НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Выход «в поле»

Ната Сучкова. Каракули из тоненькой тетради. — [б.м.] : Издательские решения, 2022.

О великий, могучий, правдивый и свободный русский язык… Слова в нем, на первый взгляд составленные как уменьшительно-ласкательные, могут использоваться для передачи отнюдь не милых ассоциаций. Милыми, допустим, бывают рыбка, теленок или котик, но как может быть милым простой русский мужик? Именно мужик, а не мужичок. Да, русский язык тем и удивителен, что позволяет за счет особых речевых и стилистических характеристик создавать почти что диссонансные образы. И именно так воспринимаются герои стихотворений Наты Сучковой из сборника «Каракули из тоненькой тетради».

Виртуозно совмещая разноплановые лексические приемы, Сучкова буквально превращает северо-западную (да и центральную) часть России в трансцендентную субкультуру, где смешались фольклорные традиции, христианство, похмельные привычки, деревенский быт и тюремный жаргон. И вот ведь какой парадокс: вся эта лексическая резкость и инаковость — а к жаргонизмам добавляются устаревшие и разговорные слова, регионализмы, церковнославянский язык — порождает чуть ли не убаюкивающую атмосферу, обволакивающую, завораживающую и при этом ни­сколько не выпадающую из современного контекста.

Чтение «Каракулей» напоминает небольшую студенческую прогулку в рамках этнографической экспедиции. При этом наряду с первокурсником-читателем в этом путешествии неизменно участвует и выпускник-нарратор — повествующий наблюдатель, который обретет собственный голос только во второй половине сборника. А до тех пор — следить и фиксировать. Да, опытный студент со старших курсов знает, что не нужно «в поле» перетягивать внимание на себя. Пусть разговор идет туда, куда он идет, и вологодская речь течет, обнажая подводные камни, без искусственных изменений русла.

Тянется расхристанная музыка

вслед за теплоходиком двужильным.

Мужики красивые и русские

закусон нехитрый разложили.

Дайте нам краюшку и довесочек,

остальное мы допишем сами.

Бог забыл задернуть занавесочку —

мы за занавесочку заглянем.

С кем же ведет беседу и за кем записывает поэт-«этнограф» Ната Сучкова? Обрывки диалогов рисуют перед нами чудаковатых персонажей, застывающих в кон­кретных мизансценах. Впрочем, чудаковатость не равна мечтательности или романтичности. Скорее, это типаж дурака, прожженного опытом и оттого понимающего, что дураком порой быть безопаснее и приятней. Герои стихотворений Сучковой прочно стоят на ногах, пусть и не в прямом смысле, а в метафорическом. А помогает им укоренившийся жизненный уклад, состоящий из однообразных бытовых ритуалов, иногда губительных для тела, но спасительных для души.

В этой ситуации, конечно, повествователю тоже надобно «заземлиться». Иначе оценивание героев между строк неизбежно: пожалеть да приласкать либо попричитать и поморализаторствовать. И то и другое не присуще Сучковой, которая избегает рефлексии благодаря позиции наблюдателя, если не сказать —архивариуса культурно-языкового кода. Сдерживает эту оценку и связь с родными краями. Отсюда и появление топонимов, и воспоминания о семье и собственном взрослении, которые встраиваются в эту географию. Вторая часть книги, по сути, — поиск ответа на невысказанный вопрос: почему я хочу (и могу) давать этим людям голос в своих стихах? Что из этой культуры сформировало меня и превратило слово (и шире — поэзию) в лакмусовую бумажку?

Вот моя страна — флисовая кофта

серые дома — розовый и желтый,

из окна — слова, песенка и, в общем,

грустная она, а другой не хочешь.

Вот реки волна — флисовая складка,

горькая трава, а на сгибе — сладко,

за рекой — дома, за домами снова —

сторона-страна, ничего такого.

Безоценочная поэтическая интонация, невзирая на всю лексическую зрелость, может казаться местами незрелой и наивной. Но вывод, скорее, поспешен: наблюдатель перенимает повадки героев и сливается с ними в языке, чтобы не отсвечивать самому. И в то же время есть в этих стихах действительно нечто детское: прямой, чистый и пристальный взгляд на неприглядные подробности и повседневной жизни, и целых страниц в истории страны.

Каракули в тетради — это не только про незамысловатые рисунки ребенка. Это и наспех сделанная заметка в этнографическом дневнике, и неразборчивый текст, написанный рукой, трясущейся из-за алкогольного тремора, и простецкая роспись малограмотного человека. Но вот о каких каракулях речи точно не идет, так это о тех, которые мы выводим от скуки во время затянувшегося телефонного звонка. Ибо автор стихов не бездействует в ожидании, а слушает и слышит, сохраняя и концентрацию, и дистанцию, чтобы не приукрашивать каракули несовершенного мира и не пытаться подавать их как каракулевые шапку и шубу — бессмысленные сейчас, но некогда дорогостоящие артефакты из прошлого.

Ясность взора и спокойствие наблюдателя «уравнивают в правах» и атрибуты современности (айфоны, сапсаны, пиццу и т.д.), и народные присказки (например, пироги с котятами), и целый ряд озвученных или подразумеваемых имен — от Пушкина, Батюшкова и Вяземского к Блоку, Мандельштаму и Крученых. Впрочем, если уж говорить о литературном родстве, то стихи Сучковой не просто лежат в плоскости фольклорной традиции, а отсылают к потешкам, небылицам и шарадам, которые в равной степени адресованы и детям, и взрослым.

Если что-то происходит, это что-то неспроста:

поезда от нас не ходят, не летают поезда.

Это нам придумал кто-то — попади под хвост вожжа! —

не садятся самолеты, только с птицами кружат.

Вот, стоим посередине самой матушки России:

Слева — снег, а справа — мох.

Это — мерзлое болото, это — ссыльная икота.

Хорошо придумал кто-то: мы на лыжах, с нами Бог.

Такая интонация завуалированных загадок сродни поэзии Корнея Чуковского, Михаила Яснова или английскому фольклору, представленному в детской литературе переводами того же Чуковского, Маршака и Заходера. И здесь даже старая дразнилка «There was a crooked man» при тщательном разборе оказывается зашифрованным отражением англо-шотландских взаимоотношений. Впрочем, великая и могучая русская литература тем и удивительна, что иногда синие занавески — это просто синие занавески. Главное — за них заглянуть.

Екатерина Агеева

Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией писателей и издателей России (АСПИР).