ПЕРЕУЧЕТ

Туяна Цыренова

Реконструкция духа

Документальная проза о литературной жизни в периодике конца 2023 — начала 2024 года

Документальное произведение бывает и полнокровнее, и увлекательнее беллетристики: фактический его контекст, включающий в себя многие жизни и их причудливые подчас пересечения, — обыкновенно очень широк. Рассмотрим же, как в прозе такого рода о литературной жизни говорят сами литераторы.

Илья Фаликов. Сотая интонация. О Наталье Аришиной // Дружба народов. — 2023. — № 12.

Написав статью о собственной жене, поэтессе Наталье Аришиной, Илья Фаликов справился с очень трудной задачей — рассказать о самом близком и одновременно показать это как общезначимое.

Знакомство будущих супругов началось в старших классах, — с тех пор каждый из них мог проследить становление личности другого, и в то же время шло «общее произрастание» двух творческих людей. У Ильи Зиновьевича получился динамический портрет жены: автор свободно перемещается между разными временами, при этом придерживаясь некоторой общей линии. Текст распадается на два стилистически различных и гармонично чередующихся пласта. В бытовой плоскости обычны просторечия, вроде «хлебом не корми», «кабы», «настоящий кайф», а сам автор шутливо называет жену по фамилии и то и дело приводит курьезы из жизни: «Однажды у них — у Аришиной с Британишским — состоялось деловое свидание, на которое она пришла в топике, шортах и сандалиях, а он — в унтах. Это были существа с разных планет». Но как только дело касается поэзии, интонация автора становится возвышенной, и сам он переменяет роль мужа на роль критика: «Бытийная нота в беспафосной поэзии»; «Поэзия не как письменность, но особая субстанция, разлитая в мироздании». И благодаря этому плоскость быта словно подсвечивается изнутри.

Опыт длиной в жизнь не уместить в одну статью, пусть и большую; но во всяком случае от этого текста остается ощущение счастливой судьбы, редкой для пары поэтов. По-видимому, так считали и друзья семьи: Евгений Евтушенко назвал их союз «двупоэтьем», а Станислав Лесневский сделал «царский подарок», выпустив их совместный поэтический сборник «Сговор слов» (2008). Сам Фаликов то ли сетует, то ли хвалится: «Я всю жизнь спрашивал неизвестно кого в мировом пространстве: “За что мне все это?” Я знал, что живу с нездешним существом».

Анна Кознова, Ксения Жупанова. Переделкино студенческое. Послесловие Павла Крючкова // Новый мир. — 2023. — № 11.

Обширная статья Анны Козновой и Ксении Жупановой — своего рода краеведческий материал. Край, о котором идет речь, — поселок Переделкино, один из самых известных литературных адресов России. Статья охватывает период, когда в поселке были вынуждены обитать студенты Литературного института им. Горького, — 40–50-е годы прошлого века. Невозможность судить с позиции очевидца авторы восполняют кропотливой работой с документами: страшно представить, сколько времени ушло на сбор и изучение всевозможных актов, записок, воспоминаний, писем, стихов, чтобы реконструировать картину времени и воссоздать дух эпохи. Время было для учащихся сложным и в материальном, и в идеологическом смысле. Переделкино далеко от Литературного института, между ними и при нынешнем развитии транспорта неблизкий путь, а в то время студентам приходилось каждый день тратить на дорогу около пяти часов. Не хватало времени на библиотеки, столичные театры, музеи, на собственные занятия литературой, в конце концов. Теснота и холод в общежитии, всеобщая бедность — какие тут театры?.. Между тем учились, работали, мечтали. Поколению, о котором идет речь, пришлось испытать многие тяготы: «Заключения медицинской комиссии Литфонда говорят о том, что литинститутовцы не отличались здоровьем, спартанский быт только усиливал заболевания, нажитые поколением 1920–1930-х годов, которое выросло в годы лишений, репрессий и войны, эвакуации, оккупации, блокады, с малолетства работало на заводах и в колхозах». Невзирая на трудности, атмосфера примечательная: можно пройтись от электрички не по проторенной дороге, а по тропинке с Пастернаком; в Переделкинском пруду плавает Александр Фадеев, так, что «слышны были только влажные, сочные шлепки ладоней»; Корней Чуковский время от времени поит чаем; маленький сын Катаева бегает под окнами и мешает учиться, а сам Валентин Петрович устраивает застолья для студентов. Много сказано о травле Бориса Пастернака после выхода романа «Доктор Живаго» (Анна Кознова, один из авторов статьи, заведует его Домом-музеем), в травле этой участвовал и институт. Некоторые студенты тех лет стали признанными писателями — Белла Ахмадулина, Геннадий Айги, Евгений Евтушенко. Но даже если кто-то сейчас забыт, живы его воспоминания. Может, было немного иначе, чем рассказано, может, были сказаны чуть другие слова, но все описанное — правда.

Включать в текст документы эпохи (акты, приказы…), конечно, необходимо для большей достоверности (авторы так и делают), но все-таки текст это несколько сушит и отдаляет читателя от героев. С другой стороны: речь идет о таком большом пласте жизни, что иначе, как с дистанции, его и не разглядеть.

Яков Гордин. Взгляд и нечто // Звезда. — 2024. — № 1.

Текст Якова Гордина начинается как отклик на монументальный труд Сергея Чупринина «Оттепель. Действующие лица», но это не рецензия, не критический отзыв. К слову, произведение, о котором идет речь, является собранием нескольких сотен коротких биографических очерков и вполне отвечает теме «реконструкции духа». Чтение этой книги становится для Якова Аркадьевича поводом развернуть собственные воспоминания — а их за долгую жизнь накопилось немало.

Не всякое произведение укладывается в жанровые рамки, и Яков Аркадьевич иронизирует над этим обстоятельством: «Однако спасибо Репетилову — мой жанр определил совершенно точно». Форма этого жанра — «отрывок», а содержание его — «взгляд и нечто». Парадоксально ли, но, даже говоря о других, человек всегда пишет о себе, и Гордин отдает себе в этом отчет: «То, что представлено читателю, — не мемуары. Это скорее автобиография, где, по сути, существенно только одно действующее лицо — автор. Остальное — активный фон, отражающая плоскость. Нечто под взглядом автора».

Критические замечания к книге Чупринина, впрочем, у Гордина все же имеются. Автор указывает на то, что незаслуженно обделены вниманием такие деятели, как Натан Эйдельман, Борис Вахтин, Андрей Битов, Л. Пантелеев и другие. Кроме того, он считает важным прояснить некоторые нюансы в биографии писателя Федора Абрамова — не ради симпатии к человеку, которого лично знал (Абрамов возглавлял кафедру советской литературы в Ленинградском университете, где учился Гордин), а ради правды. Но и первоначальный очерк о Федоре Александровиче сложно назвать негативно окрашенным. Также автор считает важным уделить внимание Леониду Рахманову, который не удостоился отдельной главы в «Действующих лицах», — тоже своего рода устранение несправедливости, и родственные связи тут не важны.

Владимир Хршановский. Культурный слой. Опыт домашней археологии // Звезда. — 2023. — № 12.

История семьи Владимира Андреевича Хршановского, писателя и сына бывшего редактора «Звезды» Андрея Александровича Хршановского, изложена необычным образом: в обратном порядке, от конца к началу, от наших дней к прошлому. В центре тут — фигура автора: он решает разобрать бумаги и фотографии, расспрашивает оставшихся в живых родственников, ездит по местам, связанным с предками, разговаривает с краеведами.

«Наверное, у каждого, кто долго живет на одном месте, — говорит автор, — (тем более если там жили его родители, бабушки, дедушки), на чердаке, в чулане, в шкафу образуются «заповедные» уголки со старыми ненужными вещами, бумагами, фотографиями, письмами. Выбросить жалко, а разобрать и разложить по порядку в альбомы или папки, как правило, некогда». Так отправной точкой повествования становится артефакт домашней археологии — потертый кожаный портфель отца «со старыми ненужными вещами».

Сначала кажется, будто текст посвящен по большей части Хршановскому-старшему и его литературной жизни, примешиваются сюда и детские воспоминания автора об атмосфере в ленинградском отделении издательства «Молодая гвардия», где одно время работал Андрей Александрович. Но история разворачивается дальше, вглубь веков, и вот читатель уже будто в увлекательном детективе и гадает, куда приведет ниточка расследования. Случаются неожиданные повороты: то отыщется бабушкин чемоданчик, полный памятных вещей, то в городском музее выяснится, что о предках автора уже написана книга, то оказывается, что он состоит в дальнем родстве с художником Кириаком Костанди. И даже в конце нас ждет сюжетный твист в виде письма от Анны Григорьевны Достоевской, которое неизвестно как оказалось среди вещей бабушки.

Да, можно позавидовать: какая интересная судьба у членов этой семьи! Но ведь любой, кто рискнет заняться «домашней археологией», наверняка обнаружит много занятного. И это уже не совсем о литературной жизни, но о происхождении писателя, творческого человека, человека вообще.