НАБЛЮДАТЕЛЬ

незнакомый журнал

Ребенок в компании курящих юношей

журнал на коленке: сетевой культурный журнал для друзей // https://na-kolenke-zin.ru

Сетевой журнал «на коленке» своим названием намекает на некое самозабвенное кустарничество, а вместе с тем на укромную самобытность. Действительно, на его сайте читатель находит уведомление, подтверждающее такую догадку. Под словом «привет» мы видим черно-белую фотографию котят, а еще ниже следующий текст: «Журнал на коленке о добрых людях и их верных друзьях. Межкультурный и, как любят говорить в школе, метапредметный. Синкретический. Экспериментальный.

Журнал на коленке, но стоит на двух ногах или сидит на стуле с идеально прямой спиной. Бывает, что сутулится. Тогда мама говорит: “Ну не горбись!”, и он сразу же выпрямляется. Новый чужой ребенок в компании взрослых курящих юношей. Но ребенок не хочет курить, курят — от трагедий и переживаний, и хоть ребенок наш — трагичный и впечатлительный юноша, но не лучше ли зарыться головой в коленки, не лучше ли…».

Сосуществование разных планов, выраженных тут, — одновременного лежания на коленке и стояния на ногах — по всей видимости, принципиально, ведь в редакторский состав входят два поэта (Степан Самарин и Стас Мокин) и два художника (Тим Кокорин и Маша Гусарова). Соседство изобразительного и словесного характерно для авангардных практик, но и здесь можно заметить, что авангарду достается изобразительное, а умеренно формальному — искусство живого слова. Слова и другие художественные практики как будто обмениваются письмами, взаимно ища свободы выражения. Так, живописно-дневниковая подборка Олеси Конновой и прозрачно-лаконичные стихи Веры Павловой из первого номера журнала дополняются циклом коллажей Маши Гусаровой «Что дальше?», где слова завораживают своей найденностью в природном просторе, а стихи Нурии Гайнутдинновой с их почти песенной ностальгией и отважная кротость Ростислава Ярцева из третьего номера расцветают рядом с черно-белыми фото Артема Кузнецова, объединенными названием «Свет»: свет таинственно отдыхает, переливаясь в листве деревьев.

Также можно заметить и акцент на понятии доброты, журнал обращается к «добрым друзьям», что, как мне кажется, характеризует современность с ее вытаскиванием того, что раньше лишь подразумевалось, на сцену. «Доброта» слишком часто противопоставляется чьей-то злой воле, которая в итоге оказывается ничейной и с которой поэтому даже бесполезно бороться. Вот и здесь мы видим неких непроявленных юношей, «старших», которые могут научить курить. Может быть, это говорит о кризисе профессионализма как категории и шире — кризисе учебы?

Что значит учиться и чему можно научить? Если доброте, то что это такое? Американский поэт Роберт Крили на одном из последних своих выступлений говорил как раз о необходимости понимания добра после ужасов XX века (а мы можем добавить: во время ужасов последующего).

Неслучайными поэтому представляются тексты — попытки разговоров со значимыми для пишущих авторами в рубрике «Заметки». Характерно то, что пишет Евгения Цориева в эссе о Михаиле Гронасе, названном «В поиске чистого и пустого слова»: «Диалог следует начинать с попытки подобрать подходящий язык, а подходящий язык обычно находится из самого определения. Странно, конечно, ранжировать поэтов и поэтику по “уровням чистоты”, но у меня в голове есть четкое разграничение, где Кривулин, например, — чистота в виде бликов и ясность (не в смысле понятности на рациональном уровне, скорее, посмотреть и увидеть, как, двигаясь на полной скорости, колесо остается неподвижным, будто в апории про стрелу). Айги и Драгомощенко — рационально-иррациональная чистота (и слепящая пустота, в случае первого). Дашевский — чистота утреннего тумана (разумеется, утра после бессонной ночи). Бородин — чистота кристальная, сияющая и буквально ослепляющая настолько, что непонятно, цветы растут от факта его существования или факт его существования и есть растущие цветы. И я представляю, на каком языке я бы попыталась говорить про каждого из них. а для Гронаса никак не подобрать слов вне текста поэтического. (А любая попытка диалога с ним, рано или поздно, приводит меня в него)». Указанные авторы дороги Цориевой парадоксом одновременного движения и неподвижности, но как вести с неподвижностью диалог? Такому диалогу отчасти посвящена рубрика «Разговоры», в которой представлены интервью с теми, чьи имена так или иначе у многих на слуху: тут и Дмитрий Быков¹, и Дмитрий Воденников, и Лев Рубинштейн — еще один показатель непредсказуемых вкусов новых поколений пишущих авторов.

В интервью журналу «Prosodia», данному по случаю присуждения ему премии «Лицей», Степан Самарин на вопрос о своей обособленности в литературном процессе, ответил так: «Обособленно себя не позиционирую — но просто ощущаю так и тревожусь об этом. Трудно отчего-то соприкоснуться, подружиться, то есть держать добрый, обоюдно совпадающий канал связи с кем-то. А быть с другими — в этом всегда есть потребность». Думается, соединение чуткой тревоги с желанием встречи передалась его детищу. В любом случае, остается искать слово — и насколько оно окажется чистым и пустым или, наоборот, наполненным, пусть решают другие.

Алексей Чипига

1 Министерство юстиции РФ считает Д. Быкова иноагентом.