НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Мертвый холодильник

Леонид Александровский. Приехал в город (Ким Ки Дук). — Санкт-Петербург: Jaromír Hladík press, 2022.

«Приехал в город (Ким Ки Дук)» — очередная книга концептуального издательства Игоря Булатовского «Jaromír Hladík press», призывающая к размышлениям о смысле художественного творчества — в данном случае киноискусства. Что интересно, «Хладик», специализирующийся в основном на художественной литературе о музыке и музыкантах, вдруг выпустил параллельно две книги, посвященные скандальным режиссерам: одновременно с «Ким Ки Дуком» вышел «Секс с фон Триером» Андрея Бычкова.

«Приехал в город...» — не первый, но дебютный роман, точнее, мини-роман — восемьдесят страниц формата А5 — поэта, писателя и кинокритика Леонида Александровского. Текст представляет собой реконструкцию сознания Ким Ки Дука — по сути, его воображаемый предсмертный внутренний монолог.

«Ким Ки Дук умер в Риге 11 декабря 2020 года от последствий ковида, — предпослана мини-роману авторская ремарка. — Умирая, он не переставал думать о Москве».

«В какой-то момент понимаешь, что жизненный проект провалился и пора накладывать на себя руки. Когда новый фильм не получает тот же приз, что и предыдущий, он перестает существовать в сознании как нечто, достойное прикосновения».

Реконструируя ход мысли селебрити-провокатора, воплотившего, как писал Антон Долин, «все крайности радикального авторского кинематографа», деконструктора ценностей, смыслов, а под занавес и киноязыка, — последние фильмы Ким Ки Дук снял на видеокамеру, поправ все представления о качестве, — Александровский обращается к эстетизации темной стороны морали, упадка, дна, боли и пессимизма. И ему удается виртуозно воссоздать этот внутренний голос, прорастить образ режиссера-бунтаря в словесность — подобно Мичурину, прирастившему яблоневые почки к груше.

«Кто-то из dolboyebi назвал меня “хореографом скотства”, ну уж нет, увольте. “Хореограф” — что-то совсем низменное, даже в “кинорежиссере” больше достоинства. Когда балет был дворянским борделем и туда приходили выбрать девочку на вечер, в нем был определенный смысл. Швабры в пачках, соскочившие с надувного банана... Когда слушаю “Жар-птицу”, никогда не думаю о Нижинском, скакавшем под нее козлом. Говорят, его фамилия на каком-то славянском языке означает “расстегнутая ширинка”».

Стилистически «Приехал в город...» —уверенный, крепкий текст с высокой мрачной энергетикой, соответствующей напряжению фильмов Ким Ки Дука, текст, увлекающий своей динамикой и агрессией, образец острого, парадоксального фразового мышления. Александровский свободно подхватывает излюбленную тональность южнокорейского режиссера и лихо импровизирует в ней, отображая причудливый деконструктив внутреннего мира короля «азиатского экстрима» и его восприятие собственной художественной реальности — мы видим удивительную соэнергичность стиля автора и творческого почерка его героя, начиная от «идеи скромной порнушки» на третьей странице и заканчивая тем, как текст подводится к финалу: автор ожидаемо ставит многоточие, оставив гармонию без разрешения, «сливая» текст-метафору творчества так же, как режиссер «слил» — намеренно или нет — прежний уровень эстетической состоятельности в своем последнем фильме «Растворение».

«После “Пьеты” я решил больше не снимать фильмы для призов. Уезжал за границу, находил идиотку с деньгами, мечтавшую стать продюсершей. Писал сценарий за три дня. Брал бездарных студентов на главные роли, сам все снимал на видео. Называл это просто “съемками”. Где-то прочитал: Стравинский называл свои додекафонные пьесы “вещами”. Мои последние фильмы — про освобождение от химеры качества, в них бьется горячее сердце свиньи. Самое родное нашему. В азиат­ском кино никогда не думали о “качестве”. Западная чушь».

В уста Ким Ки Дука Александровский часто вкладывает довольно едкие суждения о ценностях современного кинематографа («Взять с собой молодую сучку в Париж, швырнуть ей в компаньонки черную кошку. Заспать по плацкартам. Снимать, как она шляется по кладбищам и попрошайничает. Вот вам кино!»; «Кино оправдывает любую чушь, просто ее показывая. Представьте любой из моих фильмов в виде книги. Кто-нибудь стал бы читать такое дерьмо?»),проясняет смысл его собственных картин, предлагает трактовку метафор и подтекстов («В финале “Пустого дома” я попытался показать физическое измерение того, что в Голливуде называют haunting. Скольжение воплощенного, но бездомного духа по чужим интерьерам»; «“Сеть” — последний фильм, где Корея еще фигурирует как идея. После этого она перестала жить во мне, как я в ней. Художник в своей стране — всегда пятая нога») и, наконец, подводит к резюме о том, что фильмы, снятые Ким Ки Дуком, — по сути, немые: «Картины не разговаривают. О чем говорить с современными людьми? Все уже давно сказано».

Некому говорить — но есть ли еще что сказать? Между строк Александровский объясняет позднее творчество — да, кажется, и мировосприятие Ким Ки Дука, — приводя следующую метафору творческой смерти:

«Размороженный холодильник пахнет гниющей мертвечиной, что довольно странно, учитывая популярность выражения “хладный труп”. Как я понимаю, дело тут не в температурных превратностях, а в том, что размороженный холодильник сам по себе — труп. Причем полный, ведь у холодильника не может быть второй, “эстетической” жизни. У моих родителей в детстве был очень красивый радиоприемник-фольксэмпфенгер, который стоял в гостиной еще много лет после того, как перестал работать. Кто оставит на кухне неработающий холодильник?

Выкидывая на помойку торшер или обогреватель, я всегда думал о том, жив он или мертв. Собиратели винтажных предметов — коллекционеры трупов, вроде военачальников. <…> Вещи-носферату, лишенные теплого тела, но сосущие кровь, — мир будущего. В нем не имеет смысла жить».

И человек уходит из мира, который стал для него бесприютным, бессмысленным и пустым. Нет, он не забирает его с собой. Он растворяется.

Евгения Доброва