НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

В поисках утраченного довоенного времени

Михаил Шевелев. Довоенная книга: рассказы — М.: Время, 2022.

Иногда случается так, что произведение, написанное с определенным замыслом, идеей, перестает считаться с тем, что закладывал в него автор, и обретает совсем иной смысл. Такая судьба, например, у писем из прошлого — когда вы случайно находите непрочитанное письмо четвертьвековой давности. Та же участь постигла и книгу Михаила Шевелева — написанная в одной реальности, издана она была совершенно в другой. Задуманная, возможно, как ряд очерков об окружающей действительности, книга получила другое значение — анамнеза болезни, раковой опухоли, которая распространила метастазы по всему телу. Хотя, пожалуй, «раковая опухоль» — не лучшее определение. Сам автор в книге дал более точное название этой болезни: «бабка растерялась и минуты три слушала отчет о ходе партийного строительства. Потом вынесла диагноз. “Злокачественная ***ня”, — сказала она сочувственно».

Книга так и называется, искренне и четко, «Довоенная книга: рассказы», обнажая главный вопрос: «как?», становясь посланием из прошлого в будущее, чтобы напомнить нам, как все начиналось. Ее автор родился в 1959 году. Окончил Московский государственный институт иностранных языков. До 1990-го работал переводчиком. С 1990-го по 2005-й — обозреватель, редактор отдела, ответственный секретарь, заместитель главного редактора в еженедельнике «Московские новости». В 2001–2002 годах был главным редактором сатирического журнала «Самиздат», а затем несколько лет работал на радиостанции «Свобода». Но в 2014 году заниматься журналистикой дальше стало невозможно, потому что она стала требовать слишком много компромиссов. При этом, по собственному признанию автора, «средств массовой информации не осталось, а зуд вот этот — буквы складывать в слова, потом в предложения и абзацы — никуда не делся». Думаю, под словом «зуд» все-таки надо понимать не что иное, как отчаянную попытку, падая в пропасть, махать несуществующими крыльями, попытаться сделать хоть что-то, чтобы остановить маховик истории. Потому что всем необходимым историческим компромиссам если и есть что противопоставить, то это субъективность искусства. Это как бежать на вражеский танк с детской сабелькой. Но именно так, как ни странно, и можно обратить его вспять. «Так и было принято решение написать “Довоенную книгу”, которая была сдана в издательство за три месяца… до февраля 2022 года».

Поэтика противопоставления субъективного объективному — тема, безусловно, не новая. Достаточно вспомнить «Капитанскую дочку» Пушкина с темой человека в круговороте истории. Да и, как мне кажется, все обаяние прозы Довлатова именно в этом — его читают именно за потрясающе прорисованную субъективность. Кстати, у Шевелева есть прекрасная фраза на эту тему, которая могла бы стать определением жанра «Довоенной книги»: «здесь все дышит Пушкиным. А Довлатовым разит». Впрочем, у такой радикальной формы утверждения субъективного есть и опасная грань — скатиться до уровня местечкового анекдота. Думаю, что заветные мечты многих журналистов написать свой роман разбиваются именно об этот айсберг. Но с «Довоенной книгой» это никак не связано. Потому что, во-первых, жанровость очерка преодолена ключевым вопросом русского экзистенциализма: «коллективная ответственность начинается с индивидуальной». А во-вторых, сама история определила, что книге уготована совсем другая судьба, и читатели ее ищут не смешные истории, а ответы на какие-то самые страшные вопросы.

Если вы были когда-нибудь в зеркальном лабиринте, где десятки зеркал отображают вас со всех сторон и переворачивают, то, думаю, ощущение от книги Шевелева покажется вам знакомым. Простая сцена из одного рассказа книги — жена провожает мужа и говорит ему, как бы в шутку: «Не забывай, сказала мама, что первого сентября у меня день рождения, я уже всех позвала, будет неудобно, если тебя убьют». Вроде как и улыбнуться можно, можно было бы, оставаясь в парадигме довоенной реальности, но, увы, мы уже не там. И в ней эта фраза звучит совершенно иначе, заставляя иначе посмотреть на… да, пожалуй, вообще на все. На сайте одного книжного магазина анонимный автор оставил такой отзыв/вопль о книге: «прекрасная летопись недавней повседневности моей страны, которую я не замечал, а теперь локти чешутся, а они локти... не покусать их».

Этот зеркальный лабиринт, в который превратила книгу Шевелева наша реальность, заставляет почувствовать себя Евгением из «Медного всадника», который не выдержал столкновения с историей. И объяснение тут очень простое — «Довоенная книга» при всей ее кажущейся простоте делает с читателем то же самое. Знаете, что такое история? Это не учебник и выученные по заданию учительницы параграфы, это, например, «танк проезжал, случайно дом задел, а там такая постройка — ей много не надо, ее и завалило. Хорошо, дети в подвале были» или «в тридцать восьмом деда по лагерям не мучили, сразу расстреляли. После пятьдесят шестого сообщили, что напрасно так поступили». И объяснение тут очень простое: «что с точки истории — плюнуть и растереть, а для одной человеческой жизни — много». Потому что, оказавшись в этом зеркальном лабиринте времен, где мы не знаем — отражение мы видим, иллюзию или выход, вдруг становится предельно ясно только одно: «где начинаются обобщения, заканчиваются живые люди».

Как преодолеть эти обобщения? Как выйти из этого времени исторических событий, окрашенных геополитической красной краской? Есть ли выход из этого зеркального лабиринта, калейдоскопа реальностей, гусеницами танка, невзначай пережевывающего наши жизни? «Время, в которое мы все живем — да, без слез на него не взглянешь, но бывало и много хуже. И когда-нибудь и оно закончится. Важно этот момент застать людьми. И тогда все будет хорошо. В крайнем случае — как обычно». И, возможно, синоним рая — это не «империя», а примерно так: «в принципе, в моем представлении рай выглядит так. Пес выгулян и накормлен. Коньяк еще остался. Телефон сел, зарядка потеряна. Интернет отключен за неуплату. Но телевизор работает, по нему показывают “Манчестер” — “Бавария” девяносто девятого года. Все живы. Собака в этой конструкции — очень важный элемент».

Говорят, что настоящие книги проходят испытание временем. И это правда. Сложно сказать, повезло ли «Довоенной книге» или нет, но так уж вышло, что уже в момент своего выхода ей пришлось это испытание пройти. И, кажется, более чем успешно. Ей, судя по всему, уготована роль голема — существа, созданного для защиты своего народа. Ведь и в образе голема как бы легализуется идея усиленной борьбы со злом, переступающая границы общепринятых правил. Кстати, как и «Довоенная книга», голем, по легенде, превышает свои «полномочия», заявляет свою волю, противоречащую воле его создателя.

Ярослав Соколов