В конце времён ответишь вдруг за всё. Стихи. Александр Закуренко
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 10, 2024

№ 9, 2024

№ 8, 2024
№ 7, 2024

№ 6, 2024

№ 5, 2024
№ 4, 2024

№ 3, 2024

№ 2, 2024
№ 1, 2024

№ 12, 2023

№ 11, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Об авторе | Александр Юрьевич Закуренко — (20 июня 1962 года, Львов). Поступил на мехмат Киевского государственного университета, но вынужден был расстаться с учёбой. Работал грузчиком, санитаром «Скорой помощи», медбратом, охранником, разнорабочим в заповеднике «Михайловское». В 1987 году окончил Литинститут им. М. Горького. В 1989–1990 годах был докторантом Колумбийского университета по специальности «Русская литература Серебряного века». С 1993 года преподает литературу в московских школах. Стихи, проза, научные работы печатались в России и за рубежом, на счету автора множество опубликованных статей по вопросам русской и европейской литературы, философии, богословия. Стихи в «Знамени»: «Дрожанье стрекозы» (№ 9, 2010), «Если сможешь — стерпи…» (№ 10, 2022). Живет в Москве.




Александр Закуренко

В конце времён ответишь вдруг за всё


* * *

В стране снегов, где места нет любви

И бьют под дых любого инородца,

Осталось только лечь и уколоться

В стране снегов, где не найти любви.


Я помню, как в квартире номер шесть

Шерстил метаметафорист нетрезвый

Слова и словно в небе выстрел резвый

Разбужен был в квартире номер шесть.


Потом гутарили, цедили то да сё

Сквозь сито слов в напиток багроватый,

И мнилось, что ни в чём не виноватый

В конце времён ответишь вдруг за всё.


И я спросил почти как у менялы —

Скажи, пиит, зачем писать стихи

В стране снегов, в миру голов лихих?

И напивались мы мало-помалу.


Я пью опять и проклинаю стужу,

Здесь умирать, что спиртом раны жечь,

Чтобы сполна не сечь, а ладить речь

И вырваться из хосписа наружу.


Чтоб позабыть палату номер семь,

Перескочив сей жизни единицу,

Стать на лету вдруг невесомей птицы

И с песнею замёрзнуть насовсем.


И жжёт глагол у бездны на краю.

Я замечаю, сколько я не пью.

Встаёт страна от края и до края,

И снег из букв — Отечества язык —

Пронзает сердце и вовнутрь проник

И шепчет о любви, любви не зная.



* * *

Я с дыркой в животе лежу на поле боя,

Пока был жив — один, а после смерти — двое.


Один влюблялся, пел, рифмачил, пиво кушал,

Другой молитвой жил и ночью Бога слушал.


Тот первый — воевал и защищал отчизну,

Второй — ему пенял и ненавидел схизму.


Но вот пришла война, впаялась чёрным дулом,

И первого вина пошла подземным гулом,


И под стопами вдруг взорвалась у второго.

Соединил нас круг конечного земного,


И оба к высоте мы устремились вящей,

Он — с дыркой в животе, а я — с ружьём дымящим.



In memory of J. Brodsky


I.


1.

Ты снова прав. И смерть зиме сродни,

И траурный ландшафт сродни Шопену.

Так человек, споткнувшись посреди

Цитаты, с криком падает на сцену.

Так Бога встретивший, проговорив «Гряди!»,

Уходит вверх, и Бог идёт на смену.


2.

Жизнь заполняется словами и людьми,

И завершается прощаньем и прощеньем.

Смерть — запятая, точка, нота «Ми»,

Всего лишь пауза перед финальным пеньем,

И если хор оплакивает мир,

То мир готовит хору погребенье.


3.

Твой каталог исчерпан, завершён.

Всё перечислено, расставлено, воспето.

Ты так устал, что, отплывая в сон,

Вслед за собой свой голос, как комета,

Уводишь в будущее, там, где нет имён

И может отдохнуть душа поэта.


4.

Мы остаёмся в полной немоте,

И слово, как секунда, исчезает

Быстрей, чем губы принимают те

Рельефы, очертанья, голоса и

Родные звуки. Что там, в полноте,

Где Речь своих поэтов принимает?


5.

Там спят во сне и наяву живут,

Там жить хотят, но до сих пор воюют,

Из камня город, как из горла, пьют,

Невой закусывая. Поминают всуе.

И профиль твой — для облаков приют,

Иглой адмиралтейскою рисуют.


6.

Зима в России кажется острей,

Зима в Нью-Йорке, кажется, добрее.

Но Родина не там, где палачей

Следы клубятся, и не там, где феи

Твой прах укладывают тихо, как детей,

А там, где Время в пригорошнях зреет.


7.

Земля — не крест, но и её снести

Не всякому под силу. Лишь такому,

Кто с ангелами говорил, в горсти

Нёс сердце собственное. По дороге к дому,

Где ждёт Отец, последнее «Прости!»,

Согласно прошлому. И доброму, и злому.



II.


Он уходил в Поэзию и там

Свободным становился и счастливым,

Обозначал предметы и явленья,

Бузил с грядущим, в прошлом куролесил,

Шептался с парками и с Хроносом шутил,

И был любим, и был обманут так же,

Как некогда Адам, но как Адам

Смерть с Евой разделил, так он — судьбу

С эпохой разделил. И стал — эпохой.



III.


Солнце, землю отпусти:

соловей пространства стих.

Русской речи за бугром

был подарен новый дом.


Дом бывает там, где Дух

веет и ласкает слух,

любит нас и вместе с тем

не городит новых стен.


Цыц, Эвтерпа, не спеши!

Лучший звук струны — души

голосок над пустотой,

переполненной судьбой.


Говори, поэт, гробам,

как прекрасен мира храм,

если наш Господь с креста

меч вложил в твои уста.


Ты ушёл, но всякий звук,

если он есть оттиск мук

совершенства, благодать

будет людям отдавать.


Человеческий предел:

дом-музей для сонма тел,

а потом — страницы плеск,

город, речка, тропка, лес


и опушка, вся в огне:

Солнца, жгучего вовне,

но ласкающего нас

теплотой отцовских глаз.


Шум луча, молитвы песнь,

в этом, кроме боли, есть,

как в пустыне от ручья,

слова ладная струя.


                                    24.05.2023



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru