К 100-ЛЕТИЮ ГРИГОРИЯ БАКЛАНОВА

Александр Ливергант

Един в трех лицах

Для одних Григорий Бакланов — известный писатель, «яркий представитель», как писали (пишут?) в школьных учебниках, «лейтенантской прозы»; далеко не все сегодня понимают, что значит это словосочетание. Для других — многолетний главред одного из самых видных наших «толстяков» — «Знамени».

Для меня же Григорий Яковлевич (Бакланов всегда, неизменно обращался ко всем, и ко мне тоже, несмотря на разницу в возрасте, по имени-отчеству) был инициатором и руководителем «Пушкинской библиотеки» — стотомника лучших произведений русской литературы, выходившего в московском издательстве «Слово».

В конце девяностых — начале нулевых имя филантропа Джорджа Сороса (не к ночи будь помянут) было у всех на виду и на слуху. Фонд Сороса, сейчас забытый, а иной раз и проклинаемый, сделал для России много, очень много полезного. От интернета до переводных книг по гуманитарным наукам, от учебников до культурных проектов и поддержки тех же многострадальных толстых журналов. Впрочем, книжные проекты Сорос недолюбливал, поддерживал не­охотно, усматривал в них коммерческую выгоду.

Но члену Наблюдательного совета (страткома) фонда, известному прозаику Григорию Бакланову Сорос отказать не мог. И сейчас во многих библиотеках России стоят темно-синие, в золоте, внушительные тома — от «Повести временных лет» до Шаламова, от Фета до Бродского.

Бакланов был упрям и последователен, на каждом заседании страткома напоминал — вежливо, но твердо, бескомпромиссно, — каким подарком для российского книгочея будет «Пушкинская библиотека». Обошелся подарок за­океанскому филантропу в цифру со многими нулями, но получился на славу.

На правлении проекта «Пушкинская библиотека» шли горячие споры: выпускать двухтомник Тургенева или однотомник, включить в трехтомник Достоевского «Подростка» или лучше малую прозу. (Победил «Подросток»: Бакланова, руководителя проекта, уговорил член редакционной коллегии Лихачев.)

Бакланов и тут был вежлив, корректен (пожалуй, его главная, самая подкупающая черта), однако и он, случалось, вступал в бурный спор со своим старым другом Лазарем Лазаревым — каким быть трехтомнику военной прозы. Старики, как в свое время на фронте, не уступали друг другу «ни пяди земли»; оба эту тему знали досконально: Бакланов как прозаик, Лазарев как критик.

Говорят, сегодня многие книги, поддержанные фондом, в том числе и «Пушкинскую библиотеку», выносят на помойку и чуть ли не сжигают. Не хочется в это верить, но, если это так, хорошо, что Бакланов не дожил.

Лично я знал Бакланова плохо и мало, если и разговаривали, то больше о делах, и писать о нем подробно, с близкого, так сказать, расстояния, не возьмусь. Да, вежлив, образцово воспитан, подтянут — джентльмен, корректен, и — может, самое главное — предан делу. И как прозаик, и как редактор журнала, и как вдохновитель стотомной «Пушкинской библиотеки».

Един в трех лицах.