|
ПРИСТАЛЬНОЕ ПРОЧТЕНИЕ
Об авторе | Глушаков Павел Сергеевич (р. 1976) — PhD, доктор филологических наук, специалист по истории русской литературы ХХ века. Автор книг: «Шукшин и другие» (2018), «Мотив — структура — сюжет» (2020), а также ряда статей, опубликованных в российских и зарубежных изданиях. Предыдущая публикация в «Знамени»: «Похвала выписке: литературные этюды» (№ 1, 2024).
Павел Глушаков
Fugit irreparabile tempus1
Еще раз о загадке названия рассказа Юрия Казакова «Вон бежит собака!»
Вагнер
Не призывайте лучше никогда
Существ, живущих в воздухе и ветре. <…>
На что, однако, вы вперили взор
И смотрите как вкопанный в упор?
Фауст
Заметил, черный пес бежит по пашне? <…>
Кругами, сокращая их охваты,
Все ближе подбирается он к нам.
И, если я не ошибаюсь, пламя
За ним змеится по земле полян. <…>
Как он плетет вкруг нас свои извивы!
Магический их смысл не так-то прост.
И.В. Гете. Фауст
Что войны, что чума? — Конец им виден скорый,
Их приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?
Анна Ахматова
В содержательной статье о рассказе Юрия Казакова «Вон бежит собака!»2 Олег Лекманов выдвигает предположение, что «ключ к загадке» заглавия «содержится в уподоблении в рассказе предложения “Вон бежит собака!” стихотворной строке3. Это уподобление потом поддерживается и усиливается подчеркиванием ритмической структуры фразы про собаку: герой снова и снова произносит ее “нараспев”, “подлаживаясь произносить слова в ритм шагам”…
И действительно, фраза “Вон бежит собака!” представляет собой строку трехстопного хорея — стихотворного размера, овеянного в русской поэзии совершенно определенными семантическими ореолами»4.
Далее, пользуясь инструментарием М.Л. Гаспарова, автор статьи указывает, что этот стихотворный размер семантизирует тематику пути, отдыха, природы, ночи и смерти.
Эти, в сущности, верные наблюдения все же не проясняют, при чем тут собака и куда она, в конце концов, бежит?
Если воспользоваться идеями о неосознанно срабатывающих механизмах культурной памяти (Лекманов пишет: «Этот механизм запускается в подсознании каждого читающего человека, в том числе героя и автора5 рассказа “Вон бежит собака!”, сам собой, безо всякого участия воли и сознательных авторских намерений»6), то наиболее ярко, кажется, этот процесс показан А.П. Чеховым в «Трех сестрах»:
«Маша (сдерживая рыдания). У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том... златая цепь на дубе том... Я с ума схожу... У лукоморья... дуб зеленый...
Ольга. Успокойся, Маша... Успокойся... Дай ей воды.
Маша. Я больше не плачу...
Кулыгин. Она уже не плачет... она добрая...
Слышен глухой далекий выстрел.
Маша. У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том... Кот зеленый... дуб зеленый... Я путаю... (Пьет воду.) Неудачная жизнь... Ничего мне теперь не нужно... Я сейчас успокоюсь... Все равно... Что значит у лукоморья? Почему это слово у меня в голове? Путаются мысли»7.
Это психологическое состояние близко герою рассказа Казакова. Сначала он, находясь в состоянии эйфории, заклинает время не бежать столь стремительно8: « — Вон бежит собака! — повторял он, как заклинание. — Вон бежит… <…> “Погоди, погоди! — ликующе думал Крымов. — Вон бежит собака! Погоди…” — и насаживал катушку на рукоятку спиннинга»9.
Однако затем наступает пора нравственной самооценки, невыразимой в ее словесной логической оболочке, а потому сопровождаемой эмоциональными междометиями:
« — Ай-яй-яй! — пробормотал он, тягуче сплевывая. — Ай-яй-яй! Как же это, а? Ну и сволочь же я, ай-яй-яй!.. А?
— Ax, да и подонок же я! — бормотал10 Крымов, часто дыша, и вытирался рукавом. — Ай-яй-яй!.. — И больно бил себя кулаком по коленке11» (237).
Не исключено, что герой рассказа Казакова припоминает слова из рассказа Чехова «Пассажир 1-го класса». С текстом Казакова этот чеховский рассказ роднит сюжетная ситуация междугородней поездки, «дорожная дремота», встреча с незнакомым попутчиком, состояние душевной опустошенности героев (людей родственных профессий: механика и инженера) и даже размышления чеховского персонажа о смерти12:
« — Видите ли, знай мы, что такое слава, нам, быть может, были бы известны и способы ее достижения, — сказал пассажир первого класса, подумав. — Надо вам заметить, сударь, что, когда я был помоложе, я всеми фибрами души моей стремился к известности. Популярность была моим, так сказать, сумасшествием. Для нее я учился, работал, ночей не спал, куска недоедал и здоровье потерял. И кажется, насколько я могу судить беспристрастно, у меня были все данные к ее достижению. Во-первых-с, по профессии я инженер. Пока живу, я построил на Руси десятка два великолепных мостов, соорудил в трех городах водопроводы, работал в России, в Англии, в Бельгии… Во-вторых, я написал много специальных статей по своей части. В-третьих, сударь мой, я с самого детства был подвержен слабости к химии; занимаясь на досуге этой наукой, я нашел способы добывания некоторых органических кислот, так что имя мое вы найдете во всех заграничных учебниках химии. Все время я находился на службе, дослужился до чина действительного статского советника и формуляр имею не замаранный. Не стану утруждать вашего внимания перечислением своих заслуг и работ, скажу только, что я сделал гораздо больше, чем иной известный. И что же? Вот я уже стар, околевать собираюсь, можно сказать, а известен я столь же, как вон та черная собака, что бежит по насыпи»13.
Эта последняя фраза («вон… собака… бежит»), собственно, и указывает на название рассказа «Вон бежит собака!».
И, наконец, последнее: в рассказе Казакова, действительно, много демонстративно тайного: герой отправляется в путь, чтобы побыть «в своем особом тайном месте». Таинственностью веет от его попутчицы: «А она теперь молчала, откинув голову на валик кресла и прикрыв глаза. Но когда он слишком долго засматривался вперед на дорогу или в окно, а потом взглядывал на нее, ему казалось каждый раз, что лицо ее будто полуповернуто к нему, а глаза, неразличимые в темноте, следят за ним из-под ресниц. <…> — Дайте закурить! — внезапно зашептала она. — И расскажите что-нибудь… Что молча ехать, все равно не спим!
Крымов уловил нотку раздражения в ее шепоте, удивился, но промолчал и покорно дал сигарету. «“О чем говорить? — думал он, уже сердясь немного. — Странная какая-то”. А сам сказал:
— Я все думаю про женщин, что вы охоты не любите, рыбалки, а ведь это большое чувство! А вы не только не любите, а как-то не понимаете даже, будто в вас пустота в этом смысле. Почему бы это?
В темноте было видно, как она пошевелилась, откинула волосы и потерла лоб.
— Охота — убийство, а женщина — мать, и ей убийство вдвойне противно. Вы говорите, наслаждение смотреть, как рыба бьется, а мне это гадко»14.
Или еще более «инфернальное» описание: «…соседка его не спала неизвестно почему. Сидела неподвижно, прикрыв ресницы, закусив красные губы, которые теперь в темноте казались черными».
В ее словах нет определенности, они загадочны, таинственны: «— У вас есть закурить? — услыхал он шепот соседки. — Страшно хочу курить»; «…было в ее шепоте что-то странное, а не только благодарность, будто она просила его: “Ну, поговорите же со мной, познакомьтесь, а то мне скучно ехать”». Или: «— Куда же вы едете? — спросила она, и опять в ее шепоте Крымову почудилось что-то странное, какой-то еще вопрос» .
Общение/необщение персонажей рассказа происходит на фоне безразличной к происходящему природы, мелькающей за окном автобуса прекрасными своими видениями15. И весь этот комплекс сложноуловимых ощущений: образ погруженной в полусон/полуявь странной попутчицы («“Кто она?” — думал он, но спросить не решался. И старался догадаться, вспоминая немногое сказанное ею и тихий ее шепот. Он ее как-то не рассмотрел вечером, не до того ему было, а теперь хотелось, чтобы она была красива»), присутствие в человеческой жизни чего-то большего, нежели она сама («Что-то большое, красивое, печальное стояло над ним, над полями и рекой, что-то прекрасное, но уже отрешенное, и оно сострадало ему и жалело его»), отсылает к стихотворению Ф.И. Тютчева, написанному за сто лет до рассказа Казакова:
Природа — Сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней16.
Другой вариант этой «загадки» содержится в словах Чехова: «Между “есть бог” и “нет бога” лежит целое громадное поле…»17, по которому, добавим уже мы, и бежит пресловутая собака.
1 Бежит невозвратное время — фраза из поэмы Вергилия «Георгики».
2 Лекманов О.А. Загадка названия. Рассказ Юрия Казакова «Вон бежит собака!» // Знамя. 2016. № 8. С. 209–211. Предшествующая критическая традиция «обессмысливала» ключевую фразу рассказа: «Но вот при холодном утреннем свете замечаем, что у соседки Крымова так дрожат губы и руки, что она долго не может попасть концом сигареты в огонек, видим, как “лицо ее внезапно стало скорбным, углы губ дрогнули и пошли вниз”, как она “затянулась несколько раз, морщась, задыхаясь”. Нам становится ясно, что она в своем горе молила о помощи, невольно тянулась к счастью соседа. А Крымов повторяет бессмысленную фразу: “Вон бежит собака”, — инстинктивно цепляясь за нее, чтобы забыть о “неприятном”. И вдруг мы начинаем понимать, что эти нелепые слова содержат некую формулу жизни Крымова: ему все одинаково безразлично — “вон бежит собака”, “вон страдает девушка”, “вон гибнет человек”» (Перцовский В. Осмысление жизни // Вопросы литературы. 1964. № 2. С. 32).
3 Об этом говорил сам писатель в интервью журналу «Вопросы литературы» (1979): «Рассказ “Вон бежит собака” начался с названия. Давным-давно, стоя у окна со своим знакомым, я услышал простую его фразу: “Вон бежит собака!” Был в ней какой-то ритм, застрявший во мне и лишь через некоторое время всплывший и вытянувший за собой замысел. И еще: ехал я на автобусе в Псков, ехал всю ночь, очень мучился, не спал, ноги нельзя было вытянуть. Ну, а потом муки позабылись, а счастье ночной дороги осталось» (Казаков Ю.П. Вечерний звон. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3. М.: Русскiй Мiръ, 2011. С. 246).
4 https://znamlit.ru/publication.php?id=6354
5 Для самого Юрия Казакова счастливо найденная фраза из рассказа стала синонимом вдохновения, удачи: «Старик, спешу поделиться с тобой своей радостью — ибо больше не с кем. А ты поймешь ее, эту мою радость, где-то ты ее поймешь. <…> Короче говоря, собака прибежала! Она прибежала, вернее пробежала, и это произошло за рекордное время — три часа! Ура! За три часа, старик, я отгрохал рассказ и тарахтел на машинке так, что под моим окном собралась вся улица. Размер этого шедевра 13 стр. (Имеется в виду рассказ «Вон бежит собака!» — П.Г.)» (Кузьмичев И. Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование. СПб.: Союз писателей Санкт-Петербурга, ООО «Журнал “Звезда”», 2012. С. 360).
6 https://znamlit.ru/publication.php?id=6354
7 Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 13. М.: Наука, 1978. С. 185.
8 Здесь, кажется, интонационно напрашивается постановка запятой: «Вон бежит , собака !», а само выражение приобретает разноуровневые векторы, от высоких («Остановись, мгновение!» — слова-условия сделки Фауста с Мефистофелем, впервые явившемся ему в образе собаки) до профанных, просторечных, экспрессивных. Именно на этом этапе степень ритмичности фразы оказывается максимально высокой, непосредственно сближающей ее со стихотворным ритмом и размером. Нелишне напомнить, что у Гете все завершится остановкой бега времени и смертью Фауста:
Когда воскликну я: «Мгновенье,
Прекрасно ты, продлись, постой!» —
Тогда готовь мне цепь плененья,
Земля разверзнись подо мной!
Твою неволю разрешая,
Пусть смерти зов услышу я —
И станет стрелка часовая,
И время минет для меня.
(Гете И.В. Собр. соч.: В 13 т. Т. 5. М.: Гослитиздат, 1947. С. 110).
9 Казаков Ю.П. Странник. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. М.: Русскiй Мiръ, 2008. С. 236. Текст рассказа цитируется по этому изданию с указанием в скобках страницы.
10 Ср. с еще одним «забуксовавшим» (по слову В. Шукшина) персонажем: «Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: “Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..”» («Пиковая дама»).
11 Запоздалое раскаяние героя связано с осознанием того, что он, в сущности, цинично относился к случайной своей попутчице: «Интересно, куда она едет? — думал иногда Крымов о соседке. — И замужем ли? И почему стала курить: так просто или от горя?
Но тут же забывал о ней, поглощенный дорогой, ожиданием рассвета, мыслями о трех днях, которые он проживет у реки». Такой простой подход к жизни, циничность и некоторая даже презрительность в отношениях с женщиной, близость к природе (буквальная для героя рассказа Казакова: мысли о рыбалке вытесняют в его сознании все остальные человеческие размышления) может имплицитно указывать на следование персонажем рассказа «Вон бежит собака!» принципов кинизма. Отсюда всего один только шаг к целому пучку «кинической» лексики: от самоназвания киников «истинный пес» до призыва Антисфена жить «подобно собаке».
12 В чеховском рассказе, впрочем, эта экзистенциальная линия тут же обрывается и разрешается в финале всепримиряющим хохотом.
13 Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 5. М.: Наука, 1976. С. 270–271.
14 Из всего этого мотивного комплекса (горе, невыразимое словом; курение как попытка притупить боль и жажда пусть и небольшого тепла одновременно; разговор о женщине как таковой и о женщине-матери, которой по самой ее природе претит убийство) можно сделать гипотетический вывод о сути страдания героини: она могла потерять ребенка (или добровольно его лишиться) в результате предательства мужчины. Настойчивое описание глаз безымянной попутчицы, «животная» их тоска, разговор об охоте и человеческой жестокости актуализирует еще один «собачий» текст — «Песнь о собаке» Сергея Есенина. Ср.: «Вон бежит собака!» и «По сугробам она бежала, / Поспевая за ним бежать...».
15 Образ водителя автобуса (спокойного Будды = бесстрастного созерцателя) можно в таком контексте соотнести с образом самого времени: как показан, например, ямщик в пушкинской «Телеге жизни»: «Катит по-прежнему телега; / Под вечер мы привыкли к ней / И, дремля, едем до ночлега — / А время гонит лошадей». Это не отменяет точки зрения О. Лекманова (см. его статью: «Он даже улыбнулся от наслаждения»: Еще об одной загадке рассказа Ю. Казакова «Вон бежит собака!» // Русский модернизм и его наследие. Коллективная монография в честь 70-летия Н.А. Богомолова. М.: НЛО, 2021. С. 755–757).
16 Тютчев Ф.И. Лирика. Т. 1. М.: Наука, 1965. С. 220. (Лит. памятники).
17 Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 17. М.: Наука, 1976. С. 224.
|
