НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Внутри кастинга

Денис Сорокотягин. Синдром Шишигина. — М.: ТД Никея, 2023.

На фронтоне и внутри издания о книге отзываются два писателя: Леонид Юзефович, определяющий прозу Сорокотягина как «нерв, и сострадание, и болезненную память о том, что прошло, но не уходит», и Андрей Рубанов, называющий эту прозу «умной, минималистской, исповедальной — то есть честной».

Повесть «Синдром Шишигина», давшую название сборнику, предваряют рассказы, подводящие читателя «разогретым» к главному тексту.

Сборник — городская проза с персонажами от бомжа у ИТАР-ТАСС до поисковиков отряда «ЛизаАлерт»; от провинциала, мечтающего жить на Чистых до девяностооднолетней москвички из Гнездниковского переулка, муж которой строил Останкинскую башню. Причем городская проза разных городов: от глубинных провинциальных через мощные уральские к столице, где автор — хроникер-наблюдатель.

Сорокотягин — не просто наблюдатель, он принимает участие в каждом своем персонаже (колокольчик в храме, купюра бомжу, кошка подруги, собака соседки). Особенность его прозы — отсутствие описаний мест, погоды, природы. Нет нагромождения фактуры (минимализм). Декорации не давят. Они даны пунктирно и узнаваемы; вполне понятно, где мы в данный момент. Автор не тяготеет к модной бессюжетности, атмосферу не создает, она сама воспроизводится в его текстах.

Самые обжигающие откровением моменты — в «домосковской» линии. Резоннее сочувствовать персонажу, приехавшему покорять столицу, а слово «хлебнул» выдыхается на цикле екатеринбургском, семейном, где все родные сильно любили маленького мальчика. Но там же за щитом родственной любви присутствовал школьный буллинг и специфичное воспитание «няни Максима» в отсутствие взрослых.

На театральность и музыкальность работает литературность персонажей (Петр I, Андерсен), жизненная водевильность историй. Автор обладает своеобычным стилем, взаимодействует с представляемой аудиторией как со зрительным залом. Кажется, Сорокотягин придумал и натренировал приемы внутреннего текста еще в театрально-студенческой мастерской и применил их к литературе. Автор в репетиционном процессе вышел на собственный стиль моно-собеседника и театра одного актера. Второстепенное опускается и подразумевается, главное подсвечивается, контурно обозначается лейтмотив, таким образом сплавдарований влияет на авторское письмо — слог сценарной подачи. Он словно внутри кастинга, который сам же себе и учредил — во всяком новом тексте соотносится: прошел, не прошел.

Начиная с предисловия, каждый рассказ книги — будто продолжающаяся импровизация. У читателя создается впечатление, что с ним говорят без дистанции, как с приятелем, с которым, встретившись, можно продолжить остановившийся когда-то разговор с того же места без потери смысла. Но пусть не покажется, что всякий раз вступать в текст Сорокотягина легко. Нет. Вы можете не успевать за темпоритмом, включаться, нагоняя, а автор вас уже подводит интонацией, сентенциями, паузой к новой сцене внутри разыгрываемого акта, как в «театре вербатим».

Персонажи Сорокотягина, как актеры массовки, так и метят попасть в кадр — на страницы его прозы. Они самопритягиваются к наблюдающему: так происходит с девушкой на остановке: «...тут девушка не выдержала, шагнула ко мне и припала к моему шарфу, выбившемуся из-под пуховика»; с мужчиной в церковной лавке: «запах, идущий от мужчины, — терпкий парфюм, замешанный с перегаром, сразу же заполнил пространство. Знакомый с детства запах, до боли знакомый».

Помимо городских встречных, во многих историях персонаж или прототип и есть сам автор. Например, когда читатель знакомится с историей мальчика в образе Любы Успенской, поющего «Кабриолет». Или когда пересказ идет от лица актера, оставшегося без работы на время закрытия театрального сезона. Телефонный звонок с предложением побыть ростовой куклой «Утка» вырастает в историю живого утенка Андерсена, а по сути, в изложение взаимоотношений двух молодых людей, один из которых плачет при расставании с питомцем, другая готовит утку с черносливом, празднуя, на самом деле,  свое поражение, принимаемое за победу.

И уж точно сам автор присутствует в рассказе, где репетирует на лавке возле Белорусского вокзала через Zoom с Еленой Камбуровой спектакль «Маленький принц». Тут дана совершенно органичная городская ситуация, персонаж которой — не только актер, застигнутый Мастером в пути, но и сам Город. «Все это — фон, второй, третий планы, а на первом — он/она/ Маленький Принц, маленький человек с огромной душой ребенка».

Сценическая наблюдательность, присущая прозе автора, отчетливо проявилась в повести «Синдром Шишигина». На поверхности сюжета история пятнадцатилетнего внука, в одиночку поддерживающего бабушку на грани деменции, но не собирающуюся сдавать прежде завоеванных позиций: воинственная агрессивность, узурпаторство власти, непоколебимая уверенность в своей правоте и стойкая сопротивляемость при усугубляющейся физической немощи. Но это на поверхности, а в глубинах — поданное через реальность и мистичность сочетание тем: первая влюбленность; взаимоотношения матери-одиночки и подростка; женское соперничество между стареющей матерью и вошедшей в силу дочерью; предопределенность судьбы; связанность ухода из жизни с верой или ее отсутствием; сопереживание и необходимость вернуться в жизнь предков и подправить карму рода. Психологизм повести сосредоточен в отречении недоумевающего подросткового мира от взрослого эгоистического.

Не стоит упрощать читателю задачу и подсказывать, в чем состоит «синдром Шишигина». Но без намека не обойтись. Помимо вышеперечисленных реалий повесть говорит о большой любви, нерастраченной, идеализированной, оттого болезненной и причиняющей горе.

Повесть, как и каждый из рассказов книги, даже те, что выстроены прозаиче­ским стихом, — мини-спектакль. Автор — прозаик, поэт, музыкант, композитор, но еще и режиссер и актер. Он мастерски срежиссировал подбор и расстановку текстов сборника. Перед читателем-зрителем выложены либретто узнаваемой городской жизни, затронувшие проблемы от школьного буллинга до смены малой родины с провинции на столицу и даже до глобальной проблемы встроенности человека в меняющийся и агрессивный мир.

Это умная и честная книга, иной раз шокирующая самообнаженностью. Книга с четко сформулированным и высказанным за многих желанием: «Сегодняшним вернуться туда, без потери возраста и того, что накопилось в голове».

Галина Калинкина