НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Гибче пластика

Екатерина Деришева. инсталляции не будет. — Алматы: UGAR.kz, 2023.

Книга — третий сборник Екатерины Деришевой, украинской поэтессы и переводчицы, работающей в пространстве русскоязычной литературы, вышедший ненамного раньше четвертого, «Топология соцветия» (Киев, «Каяла»). Эти два сборника в целом пересекаются по содержанию и неомодернистской направленности, но вы­свечивают разные аспекты картины мира Екатерины. Алматинский сборник меньше по объему, ощутимо камернее, чем киевский. В нем почти нет политики, но в полной мере явлена оптика тонких настроек, создающих отпечатки реальности или, точнее, полотно из отпечатков реальности: творческие трансформации заведомо вшиты в его ткань.

Камерность у поэтессы, мыслящей себя внутри поэзии, широко представленной в списках премии Драгомощенко и в журнале «Транслит», особая. В случае Деришевой было бы не совсем правильно говорить о лирическом субъекте и размышлять о степени целостности его сознания. Субъект здесь, скорее, мерцающий, как заметил Владимир Коркунов, «вымаранный»¹, как бы прорывающийся пунктиром через общую остраненность зрения, увязшего в объектах. Такой субъект лишен биографии, мыслеграфии, поверхностной эмоциональности. Но его присутствие так или иначе ощущается в живой ткани текстов, состоящей из наблюдений, символизаций, вспышек фантазмов и умолчаний. Все это не являет фотографическую и автофикциональную личность, но указывает на ее напряженную внутреннюю работу.

стигмы на теле воздуха

ветер обретает голоса

отретушировав говорящего

гляди как они двигаются

в сумерках безразличия

Очевидно, что на Деришеву, как и на многих русскоязычных поэтов поколения, родившегося в 1990-е, повлияло языковое письмо с его сюрреалистическими сочетаниями абстракций и конкретизаций, внутренней меланхоличностью (как у Галины Рымбу или написавшей послесловие к этой книге Екатерины Захаркив) или разверзнутой экзистенцией (как у Станиславы Могилевой или Лолиты Агамаловой). Но в то же время насыщенная предметность заставила Коркунова вспоминать вполне осязаемые тексты Андрея Сен-Сенькова. Для широты контекста я бы добавила к этому ряду и Андрея Черкасова, и Александру Цибулю, практикующих остраненность как приглашение к децентрализованному, но вполне соучастному наблюдению, прячущих субъектность за пеленой вещей и словно погружающих в плотную ауру мира, где есть все — хоть «обстоятельства по частям», хоть «путешествие на край крови». Но, главное, нет человека, состоящего из целостного тела и тривиальности, — только эманации сознания и аффекты.

И раз уж заговорили о пунктирности и медитативности, в которую погружает наблюдение, то, конечно, некоторые тексты Екатерины Деришевой не могут не напомнить о японской поэзии, ее канонах и ее иероглифике предметов. Когда ощущение этих предметов становится самоцелью.

касание

голос распадается

пирамида из бильярдных шаров

Но почему же сборник утверждает, что не будет инсталляции, если, как точно заметила Захаркив, он так или иначе из них состоит? «Подвергнутая двойному отрицанию — относящийся к ней предикат не только зачеркнут, но и предварен частицей “не”, что, конечно, усиливает ее [инcталляции] утверждение»². Вот застывают в некоторой околошкольной ирреальности «прописи деревьев» и «красная ручка солнца», вот «мутным стеклом / переливается закат / за край жизни», вот готово для любых фантазий музейное «пространство из полиэтилена / метакрилата поликарбоната и ПВХ». Однако нет, в эпоху метамодерна инсталяция как форма искусства с ее обнаженными приемами дефункционализации вещей, выстраивания композиции, монтажа и преображения пространства кажется лишенной главного: четвертого измерения динамичной соучастности, где важны модуляции голоса, мерцания пластики, в принципе, любые движения, и отнюдь не прямого характера. Они не выражают что-либо, создавая смысловой континуум, а указывают на все то же прочувствованное наличие субъекта и иногда проявляют его сложную оптику, создающую семиотический хаос и вовлекающую в него читателя. Не столько инсталляции, сколько констелляции (некоторое взаимодействие явлений и факторов), полагаю я, определяют поэтику Деришевой.

разве это дерево не умерло?

на фоне неба под мертвыми соснами

ящерица рисует звезду

[острые крылья мотылька

рассекают дыхание]

на месте ее головы ластик

холод ядерного распада

сжимает охлажденное тело ящерицы

звезд не видно

Но и это не все. Читая тексты Деришевой, нельзя не держать в уме философию постгуманизма. Например, утверждение Рози Брайдотти: «Постчеловеческое состояние вынуждает смещать разделительные линии <…> органическим и неорганическим, рожденным и произведенным, плотью и металлом, электроцепями и органическими нервными системами»³. На каком-то инстинктивном предуровне вектор подобного смешения был задан метареалистами и подхвачен новейшей поэзией, уже вполне отрефлектировавшей теоретические концепты и провидящей будущее.

Неслучайно пластик становится у Деришевой ключевым образом: одноразовый, очень гибкий и адаптивный материал, заполонивший планету, легко превращающийся в экологический мусор и меняющий окружающую среду. Соприкасающиеся с ним тела гибнут или трансформируются. Или, как написал другой харьковский поэт Александр Кочарян, «сейчас они думают о птицах, / сейчас они думают о рыбах, / шуршащие острова пластиковых кульков». За птицами и рыбами следуют люди — их тела отнюдь не защищены от интервенции пластика и внешней среды, стремительно теряющей признаки живого. А их сознание все больше коррелирует с нейросетями, искусственным интеллектом (отправляю к поэтическим опытам Евгении Сусловой, столь важной для Деришевой, Станислава Бельского и др.), и в целом стремительно развивающимся миром гаджетов, которые зачастую состоят из все тех же синтетических полимеров и пластика.

Так рождается искусственное сознание пластика, готовящегося стать одновременно ландшафтом и архитектором будущего. Так теряются физические характеристики и линейность мышления человека.

Остается только наблюдать, как зашитая в пластик поэзия пульсирует, прорывается и пытается выдать наличие того, кто обречен на неминуемую трансформацию, но пока еще где-то здесь, рядом, в мире почти привычных предметов, подсвеченных рассеянным светом, идущим из ниоткуда.

Юлия Подлубнова

1 Владимир Коркунов. В поисках имманентной речи // Знамя. — 2018. — № 7. URL: https://znamlit.ru/publication.php?id=6991.

2 Там же.

3  Рози Брайдотти. Постчеловек / пер. с англ. Д. Хамис. — М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2021. С. 173.