АРХИВ

Гражданин Домбровский

Памяти К.Ф. Турумовой-Домбровской

Многие, лично знавшие Юрия Осиповича Домбровского (1909–1978), часто подчеркивали среди других черт характера писателя его высокий гражданский темперамент.

Публикуемое письмо Домбровского, адресованное писателю, поэту, общественному деятелю Илье Эренбургу (1891–1967), стоит в ряду документов, отражающих гражданскую позицию писателя и его активность в общественной жизни страны и профессиональной сфере своего времени. Выражение таковых всегда, наряду с личными переживаниями и разговорами с людьми, немыслимо без действия-поступка. Таких поступков в жизни писателя было на протяжении многих лет немало. Приведем здесь лишь некоторые:

1956, январь — Домбровский посылает письмо члену ЦК КПСС А.Б. Аристову¹, в котором отмечает системную небрежность при ведении дел о реабилитации в Прокуратуре Союза ССР.

1966 — подписывает заявление в Президиум ХХIII съезда КПСС с просьбой об освобождении осужденных Андрея Синявского^{2, 4} и Юлия Даниэля^{3, 4}.

1968 — подписывает письмо в ЦК в защиту Александра Гинзбурга⁵, Юрия Галанскова⁶, Алексея Добровольского⁷ и Веры Лашковой⁸ (так называемый «Процесс четырех»⁹).

1974 — консультирует родных и друзей Михаила Хейфеца¹⁰ по юридическим вопросам.

Заочное знакомство Домбровского с Кириллом Косцинским (псевдоним писателя, лингвиста, фронтового разведчика, диссидента Кирилла Владимировича Успенского, 1915–1984) произошло в октябре 1959 года. Сушествует несколько писем Косцинского Домбровскому этого времени, где первый рассказывает в них о своем участии в Великой Отечественной войне, о писательских делах. Делится впечатлениями после прочтения недавно вышедшего из печати романа Домбровского «Обезьяна приходит за своим черепом». В частности, он пишет: «Только что я прочел Ваш роман “Обезьяна приходит за своим черепом” и не могу удержаться от желания написать автору о своих впечатлениях. Вам удалось написать книгу очень страшную, весьма своевременную, очень нужную, умную, яркую и талантливую. Она звучит как сигнал боевой тревоги среди ночной темноты и настоятельно требует проснуться, оглядеться кругом и взяться за оружие, потому что война еще продолжается и рано предаваться успокоению» (письмо от 26 октября 1959 года).

Через несколько месяцев, в 1960 году Косцинский был арестован УКГБ по Ленинградской области за распространение антисоветской литературы, ведение антисоветских разговоров и осужден на пять лет лишения свободы (ст. 58–10 УК). Последняя открытка от Косцинского, найденная в архиве Домбровского, относится к концу 1972 года. Это поздравление с наступающим 1973 годом, адресованное Юрию Осиповичу и Кларе Файзулаевне^{11, 12}.

Письмо, которое мы далее приводим, вероятнее всего, было передано адресату через Наталью Столярову¹³, которая к этому времени уже несколько лет была секретарем Ильи Эренбурга.

Печатается по машинописи с авторской правкой.

Ю.О. Домбровский — И.Г. Эренбургу

Уважаемый Илья Григорьевич!

Обращаюсь к Вам по делу, которое, возможно, заинтересует и Вас. Недавно в Ленинграде арестован и уже осужден за «антисоветскую агитацию» Ваш и мой коллега по Союзу писателей — Кирилл Косцинский (Успенский). Имя это мало кому известно, пишет Косцинский совсем недавно, но я его книги читал и знаю — это хороший, честный, талантливый, а главное, искренний писатель. Враг такое произведение, как, скажем, «Если мы живы» или повесть «Одни сутки», написать просто не в состоянии. Но никто из окружающих Косцинского, как я узнал, и не считает его врагом Советской власти — по общему мнению, он психастеник, находящийся в периоде острого разлада с собой и миром, болтун и только. Что и говорить, жить с таким человеком в одной квартире очень неприятно, но его государственная опасность все-таки равна нулю. Творчество же Косцинского и полезно и нужно, и свидетельство тому — переиздание его книг. (Сборник его лучших произведений — «Труд войны» переиздан Воениздатом в 1960 — т.е. в год его ареста.) Вот эта-то двойственность судеб и повергает меня в тяжелое раздумие. В самом деле, книга спокойно стоит на полке библиотеки, а автор ее сидит в тюрьме за взгляды, якобы резко противоположные тем, которые он внушает своим читателям. Но разве можно отсекать писателя от его произведений и судить их отдельно по разным счетам? Чем же тогда определяется истинная направленность писателя — неужели же не всем его творчеством, взятым в целом?

И неужели пьяная болтовня с приятелем или неприятелем важнее, весомее, а главное, истиннее всего, что является жизненным призванием человека? Это не праздный вопрос: ведь для того, чтобы осудить Косцинского за антисовет­ские высказывания, — следствию и суду потребовалось отбросить как нечто не только совершенно случайное и третьестепенное, но и заведомо должное, вводящее в заблуждение общество — весь труд его жизни, его книги. При Берии¹⁴ вопроса о книгах для следствия не существовало. Следователь знал, как на них ответить — “книги пишутся писателями только для денег и ровно ничего не значат, а вот разговоры его за стопкой водки, да анекдоты...”. И вот сначала кончали с писателем, как с человеком, не имеющим никакого отношения к его книгам, а потом уничтожали книги, как имеющие прямое отношение к писателю, как к человеку. Что это стоило советской литературе, мы с Вами (да разве одни только мы) отлично знаем. Но, скажут работники суда и следствия, не всякую же болтовню можно терпеть бесконечно.

Вероятно, это так, но тут второе мое недоумение.

Следовало ли на голову Косцинского, при всей его бестактности, спускать сразу же разящий кулак репрессии? Ведь наше государство пользуется не только мерами принуждения и пресечения, но также и мерами убеждения и преду­преждения. Так где же все это было раньше? Что ждала писательская организация? Что выжидали органы КГБ? Не в лесу же жил писатель Косцинский и не с пнями же он разговаривал? У писателя вырвали из рук перо, а кто от этого выгадал? Страна? Читатель? Крепость наших устоев? Болтовню Косцинского слышал десяток друзей и недругов, а книги его читают сотни тысяч — можно ли сравнивать эти цифры?

Одна из целей наказания в социалистическом обществе — утверждает наш Уголовный кодекс — это воздействие на других неустойчивых членов советского общества, — но что в этом отношении дает арест и осуждение Косцинского? Ведь его книги говорят сами за себя, а его арест и осуждение за антисоветскую агитацию тоже сами за себя — и это несовместимые понятия. Как же тогда верить в искренность и убежденность писателя? Как доказать, что его идейность не вид социальной мимикрии? Не следовало бы давать повод для таких вопросов и сомнений ни нам, ни Западу. Кроме того, тут вопросов-то нет. «Антисоветчик» может написать нейтральную повесть или поэму, но советскую вещь он никогда не напишет. Князь Мещерский точно так же не смог бы писать передовицы для «Колокола», как Герцен выпускать «Гражданина». Можно покривить душой раз, два, но всю жизнь работать против самого себя — невозможно. Короткий творческий путь участника Отечественной войны писателя Косцинского у нас перед глазами весь — в нем нет ничего двойственного, сомнительного, двусмысленного — это типичный путь советского писателя.

Многоуважаемый Илья Григорьевич, я не знаю Косцинского лично, но меня пугает его дело, очень пугает, хотя оно и единично. Я знаю, что тут велика беда только начать. Это несчастное дело совершенно не в духе нашего времени. Оно выглядит каким-то уродливым отголоском того времени, которое я, да и все мы, считали похороненным навек. Не тем воздухом мы сейчас дышим, не теми опасениями мучаемся, а между тем дело-то налицо. Человек сидит. Статья об агитации слишком расплывчата и неуловима — ее следовало бы хорошо сформулировать и поставить в точные рамки. Расширительно толковать ее немы­слимо. Пользоваться ею следует только в самых крайних случаях.

Моими размышлениями, страхами и сомнениями обо всем этом я решил поделиться с Вами. Вы большой человек и крупный писатель — Вам все виднее и доступнее, чем мне. Вы смотрите с большой горы. Не обессудьте же, если я написал не так. Помогите Косцинскому!

С глубоким уважением

Ю. Домбровский

Подготовка текста, публикация и комментарии Александра Морозова

1 Аристов Аверкий Борисович (1903–1973) — государственный и политический деятель, член ЦК КПСС, среди прочего курировал от ЦК Прокуратуру Союза ССР в период реабилитации осужденных.

2 Синявский Андрей Донатович (1925–1997) —  русский и французский писатель, литературовед и критик, диссидент, политзаключенный.

3 Даниэль Юлий Маркович (1925–1988) — прозаик, поэт, переводчик, диссидент.

4 В 1965–1966 году Андрей Синявский и Юлий Даниэль обвинялись в создании произведений, порочащих государственный и общественный строй, а также в передаче произведений для напечатания за границей. Синявский и Даниэль были осуждены по статье 70 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда) и приговорены судом к семи и пяти годам лишения свободы каждый.

5 Гинзбург Александр Ильич (1936–2002) — журналист, издатель, диссидент, участник правозащитного движения в СССР, член Московской Хельсинкской группы.

6 Галансков Юрий Тимофеевич (1939–1972) — поэт, диссидент.

7 Добровольский Алексей Александрович (1938–2013) — идеолог славянского неоязычества (родноверия), национал-анархист, «русский национал-социалист»; в 1950–1960-х годах участник диссидентского движения, член Народно-трудового союза русских солидаристов.

8 Лашкова Вера Иосифовна (р. 1944) — участница диссидентского движения.

9 «Процесс четырех» — А. Гинзбурга, Ю. Галанскова, А. Добровольского, В. Лашковой — проходил 8–12 января 1968 года в Мосгорсуде . Обвиняемые были приговорены по ст. 70 УК к пяти, семи, двум и одному году лишения свободы соответственно.

10 Хейфец Михаил Рувимович (1934–2019) — русский советский и израильский писатель, автор работ по истории, журналист, диссидент. В 1974 году арестован и осужден на четыре года исправительно-трудовых лагерей и два года ссылки за написанное предисловие к сборнику сочинений Иосифа Бродского, а также за изготовление, хранение, распространение книги Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?».

11 Клара Файзулаевна Турумова-Домбровская (1940–2022) — жена Ю.О. Домбровского, филолог, член общества «Возвращение».

12 В отчестве К.Ф. Турумовой-Домбровской, вопреки тому, что часто пишут в интернете, именно одна буква «л», так было в ее паспорте. — Прим. ред.

13 Столярова Наталья Ивановна (1912–1984) — видная деятельница диссидентского движения, с 1956 по 1967 год секретарь Ильи Эренбурга.

14 Берия Лаврентий Павлович (1899–1953) — государственный и партийный деятель, министр внутренних дел СССР.