НАБЛЮДАТЕЛЬ
рецензии
За-Я-умь
Софья Суркова. Лазурь и злые духи. — М.: ОГИ, 2023. — (Флаги. Поэтическая серия).
«Лазурь и злые духи» — дебютный сборник Софьи Сурковой и одна из двух первых книг поэтической серии журнала «Флаги», подготовленной совместно с издательством «ОГИ». Суркова — яркая представительница поколения двадцатилетних (р. 1999), студентка Литературного института, редакторка журналов «FEMINIST ORGY MAFIA» и «Сверхновый Карфаген». Публиковалась в журналах «Флаги», «Ф-письмо», «Воздух» и других, вошла в шорт-лист молодежной поэтической премии «Цикада» (2021).
В предисловии к изданию Оксана Васякина пишет, что Суркова — продолжательница традиции, заданной Хлебниковым. Действительно, при чтении ее стихов вспоминаются Хлебников, Крученых, Гнедов: «и молчит он, и не говорит, / и слышится только: вры и рвы / гла и мгла». У Сурковой не просто заумь — в ее текстах много искреннего, эротичного, в них невероятно много любви, много «я». Это — за-Я-умь. Здесь нет альтернативы языку, здесь мы попадаем внутрь него. Суркова ничего не изобретает, она дает речи прорасти через себя, разнести споры: «ты есть то / а все что не то — лишь ненанесение, звукастая система огласовок, а если / не веришь мне, то лучше верь — немверь речевата».
Эта книга — необъятный мицелий; в ней не найти нарратива, не распутать нити грибницы. Тексты здесь хаотичны и полистилистичны, как сама жизнь. Стихи Сурковой сопротивляются интерпретации, но их и не хочется разгадывать — они работают аудиально: «А между / круглых и круглых яяблоонь / выжат домий пчелинок: мы / шли по их городу, а их город был звук. / Весь август звук нас тяготил; / он — предел; / объята злостной болью, я / разобрала акустику города, становление звука / его слова — их я унесла с собой / (все искажалось, и все счернело, но их / я унесла с собой». Поэтесса расширяет пространство, организуя звуковой ландшафт. Как слепой стуком трости определяет границы помещения, так и мы ориентируемся в мире Сурковой — здесь все подсказано звуком.
На презентации «Лазури и злых духов» литературный критик и исследователь Илья Морозов отметил, что язык в книге — праязык, «язык-ребенок», за которым читатель наблюдает. С этим высказыванием на той же презентации поспорила Оксана Васякина, сказав, что логика вселенной Сурковой противоречит времени, в этом мире не может быть «прото-» и «пост-», не может быть детства. Еще в предисловии к сборнику Васякина писала: «ни в коем случае не нужно думать, что эти стихи инфантильны». Возможно, эти тексты, правда, не детские — но они ценят детство. Они напоминают мультфильмы: здесь и динамичная смена кадров («и податливый ключок его ремчного дома, / в котором одна табличка висит, такая: / «плюгавая лимита ищет работу», / никак не откроет замок. // Ха! холм! / я украла у тебя эту землю — / все стало словом, и все чахнет, как слово, / твоя земля была здесь / а опустилась / вот сюда»), и яркие персонажи («И все пришли: евнух / и егерь (а ведь кто-то из них жабий сын), / живая ежиха, ослица, дельфиноорел, / бессмертные лебеди, люди-драконы, / музыкальные клоуны и трубачи и / их шестисотая кошка»), а почти каждый объект в этих текстах будто акцентирован звуковым эффектом («кровь-кровь», «ц-апля», «йазык», «яяблоони», «яблоони», «яяблони»). Здесь письмо больше не проводник — оно автономно: эти тексты и этот мир настолько субъектны, что мы будто перестаем быть.
Вселенная, творимая Сурковой, фрактальна: звук, образ, текст, книга — каждый фрагмент одновременно замыкается в себе и перетекает в другой: «мир схлопнулся / в кротовую нору / в борт воздушного судна / в честивый дом мистера Брауна». Дом мистера Брауна — дом-гриб; книга — грибница, каждый гриб-текст которой уникален (в первую очередь благодаря тому, что Суркова использует разные — порой несовместимые — стратегии письма в пределах книги и даже одного произведения, что заметно в центральной поэме «Лазурь и злые духи»).
Энергия по книге умышленно распределена неравномерно. Вот, например, «Стихотворение на несуществующем языке»: «омтчи зазумбые в лемсеннем ямбе / трумжат жамбушки окололимца / яблоколимца древясимстые / руковимтые — упрамчиваю — зачеммные?» Подобно «глокой куздре», стихотворение создано на основе русского языка, мы даже встречаем знакомые слова: «время», «нашлись», «жабушки». Это стихотворение напоминает нашумевшее изображение, смоделированное с целью передать состояние человека в момент инсульта и в первые минуты после него. Мир выглядит навязчиво знакомым, но ничего не получается распознать — так, мы встречаем конструкции: «пресыхамет в оттамянии», «полисок еневеет», «в лемсеннем ямбе», — фразы кажутся нам интуитивно понятными, но интерпретировать их не получается (из-за чего текст внушает тревогу). «Перевод стихотворения на несуществующем языке»: «душа внутри тела тело в плену», — будто намекает на то, что стихотворение стремится передать состояние души, обреченной находиться в смертном (больном) теле.
Отдельно хочется сказать про приложение «Rehab», название которого, скорее всего, отсылает нас к песне Эми Уайнхаус, умершей из-за алкогольного отравления и пополнившей «клуб 27» в июле 2011 года.
Суркова пишет: «3 января 2018 года я попала в реабилитационный центр <…> и пробыла там семь месяцев. Я просила разных людей рассказать мне про их жизнь и историю употребления <…>». «Rehab» состоит из семи стихотворений, записанных в единой форме, напоминающей анкету. Эти тексты, полные боли, вызывают одновременно ужас и сочувствие. Вот, например, реплики Леши, который «начал пить и курить в 11 лет» и «бахал внутривенно фен до 21 года»: «мать жалко и сестру, доверия нет, / надоело торчать, я и через церковь пробовал — / не вышло, вот / теперь через Анонимных пытаюсь». Поэтесса не делает выводов, но мастерски складывает текст из услышанного: «однажды батя отвез меня на охотхозяйство, / оставил там трем дядькам / (потом я узнал, что он меня продал) / короче, у двоих дядек был СПИД, а третий / специально с ними баянами менялся, / посмотреть, заразится или нет. Потом все трое умерли».
Создавая тексты, поэтесса переключается между стилями, избавляясь и избавляя нас от предрассудка языка. «Лазурь и злые духи» — это смелый дебют как самой Софьи, так и поэтической серии журнала «Флаги».
«Однажды мы перестанем мучить / неделимое туловище языка и / открутим все слова от значений / чтобы они так просто болтались в воздухе / мы все станем языковники / И я больше ни слова не произнесу членораздельно».
Лана Ленкова
|