и Вигдоровой в борьбе за пересмотр дела свидетельствует их переписка 1964–1965 годов.

В поздних (1989) заметках к своим воспоминаниям «Памяти Фриды» Чуковская замечает, что постепенное дистанцирование Вигдоровой от советского режима «происходило <…> не без моей помощи»²³. Очевидно, что общественная позиция Чуковской в отношении государственной власти в СССР была гораздо более бескомпромиссной, нежели позиция предпочитавшей «легальные средства» советской журналистки и депутата районного совета Вигдоровой. Это касается, в частности, и интересующего нас вопроса о зарубежных публикациях.

Одновременно с делом Бродского за рубежом негласно готовится выход повести Чуковской «Софья Петровна» (1939–1940), публикация которой в СССР даже в период оттепели оказалась невозможна. Новости об этом Чуковская передает с чрезвычайной осторожностью:

«Я взяла со столика листок бумаги и написала Анне Андреевне [Ахматовой] свою новость: Юрий Павлович Анненков дал мне знать из Парижа, что скоро там выйдет “Софья”. <…> Анна Андреевна прочла, вернула мне записку, потом, глянув на потолок, со вздохом развела руками — и я выбросила листочек в уборную»²⁴.

Характерно, что в дневнике (где, несмотря на всю откровенность оценок, тема передачи рукописей на Запад полностью табуирована как потенциально криминальная) Чуковская никак не затрагивает подробностей зарубежного издания повести, которая, по нашему предположению, оказалась на Западе если не по ее инициативе, то с ее молчаливого согласия; во всяком случае, ее благожелательная информированность о готовящемся издании не позволяет применить к публикации «Софьи Петровны» стандартную формулу тамиздата «без ведома и согласия автора»²⁵.

Учитывая эти обстоятельства, можно предположить влияние Чуковской и на радикализацию позиции Вигдоровой, выразившуюся в итоге в разрешении на передачу записи суда за границу. Косвенно говорят об этом и воспоминания Видре.

По свидетельству дочери Кены Видре Е.М. Видре (подтверждаемом дочерью Вигдоровой А.А. Раскиной), «известный московский поэт», о котором идет речь в воспоминаниях ее матери о Вигдоровой, — это Владимир Корнилов. С начала 1960-х годов Корнилов входил в окружение Чуковской, а впоследствии стал ее соратником в общественной деятельности. Сам Корнилов в своих воспоминаниях о Чуковской приурочивал начало своей гражданской активности именно к процессу Бродского:

«<…> наши [с Чуковской] споры о стихах стали перемежаться далекими от поэзии разговорами. Началось это с дела Иосифа Бродского, которого Чуковская вместе со своей подругой Вигдоровой пыталась оградить сначала от суда, а потом вытащить из ссылки. Они писали бесконечные прошения во всевозможные инстанции, просили подписывать эти письма известных людей, и в конце концов Бродского освободили»²⁶.

Весьма вероятно, что переданное Вигдоровой от имени Корнилова предложение отправить материалы дела Бродского за рубеж было согласовано с Чуковской или даже инициировано ею²⁷.

22 апреля, спустя два дня после отправки переданных Гинзбургом Секлоча материалов о суде над Бродским Глебу Струве, Чуковская пишет в дневнике:

«Вся история Бродского навела меня на ясную и четкую мысль. Кажется, впервые за всю жизнь.

Я поняла, чтó сейчас нам всем надо делать — и в общем и в частном плане.

Поняла, с помощью двух лиц: Фриды и Герцена»²⁸.

Представляется, что имена Вигдоровой и Герцена символизируют здесь две стороны гражданской активности по борьбе за восстановление общественной справедливости — как в деле Бродского, так и в целом в СССР — где первая оказывается связана с деятельностью внутри страны, а вторая — с заложенными Герценом традициями вольной русской печати за рубежом, с преданием за границей гласности документов о беззакониях и преступлениях, совершаемых российским (resp.: советским) государством.

4.

5 мая 1964 года полученная Глебом Струве через Гинзбурга и Секлоча «Справка» Вигдоровой была — в сопровождении двух ранних стихотворений Бродского («Рыбы зимой» и «Памятник Пушкину») — напечатана в парижской газете «Русская мысль» в виде обширного (более чем на полосу) материала «Дело “окололитературного трутня”». Это была самая первая «типографская» публикация стихотворений Бродского (если не считать эпиграфа к стихам Ахматовой в январском «Новом мире» 1963 года и стихов в журнале для детей «Костер»²⁹) и первая обнародованная на Западе информация о существовании в СССР «молодого поэта» Иосифа Бродского и о суде над ним.

«Справка» была подготовлена к печати и передана в газету Струве³⁰; информация из приписки Гинзбурга была учтена им в анонимной (подписанной «Ред[акция]») вводке к публикации. Запись суда, сделанная Вигдоровой, хотя и упоминалась в «Справке» в качестве приложенной к ней, в материал не вошла — очевидно, в полученной Секлоча от Гинзбурга порции документов, отправленной Струве из Москвы 20 апреля 1964 года, ее не было.

Тем не менее, даже в отсутствие записи суда публикация «Справки» с информацией о деле Бродского стала заметным информационным поводом для эмигрантских и западных медиа.

Для изданий русской эмиграции осуждение Бродского стало спусковым механизмом в процессе публикации его текстов, достигавших Запада в составе сам­издатских материалов и ранее, с начала 1960-х годов, но не заинтересовавших тогда издателей. Так, Р.Н. Гринберг, выступая в 1965 году от имени редакции нью-йоркского альманаха «Воздушные пути», прямо связывал публикацию стихо­творений Бродского с ленинградским процессом: «Осенью 1963 г. редакция получила небольшое собрание стихотворений поэта. Мы воздерживались от напечатания до событий прошлой весны»³¹. После публикации 5 мая «Справки» Вигдоровой в «Русской мысли» информация о суде и стихотворения Бродского (в рамках «необходимости немедля познакомить с творчеством Бродского мировую общественность»³²) появляются во франкфуртской газете «Посев» (1964, № 21, 22 мая), нью-йоркской газете «Новое русское слово» (1964, 28 мая) и — наиболее представительная подборка из пяти стихотворений с редакционным предисловием, делающим акцент на «драматизме жизненного пути поэта на родине» — в выпускавшемся издательством «Посев» журнале «Грани» (1964, № 56)³³.

Во всех этих публикациях (за исключением литературного журнала «Грани») бóльшая часть газетной площади была отдана рассказу о суде над Брод­ским и сопутствующих суду действиях защитников и противников поэта. Стихи Бродского и формально (по характеру верстки материала) и по сути являлись лишь приложением — своего рода иллюстрацией к основному «политическому» сюжету. Эта тенденция в расстановке акцентов при освещении дела Брод­ского лишь усилилась при попадании информации, опубликованной Струве в «Русской мысли», в западную прессу.

13 мая 1964 года статья о суде над Бродским появилась на первой полосе газеты Guardian. Материал известного журналиста польского происхождения Виктора Зожа (Victor Zorza)³⁴ был озаглавлен «Russian Writers Protest» и рассматривал возникновение (и публикацию в «Русской мысли») «Справки» Вигдоровой — именовавшейся в статье Зожа «адресованным советским лидерам письмом протеста писателей» — прежде всего как свидетельство «борьбы между прогрессивными и консервативными трендами в России, борьбы за свободу выражения, против полицейского контроля над интеллектуальной жизнью». Судьба Бродского (чьи тексты не были даже процитированы) служила лишь доказательством тезиса об общественном сопротивлении возвращению «методов времен культа личности Сталина»³⁵.

Этот акцент на — действительно беспрецедентном — возмущении делом Бродского и на кампании в его защиту с участием советского культурного нобилитета — в лице Ахматовой, Чуковского, Шостаковича, Маршака и других — стимулировал на Западе медийные ожидания неизбежных, казалось бы, результатов общественного воздействия на власть. Уже летом 1964 года эти чаяния выразились в появлении слухов и ложных сообщений об освобождении Брод­ского из ссылки под влиянием «реакции общественного мнения и на Западе, и в нашей стране»³⁶, составивших отдельный — и продолжительный — сюжет в западной прессе.

10 июля 1964 года тот же Виктор Зожа напечатал на первой полосе «The Guardian» заметку под заглавием «Советский поэт освобожден из трудового лагеря». Ссылаясь на свою майскую публикацию по материалам «Справки» Вигдоровой, Зожа упоминает вызванный ею широкий резонанс в международной прессе. Одним из обративших, благодаря статье Зожа, внимание на дело Брод­ского был, по его же словам, посетивший Москву в июне 1964 года швейцар­ский драматург Фридрих Дюрренматт³⁷. По сообщению Зожа, в СССР Дюрренматт смог увидеться с одним из «близких друзей» Бродского, побывавшим у него в ссылке. По возвращении в Швейцарию Дюрренматт получил из Москвы письмо от «заслуживающего полного доверия источника» с сообщением об освобождении Бродского, о чем он и рассказал Зожа в телефонном разговоре накануне публикации³⁸. 17 июля сообщение об освобождении Бродского появилось в «Die Zeit» («Вероятно, своим освобождением он [Бродский] обязан протестам выдающихся русских поэтов и художников»³⁹); им же заключалась редакционная вводка к подборке Бродского в «Гранях» («По недавно поступившим сведениям Бродский досрочно освобожден, однако дальнейшая судьба его неизвестна»⁴⁰). В августе слух об освобождении Бродского повторила «Русская мысль»⁴¹. В письме в редакцию «The New York Times» от 2 сентября 1964 года американский юрист Артур Ларсон, побывавший в СССР, сообщил, что слышал в Москве, что Брод­ский освобожден⁴². В середине сентября сообщение о том, что Бродский возвращен в Ленинград и даже готовит публикацию в журнале «Юность», опубликовал другой посетивший СССР американец, Джордж Фейффер⁴³. В опубликованной 9 сентября обширной статье о деле Бродского политический обозреватель Поль Воль (Paul Wohl) исходит в своем анализе ситуации из факта (мнимого) освобождения Бродского⁴⁴. 14 сентября журнал «Newsweek» связывает «недавнее освобождение» Бродского с воздействием на власть резонанса его дела на Западе⁴⁵. В сентябре же июльское сообщение Дюрренматта повторил британский журнал «Encounter»⁴⁶. После смещения 15 октября Хрущева с должности руководителя советского правительства освобождение Бродского стали увязывать на Западе с новой политической обстановкой в СССР, видя в нем знак очередной «либерализации» режима: 28 октября Виктор Зожа пишет в «The Guardian» о новых московских слухах о возвращении Бродского из ссылки «вскоре после смены лидера [государства]»⁴⁷; 4 ноября об освобождении Бродского «через два дня после освобождения Ольги Ивинской, конфидентки Бориса Пастернака», сообщил московский корреспондент «The New York Times»⁴⁸. Лишь в ноябрь­ском номере журнала «Encounter» было опубликовано письмо в редакцию главы лондонского бюро Радио Свобода В.С. Франка⁴⁹, опровергавшее, наконец, все эти ложные сообщения⁵⁰. Надо ли говорить, что все то время, в течение которого слухи об освобождении Бродского в результате общественной кампании в его защиту муссировались в западной прессе, его дело стабильно находилось, если можно так выразиться, в состоянии «заморозки», безо всякой надежды на пересмотр, и лишь за месяц до появления опровержений В.С. Франка сдвинулось с мертвой точки по совершенно иным, никак не зависевшим от общественных настроений причинам (после разговора заведующего Отделом административных органов ЦК КПСС Н.Р. Миронова с ленинградской поэтессой Н.И. Грудининой⁵¹).

Резкая политизированность подачи материалов о суде над Бродским, места их публикации (прежде всего «Русская мысль» и «Посев»), маркированные для идеологов в СССР как радикально антисоветские, и неожиданный резонансный выход всего сюжета в мейнстримную интернациональную прессу («Guardian») вызвали серьезную обеспокоенность в Москве. Не последнюю роль в этой обеспокоенности сыграли, по-видимому, и специфические особенности передачи текста Вигдоровой на Запад.

Дело в том, что получивший от Гинзбурга и переправивший дипломатиче­ской почтой Струве «Справку» Пол Секлоча, официально занимавшийся в посольстве США в Москве вопросами культурного сотрудничества, был сотрудником американских спецслужб (и в дальнейшем — после возвращения из Москвы в 1964 году — в течение многих лет работал аналитиком и переводчиком в ЦРУ)⁵². Вероятно, советским спецслужбам был известен неформальный статус Секлоча и его московские контакты. Сам Секлоча считал, что Гинзбург вел себя неосторожно и что их разговоры могли прослушиваться⁵³. Во всяком случае, через день после выхода статьи в «Guardian», 14 мая 1964 года, Гинзбург был арестован, против него было заведено уголовное дело по факту распространения литературы антисоветского содержания, у него дома был произведен обыск, а на допросах его «расспрашивали исключительно о контактах с иностранцами»⁵⁴ — в частности, с Секлоча. Как справедливо указывает автор документальной биографии Гинзбурга Владимир Орлов, «это, а также тот факт, что уголовное дело было возбуждено КГБ непосредственно после публикации Бродского в “Русской мысли”, заставляет предположить, что истинной целью ареста было выявление канала утечки стихов Бродского на Запад»⁵⁵. Со своей стороны предположим, что чекистов волновали не столько стихи Бродского, сколько материалы Вигдоровой. Об этом свидетельствует датированная 20 мая 1964 года и направленная председателем КГБ В.Е. Семичастным в Политбюро ЦК КПСС «Информация КГБ при СМ СССР об обсуждении творческой интеллигенцией судебного процесса над И. Бродским». В ней прямо указывалось на Вигдорову как на автора материалов о суде над Бродским, и констатировалось: «Вследствие достаточно широкого распространения материалов Вигдоровой, они стали достоянием буржуазной прессы. Об этом свидетельствует тот факт, что 13 мая 1964 года в английской газете “Гардиан” опубликована клеветническая статья некоего В. Зорза<sic!>, в которой излагаются, а в некоторых случаях дословно цитируются выдержки из собранных Вигдоровой материалов. Комитет госбезопасности принимает меры к розыску лиц, способствовавших передаче тенденциозной информации по делу Бродского за границу»⁵⁶.

«Информация» Семичастного отдельно упоминает «необъективную стено­графическую запись хода процесса», составленную Вигдоровой. Между тем, судя по всему, к 20 мая 1964 года текст записи, несмотря на его, по оценке КГБ, «широкое распространение» среди писательских кругов в СССР, на Западе известен не был. Его появление за границей, которое КГБ не удалось предотвратить, существенно изменило характер восприятия дела Бродского в мире.

5.

20 апреля 1964 года, в день отправки Полом Секлоча бандероли со «Справкой» Глебу Струве, Вигдорова пишет Чуковской: «Дорогой друг, экз<емпляр> ходит — и это ужасно! Т.е. ужасно для самого главного — для дела! Безумные люди!»⁵⁷. Речь идет именно о записи суда над поэтом, которая, по впечатлению той же Чуковской, зафиксированному через двадцать дней, «бродит по городу уже совсем бесконтрольно»⁵⁸.

Как видим, к концу апреля для Вигдоровой неочевидна польза от широкого распространения записи в самиздате — она (как мы пытались показать, не без оснований) считает, что общественный резонанс может лишь навредить пересмотру дела Бродского в инстанциях власти. Чуковская и в момент получения письма Вигдоровой от 20 апреля, и позднее придерживается — пусть и осторожно — иной точки зрения («Чем больше людей узнают правду, тем лучше», 11 мая; ранее, 22 апреля, эта позиция получает поддержку Ахматовой: «Анна Андреевна полагает, что для дела [распространение записи] не ужасно и даже, может быть, полезно»⁵⁹).

Вероятно, к лету 1964 года, под влиянием неудач в хлопотах за Бродского (и с учетом позиции Чуковской) точка зрения Вигдоровой изменилась и ею было дано разрешение на передачу записи за границу⁶⁰. Не исключено также, что, учитывая широкое распространение записи в Самиздате, текст оказался на Западе поначалу без ее разрешения и/или участия.

5 июня 1964 года датировано письмо французской славистки с широкими московскими связями Элен Пелтье–Замойской, адресованное главному редактору выходившего в Париже польского ежемесячника «Kultura» Ежи Гедройцу, в котором она предупреждает Гедройца, что «вскоре» тот получит (очевидно, из Москвы) некий документ, который его «непременно заинтересует». «Ко мне обратились за советом, и я взяла на себя смелость предложить [для публикации] ваше издательство», — уточняет Замойская⁶¹. Из ответного письма Гедройца от 8 июня ясно, что речь идет о записи Вигдоровой:

«Droga Pani,

Przed chwilą dostałem dokument. Rzeczywiście wstrząsający. Najchętniej go wydrukuję w najbliższej „Kulturze”. W tekście jest wspomniana sprawa Umanskogo i Szachmatowa. Czy mogłaby Pani zrobić krótką notę wyjaśniającą? Czy może Pani posiada kilka wierszy Brodskiego? Byłoby doskonale, gdyby można je było zacytować.

Widzę, że to fotokopia. Czy nie orientuje się Pani, czy więcej dotarło egzemplarzy na Zachód tego sprawozdania, czy to jest jedyna? Jest to dla mnie bardzo ważne ze względu na ewentualne przekłady. Myślę, że jest to sprawa, która wzbudzi zainteresowania.

Najlepsze pozdrowienia,

Jerzy Giedroyc⁶²».

Как видим, Гедройцу, опытному редактору, прекрасно разбиравшемуся и в текущей политической конъюнктуре, сразу был очевиден потенциальный резонанс присланного ему текста Вигдоровой. К тому моменту, когда польский перевод записи суда над Бродским появился в «Культуре», открывая ее июльско-августовский номер 1964 года⁶³ — она, действительно, уже стала мировой сенсацией.

Это случилось в начале июля 1964 года — после выхода почти полного текста Вигдоровой в переводе на немецкий в двух номерах гамбургской еженедельной газеты «Die Zeit», от 26 июня и 3 июля; в каждом из них материал о суде над Бродским занимал целую полосу⁶⁴. Это была первая публикация записи; способ, которым материал был получен редакцией «Die Zeit», остается неизвестным — в редакционном предисловии к публикации говорилось об «обходном пути», которым текст достиг газеты, и о том, что нет оснований сомневаться в его подлинности. Фамилия Вигдоровой нигде не упоминалась⁶⁵.

Уже 3 июля — одновременно с выходом второй части записи Вигдоровой в «Die Zeit» — о деле Бродского со ссылкой на немецкую публикацию записи суда сообщил американский журнал «Time»⁶⁶. Отрывки из нее — в переводе с немецкого — прозвучали в передаче Радио Свобода «Тираны и поэты» 10 июля⁶⁷; 11 и 13 августа «Русская мысль» опубликовала — опять-таки в переводе с немецкого и со ссылкой на «Die Zeit» — текст записи в обширном двухчастном материале «Суд над поэтом Бродским в Ленинграде»⁶⁸. В августе в парижской «Культуре» запись вышла по-польски (переведенная с полученного Гедройцем русского оригинала). Наконец, 31 августа в американ­ском журнале «The New Leader» появился английский перевод записи Вигдоровой (сделанный с того же немецкого перевода «Die Zeit»)⁶⁹, ставший «предметом обширных газетных материалов по всей стране [США] и инсценированный на телевидении в США и Канаде»⁷⁰. В сентябре со ссылкой на публикацию «европейского журналиста» (без указания издания; очевидно, имелась в виду «Die Zeit») запись процесса печатает британский литературный журнал «Encounter»⁷¹. Первого октября вышел французский перевод⁷². (Первая публикация оригинального русского текста — с первым прозрачным указанием на авторство в конце: «Записала Ф.В.» — появится лишь в начале 1965 года в четвертом выпуске нью–йоркского альманаха «Воздушные пути»⁷³.)

Все эти публикации отличало заметное смещение акцента — с общей характеристики политических процессов в СССР («борьба консерваторов с последствиями оттепели») на личность осужденного поэта. Так, например, данное журналом «Тайм» описание социокультурного статуса Бродского в советском литературном поле, которое сопровождало сообщение о появлении на Западе записи суда над ним, отличалось уже известной точностью:

«<…> удар [властей] пришелся не по политически ангажированному человеку, широко издаваемому писателю, а скорее по одному из многочисленных российских литературных “единоличников” (abstainers) — мнимых дилетантов, чьи произведения распространяются из рук в руки, что исключает их использование машиной государственного агитпропа, как это порой случалось с Евтушенко и другими.

Как и Борис Пастернак, поэт Иосиф Бродский был таким “единоличником”. Тихий рыжеволосый еврейский юноша, живший в Ленинграде, он решил не вступать в Союз писателей, отказался от работы в редакциях, зарабатывая на жизнь кочегаром, слесарем или иногда разнорабочим в геологических экспедициях. Тем временем он писал стихи для собственного удовольствия и для друзей, среди которых были известнейшие российские литературные светила»⁷⁴.

С упоминания «24-летнего русского поэта Иосифа Бродского», чьи работы «малоизвестны, но чрезвычайно высоко оцениваются самыми авторитетными специалистами по русской литературе», начинался обзор новейших англоязычных изданий, посвященных советской литературе эпохи оттепели, опубликованный 22 октября 1964 года в «The New York Review of Books»⁷⁵.

Вне всякого сомнения, эта фокусировка на личности Бродского была следствием эффекта, произведенного записью Вигдоровой.

6.

В отношении этого текста традиционно бытует определение «стенограмма» (или, как в первых иноязычных публикациях, — «протокол»). Между тем, употребление его в связи с записью Вигдоровой некорректно: Вигдорова не знала стенографии⁷⁶, и ее запись происходившего на процессе является литературным произведением, построенным, однако, на строго документальной основе. В отсутствие официальной стенограммы процесса⁷⁷ документальность текста Вигдоровой подтверждает именно «протокольная» запись второго заседания суда, которую вел параллельно с ней (до того момента, пока его не вывели из зала) химик Юрий Варшавский⁷⁸. Одновременно сравнение двух этих текстов позволяет понять риторические стратегии Вигдоровой и поставленную ею перед собой как автором задачу.

На основе сделанных на процессе записей Вигдорова (имевшая драматургический опыт⁷⁹) создает текст, ближайшим жанровым определением которого является «драма». Эта художественная природа записи Вигдоровой была ясна уже самым первым ее квалифицированным читателям. Чуковская вспоминала:

«Я пыталась объяснить ей, что запись — литературный шедевр, что она так же отличается от стенограммы, как живопись мастера от плохой фотографии; это портрет каждого свидетеля — отчетливый, незабываемый, резко очерченный; портрет судьи, общественного обвинителя; и, наконец, больше: это портрет самого неправосудия. Я делала опыты: показывала запись тем, кто сам присутствовал на суде, кому все было известно и без нее. Они читают и видят пережитое по-новому, и плачут и гневаются, как не плакали тогда. Такова власть искусства: воспитательная, познавательная, несокрушимая»⁸⁰.

Именно с этой, ничего не теряющей в переводе на другие языки драматургической силой текста Вигдоровой связан тот мировой резонанс, который вызвала, казалось бы, далекая от реалий западного мира запись советского суда. Та же Чуковская, обращаясь к Вигдоровой и вспоминая девиз герценовского «Колокола» («Vivos Voco»), продолжала в своих воспоминаниях о ней:

«Фридочка, будет ли Иосиф свободен или нет, вы, своей записью, именно вы и именно этой записью, этим замечательным художественным документом, сделали неизмеримо много. Не только для него, для его освобождения. Вы первая из наших писателей докричались до мира, и ваш голос услышали все, кто жив еще. «Зову живых!» Сами вы рассказываете, как незнакомые люди на улицах пожимают вам руку. Запись, сделанная вами, благодаря художественной силе своей, заставляет каждого пережить этот суд, как оскорбление, лично ему нанесенное, и сделаться вашим союзником»⁸¹.

Эта же, по сути, мысль сформулирована и Е.Г. Эткиндом: «если бы запись не была такой блестящей, мимо этого дела было бы легче пройти»⁸².

Основной задачей Вигдоровой при создании ею текста было именно формирование ситуации, когда мимо документируемых ею несправедливости и беззакония будет невозможно пройти. В специальной работе Ольги Розенблюм на основе текстуального анализа «протокола» Варшавского, записей из блокнота Вигдоровой и ее итогового текста детально показано, как Вигдорова с богатейшим «опытом журналиста, приучившим ее сходу отбирать то, что создаст очерк»⁸³, добивается поставленной ею цели — вызвать читательское сочувствие Бродскому и возмущение пристрастностью суда. Анализируя принципы отбора Вигдоровой деталей судебного заседания в процессе создания итоговой записи, Розенблюм демонстрирует, как та сознательно «превращает его [Бродского] из активного участника процесса, каким он, делающий одно ходатайство за другим, предстает у Варшавского, в жертву»⁸⁴, параллельно встраивая весь сюжет суда над поэтом в традиционный для русской классической литературы топос «Поэт и толпа»⁸⁵. Сохранившиеся свидетельства читательской рецепции записи Вигдоровой подтверждают эффективность такой авторской установки. А.Ю. Даниэль свидетельствует:

«<…> по моим собственным воспоминаниям о первом впечатлении от записи Фриды Вигдоровой (а я познакомился с ней осенью 1964-го, мы тогда жили в Новосибирске, и отец привез эту запись из Москвы, — сильнейшая эмоциональная встряска для мальчишки 13–14 лет), я думаю, что у Фриды Вигдоровой была еще одна важная установка: установка на образ жертвы. То есть Иосиф Бродский для нее — жертва. Отчасти — жертва неправосудной системы, может быть, уже отчасти и жертва режима, а отчасти — жертва злой и тупой судьи Савельевой»⁸⁶.

Из перечисленных Даниэлем интерпретационных вариантов на Западе после публикации текста Вигдоровой предсказуемым образом возобладал самый универсальный — поэт как жертва тоталитарного государства. Ближайший политический контекст — свертывание оттепели и постепенная ресталинизация — сближал в западном общественном мнении кейс Бродского с получившими столь же широкую огласку в 1963–1965 годах «политическими» литературными делами в СССР. К концу 1965 года имя поэта заняло прочное место в ряду «протестующих писателей России» — «Синявский, Даниэль, Тарсис, Бродский»⁸⁷.

Сопротивление этой, складывающейся на Западе благодаря записи Вигдоровой, но помимо воли самого Бродского, политико-эстетической репутации будет определять его литературную позицию в течение последующих нескольких лет.

1 Часть подготавливаемой автором литературной биографии Иосифа Бродского. Благодарим за помощь в работе над этой главой Евгения Осташевского, А.А. Раскину, Юлию Сенину, Г.Г. Суперфина и Р.Д. Тименчика.

2 Имеется в виду замысел Бродского и Олега Шахматова угнать советский самолет в Иран, на американскую военную базу. Подробнее см.: Морев Г. Морев Г. «Побег в Америку»: Несостоявшийся угон самолета и литературная биография Иосифа Бродского // Syg.ma [https://syg.ma/@glieb-moriev/rAjQKo6qTT3Z2A].

3 Диалог поэтов (Три письма Ахматовой к Бродскому) / Публ. Я. Гордина // Ахматов­ский сборник. I. / Сост. С. Дедюлин и Г. Суперфин. Париж, 1989. С. 222.

4 Чуковская Л. Памяти Фриды // Она же. Из дневника. Воспоминания / Сост. Е. Чуков­ская. М., 2010. С. 489–490.

5 Руфь Зернова. Это было при нас. Иерусалим, 1988. С. 244.

6 Орлова Р. Воспоминания о непрошедшем времени. М., 1993. С. 307.

7 Вигдорова Ф. Право записывать. М., 2017. С. 276.

8 Чуковская Л. Памяти Фриды. С. 582.

9 Орлова Р. Воспоминания о непрошедшем времени. С. 308. Выделено автором.

10 См.: Галушкин А.Ю. «Дело Пильняка и Замятина»: Предварительные итоги расследования // Новое о Замятине: Сб. материалов / Под ред. Л. Геллера. М., 1997. С. 89–148.

11 Интервью Т.М. Литвиновой Р.Д. Орловой. Цит. по: О «литературности», «документализме» и «юридическом языке» записей суда над Бродским // Acta samizdatica / Записки о самиздате: Альманах. М., 2018. Вып. 4. С. 275.

12 Вигдорова Ф. Право записывать. С. 269–270.

13 О «литературности», «документализме» и «юридическом языке» записей суда над Бродским. С. 258. 18 марта Чуковская отмечает в дневнике: «Она [Вигдорова] уже дала экз. Чаковскому <…>, Суркову; дает Твардовскому, Федину…» (Чуковская Л. Из дневника. Воспоминания. С. 230). Тексты также были направлены в ЦК КПСС и СП СССР.

14 См. запись Л.К. Чуковской от 9 апреля 1964 года: Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 199.

15 Чуковская Л. Из дневника. Воспоминания. С. 232. Запись от 10 апреля 1964 года.

16  Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 199.

17 См. письмо П. Секлоча Г.П. Струве от 20 апреля 1964 года: Толстой И., Устинов А. «Молитесь Господу за переписчика»: Вокруг первой книги Иосифа Бродского // Звезда. 2018. № 5. С. 7.

18 После текста Вигдоровой рукою Гинзбурга вписаны два предложения — «Тем или иным образом, но постоянно безрезультатно за Бродского вступались шесть лауреатов Ленинской премии — Маршак, Чуковский, Твардовский, Гамзатов, Айтматов и Шостакович. Справка составлена группой московских и ленинградских писателей (они упоминаются в тексте справки) и послана в ЦК КПСС и Союз писателей СССР» (Gleb Struve Collection // Hoover Institution Archives, Stanford University, USA). Атрибуция цитированных строк как написанных рукою Л.К. Чуковской (Клоц Я. Как издавали первую книгу Иосифа Бродского: Полвека назад в Нью-Йорке вышли «Стихотворения и поэмы» // Colta.ru. 2015. 24 мая) ошибочна.

19 Александр Гинзбург: Русский роман / Автор-сост. В. Орлов. М., 2017. С. 143.

20 Там же. С. 152. Книга Серебряковой вышла в СССР в 1989 году.

21 Состав отправленной подборки стихов Бродского неизвестен.

22 Архив А.А. Раскиной.

23 Чуковская Л. Памяти Фриды. С. 582.

24 Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 202; запись от 9 апреля 1964 года.

25 Как это делает Е.Ц. Чуковская (см.: «“Софья Петровна” — лучшая моя книга»: Попытки напечатать повесть / Публ., подгот. текста, предисл. и примеч. Е. Чуковской // Новый мир. 2014. № 6. С. 139).

26 Корнилов В. Бесстрашная: Памяти Лидии Чуковской // Общая газета. 1996. 15–21 февраля. https://www.chukfamily.ru/lidia/biblio/vospominaniya-biblio/besstrashnaya [дата обращения: 25.04.2024.]

27 Сам В.Н. Корнилов, комментируя в последние годы жизни этот эпизод из воспоминаний Видре, отрицал свое участие в передаче записи суда над Бродским за границу (сообщение А.А. Раскиной).

28 Чуковская Л. Из дневника. Воспоминания. С. 233.

29 К моменту ареста Бродский дважды опубликовался в «Костре»: в 1962 году (№ 11, с. 49; «Баллада о маленьком буксире») и ровно через год (1963, № 11, с. 60; текст к фоторепортажу из города Балтийска «Победители без медалей»).

30 «Вы, может быть, уже слыхали о деле молодого поэта Бродского, который был обвинен в печати как “окололитературный трутень” и “тунеядец” и приговорен к пяти годам ссылки (работает сейчас где-то в Архангельской области возчиком навоза).<…> Если не слыхали, то можете прочесть об этом в ближайшие дни в “Русской мысли”, куда я послал любопытный материал об этом деле», — писал Струве Б.А. Филиппову 26 апреля 1964 года (Толстой И., Устинов А. «Молитесь Господу за переписчика». С. 7).

31 Воздушные Пути: Альманах. IV. Нью-Йорк, 1965. С. 5.

32 Посев. 1964. № 21. С. 2.

33 Грани. 1964. № 56. С. 173. Стихотворения Бродского 1958–1962 годов «Конь вороной» («Был черный небосвод светлей тех ног...»), «Этюд» («Я обнял эти плечи и взглянул...»), «Рождественский романс», «Памятник Пушкину» и «Рыбы зимой» были опубликованы в рубрике «Стихи ленинградских поэтов». Тексты, опубликованные ранее в «Русской мысли», «Посеве» и «Новом русском слове», были взяты из подборки, готовившейся к печати в «Гранях» (номер вышел летом 1964 года).

34 Ранее, в 1950-х годах, Зожа был сотрудником Радио Свободная Европа; связи Зожа с Радио Свобода / Свободная Европа сохранялись и в 1960-е годы (благодарим за справку И.Н. Толстого).

35 Zorza V. Russian Writers Protest // Guardian. 1964. May 13. P. 1, 12.

36 Тираны и поэты // Радио Свобода. 1964. 10 июля (аудиоматериал доступен по адресу: https://www.svoboda.org/a/27031222.html).

37 Это был первый визит Дюрренматта в СССР; он был организован ЮНЕСКО — писателя пригласили на 150-летний юбилей Т.Г. Шевченко.

38 Zorza V. Soviet poet released from labour camp // The Guardian. 1964. Jul 10. P. 1.

39 Die Zeit. 1964. № 29.

40 Грани. 1964. № 56. С. 173.

41 Алимов Н. Суд над поэтом Бродским в Ленинграде // Русская мысль. 1964. 11 августа. С. 3.

42 Larson A. Release of Soviet Poet // The New York Times. 1964. Sep. 6. P. E10. The New York Times написала о деле Бродского 31 августа (Anderson R. H. The Trial in Soviet is Reported Here // The New York Times. 1964. Aug 31).

43 Feiffer G. Brodsky: Reactions in Moscow // The New Leader. 1964. September 14. P. 12–14; через месяц в специальном редакционном материале журнал опроверг эту информацию: Brodsky in Arkhangelsk // The New Leader. 1964. October 12. P. 3.

44 Wohl P. Stiff-necked Soviet Officialdom // Christian Science Monitor. 1964. Sep. 9. P. 14.

45 Newsweek. 1964. Vol. 64. Iss. 11. Sep. 14. P. 36.

46 Trial of a Young Poet. The Case of Josef Brodsky // Encounter. 1964. № 9. Р. 84.

47 Zorza V. No freeze-up on Soviet Culture. Leningrad poet released? // The Guardian. 1964. Oct. 28. P. 19.

48 Shabad T. Leningrad Poet Reported Freed // The New York Times. 1964. Nov. 4. P. 43.

49 Encounter. 1964. № 11. Р. 93-94. В.С. Франк и ранее писал в западной прессе о деле Бродского: Frank V. Russian Writers Protest // The Jerusalem Post. 1964. Jul 10. P. 12.

50 По инерции информация об освобождении Бродского продолжала еще некоторое время циркулировать даже в информированных изданиях — так, в декабре 1964 года американский поэт Питер Вирек упоминает «только что полученные сообщения об освобождении» Бродского в перечне успехов сторонников реформ в СССР (Viereck P. Literature of the Thaw // The New Leader. 1964. Dec. 7. P. 22).

51 См. подробнее: Морев Г. Суд по указу: К истории осуждения и освобождения Иосифа Бродского (1962–1965) // Звезда. 2023. № 9. С. 236–250.

52 В период своего пребывания в Москве в 1963–1964 годах Секлоча «фактически был куратором от американских спецслужб советского неофициального искусства» (Золотоносов М.Н. Диверсант Маршак и другие: ЦРУ, КГБ и русский авангард. СПб., 2018. С. 90; там же — по указателю — см. некоторые подробности связанной с советским неофициальным искусством биографии Секлоча).

53 См. его письмо Г.П. Струве от 18 мая 1964 года: Александр Гинзбург: Русский роман. С. 157–158.

54 Там же. С. 153.

55 Там же. С. 153–154. 16 мая Гинзбург был переведен из обвиняемых в свидетели и освобожден; есть основания полагать, что КГБ хотел использовать его для контролируемой встречи с Секлоча 15–18 мая, но Гинзбургу удалось от нее уклониться (подробнее см.: Там же. С. 157–158). 13 июля, после отъезда Секлоча из Москвы, дело было прекращено.

56 Якович Е. «Дело» Бродского на Старой площади // Литературная газета. 1993. 5 мая. С. 6. Следы обеспокоенности властей международным резонансом публикации в «Guardian» (как и глухой намек на причастность автора к передаче материалов Вигдоровой на Запад) можно обнаружить в дневнике Л.К. Чуковской. 27 мая 1964 года она отмечает, что «в Иностр. Комиссию [Союза писателей] пришел кто-то из Агентства [Печати] Новости [АПН, советское информационное агентство, подконтрольное КГБ и созданное для внешней пропаганды СССР. — Г.М.] с вопросом: надо ли опровергать статью в Лондонской “Gerald Tribune” <sic!>, где говорится… и дальше какая-то путаница — говорится, будто СЯМ<аршак>, КИЧ<уковский> и Шостакович прислали им (!?) письмо с просьбой вступиться за Бродского… Боже мой, теперь я ни жива, ни мертва, потому что это значит, что будут тревожить деда [то есть К.И. Чуковского]! Почему бы не меня? Я была б спокойна. Но я надеюсь, что в статье на самом деле написано иначе — т.е. правда, — что поименованные лица обращались к здешним властям…» (Чуковская Л. Из дневника. Воспоминания. С. 237).

57 Архив А.А. Раскиной.

58 Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 212; запись от 11 мая 1964 года.

59 Там же. С. 209.

60 Явным образом изменилась также и позиция Вигдоровой относительно распространения записи в СССР. Р.А. Зернова (по сообщению А.А. Раскиной — со слов одной из подруг Вигдоровой) приводит в своих воспоминаниях следующий эпизод: «<…> в Москве Фрида стояла у выхода из метро «Аэропорт” со стопками своих перепечатанных на машинке записей и предлагала выходившим: “Хотите запись суда над Бродским?” Ее узнавали [речь идет о коллегах-литераторах, живших в «писательских» домах в районе метро «Аэропорт» в Москве], удивлялись, но экземпляры хватали. Знакомая осторожно спросила: “Зачем вы это? Ведь у вас могут быть неприятности!” — “И пусть!” — сказала Фрида» (Зернова Р. Это было при нас. С. 242).

61 Jerzy Giedroyc, August Zamoyski, Hélène Zamoyska. Listy 1956–1970 / Оpracowanie, przypisy i wstęp Agnieszka Papieska, Andrzej Stanisław Kowalczyk, przekład listów z języka francuskiego Anna Szczepanek. Warszawie (в печати). Благодарим Петра Митцнера за предоставленный материал.

62 Перевод с польского: «Уважаемая госпожа, Я получил этот документ некоторое время назад. Действительно, шокирует. С большим удовольствием напечатаю его в готовящейся “Культуре”. В тексте упоминается дело Уманского и Шахматова. Не могли бы Вы сделать небольшое пояснение? Или у Вас есть стихи Бродского? Было бы прекрасно, если бы Вы могли их процитировать. Я вижу, что это фотокопия. Не знаете ли Вы, поступили ли на Запад другие копии этого отчета, или это единственная? Это очень важно для меня с точки зрения возможных переводов. Я думаю, что это представляет интерес. С наилучшими пожеланиями, Ежи Гедройц».

63  Poezja przed sądem w Leningradzie / Przełożył Józef Łobodowski // Kultura. 1964. № 7–8. S. 3–28.

64 Ein Dichter — ein arbeitsscheues Element // Die Zeit. 1964. Juni 26. № 26. S. 26; Für Brodski ist kein Platz in Leningrad // Die Zeit. 1964. Juli 3. № 27. S. 24.

65 Впервые на принадлежность Вигдоровой опубликованной в «Die Zeit» и в других западных медиа записи процесса было открыто указано в письме В.С. Франка в редакцию журнала Encounter (1964. № 11. Р. 93). Ранее в статье «The New York Times» со ссылкой на редакторов журнала «The New Leader» (опубликовавших запись суда) указывалось, что запись «тайно изготовлена советским журналистом-женщиной» (Anderson R. H. The Trial in Soviet is Reported Here // The New York Times. 1964. Aug 31).

66 The Case Against Brodsky // Time Magazine. 1964. July 3. Vol. 84. Issue 1. P. 43.

67 Тираны и поэты // Радио Свобода. 1964. 10 июля (аудиоматериал доступен по адресу: https://www.svoboda.org/a/27031222.html).

68 Алимов Н. Суд над поэтом Бродским в Ленинграде // Русская мысль. 1964. 11 августа. С. 3; 13 августа. С. 3.

69 The Trial of Iosif Brodsky // The New Leader. 1964. August 31. P. 6–17.

70 Kolatch M. Introduction // The New Leader. 2006. Vol. 89. Iss. 1–2. P. 6. Основанный в 1924 году (в том числе меньшевиками — выходцами из России) журнал «The New Leader» традиционно фокусировался на политических и особенно — на культурных процессах в СССР и Восточной Европе. Он с беспрецедентной для западных медиа внимательно­стью следил за судьбой Бродского, начиная с большой статьи о его деле Эндрю Филда (будущего биографа Набокова), узнавшего о Бродском от Ахматовой во время визита в Ленинград в 1963 году: Field A. A Poet in Prison // The New Leader. 1964. June 22. P. 10–11. Здесь же опубликован первый перевод стихов Бродского на английский (и, кажется, вообще первый перевод Бродского на иностранные языки) — стихотворение «Памятник Пушкину» в переводе Collyer Bowen.

71 Trial of a Young Poet: The Case of Josef Brodsky // Encounter. 1964. № 9. Р. 84–91.

72 Le Figaro Littéraire. 1964. Octobre 1. № 963. К отправке русского текста в «Le Figaro Littéraire» причастен, по его собственному позднейшему признанию, Е.Г. Эткинд (см.: Раскина А. Фрида Вигдорова и дело Бродского: Мифы и реальность // Вигдорова Ф. Право записывать. С. 270–271). Публикаторы в «Le Figaro Littéraire» ссылаются однако на текст, опубликованный польской «Культурой».

73 Стенографический отчет процесса Иосифа Бродского // Воздушные пути: Альманах. Вып. IV. Нью-Йорк, 1965. С. 279–303.

74 The Case Against Brodsky // Time Magazine. 1964. July 3. Vol. 84. Issue 1. P. 43.

75 Muchnic H. Coming Up For Air // The New York Review of Books. 1964. Oct 22.

76 Раскина А. Фрида Вигдорова и дело Бродского: Мифы и реальность // Вигдорова Ф. Право записывать. С. 263.

77 Официальная стенограмма была уничтожена в составе всего административного дела Бродского по истечении срока его хранения (см.: Эдельман О. Процесс Иосифа Бродского // Новый мир. 2007. № 1. С. 153). Опубликованная Ю.К. Бегуновым «Выписка из стено­граммы суда над И. Бродским» (Бегунов Ю.К. Правда о суде над Иосифом Бродским. СПб., 1996. С. 26–35) является фальшивкой, изготовленной Я.М. Лернером, что было установлено уже в 1964 году (см.: Шнейдерман Э. Круги по воде: Свидетели защиты на суде над Иосифом Бродским перед судом ЛО Союза писателей РСФСР // Звезда. 1998. № 5. С. 191–193).

78 Варшавский Ю. Протокол выездного заседания Дзержинского народного суда по делу И.А. Бродского, обвиненного в тунеядстве // Иосиф Бродский: Творчество, личность, судьба: Итоги трех конференций. СПб., 1998. С. 274–282.

79 В частности, в начале 1964 года Вигдорова в соавторстве с Н.Д. Оттеном закончили пьесу по дилогии Вигдоровой «Семейное счастье. Любимая улица».

80 Чуковская Л. Памяти Фриды. С. 489.

81 Там же. С. 488. Зарубежные читательские отклики на публикацию записи Вигдоровой подтверждают слова Чуковской. Так, например, Харольд Симмель из Нью-Йорка в письме в редакцию журнала «The New Leader» характеризовал текст Вигдоровой как «один из величайших документов 60-х годов. Никогда еще страдания, которые испытывает творец при тоталитаризме, не были так графически точно изложены, не был так ясно и безошибочно показан каждый нюанс унижения» (The New Leader. 1964. October 12. P. 31). Другим свидетельством резонанса записи Вигдоровой являются многочисленные письма граждан США, адресованные советским властям, с просьбой пересмотреть дело Бродского, отправленные начиная с конца 1964 года, и отложившиеся в его надзорном деле.

82 Эткинд Е. Процесс Иосифа Бродского. London, 1988. С. 98.

83 Розенблюм О. Общественный, народный, метафорический? Суд над Иосифом Брод­ским в записи Фриды Вигдоровой // «Быть тебе в каталожке…»: Сборник к 80-летию Габриэля Суперфина / Сост. О. Розенблюм и И. Кукуй. Франкфурт-на-Майне, 2023. С. 509.

84 Там же. С. 520–521.

85 Там же. С. 527.

86 О «литературности», «документализме» и «юридическом языке» записей суда над Бродским. С. 262.

87 Белая книга по делу А. Синявского и Ю. Даниэля / Сост. А. Гинзбург.  Frankfurt am Main, 1967. С. 27. Цитируемый текст является пересказом статьи Франсуа Фежто «Протестующие писатели России» во французском еженедельнике «Réforme» от 6 ноября 1965 года. Ср. также в письме В.Ф. Маркова Г.П. Струве от 14 ноября 1965 года: «а мы все [повторяем] Бродский, Тарсис, Терц» (Толстой И., Устинов А. «Молитесь Господу за переписчика». С. 12). Упомянуты: писатели В.Я. Тарсис (23 августа 1962 года, после публикаций на Западе ряда литературных произведений помещен в московскую Клиническую психиатрическую больницу им. П.П. Кащенко, освобожден после международных протестов в марте 1963 года; в 1964 году исключен из СП СССР), а также А.Д. Синявский и Ю.М. Даниэль (арестованы осенью 1965 года за публикацию под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак своих текстов на Западе).