НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Сказки-ловушки

Андрей Левкин. Проводки оборвались, ну и что. М.: Новое литературное обозрение, 2023.

Поиск определения «чего-то невидимого, но ощущаемого» происходит в любом тексте умершего в этом феврале Андрея Левкина (1954–2023). Похоже, он был солидарен с философом Дэвидом Чалмерсом, предполагавшим, что язык устроен нарративно и не подходит для описания феноменальных качеств. А потому на свете «полно штук, которые влияют, являются существом дела, оставаясь скрытыми», не описанными. Баланс справедливости тут отчасти может восстановить «тип литературы», противопоставленный storytelling’у, определяемый Левкиным в том числе и как «literature art».

С 2012 года существует сайт Рost(non)fiction («частный проект К. Кобрина и А. Левкина»), этим типом текстов занимающийся.

Последняя книга Андрея, «Проводки…», кроме того, что имеет дело с «непрописанными сущностями», — еще и книга исчезновений. В трех ее частях Левкин разбирается с исчезающим из окружающего мира: иссыхают и отваливаются «исходные — для тогдашних дел — связи», высыхает «ядро», бывшее для людей «точкой коммуникации с окрестностями и действиями в них», меняется «пакет чувствований — разделяемый обществом». В какой «агрегатный вид» исчезающее переходит? Где лежит? Как взаимодействует с оставшимися?

В «Сансуси inside» «исчезающее» — нечто максимально неблизкое автору. Он случайно оказывается в парке Сан-Суси Потсдамского дворца со множеством статуй и погружается — условно и обобщенно — в контекст большой европейской истории, проверяя, какими клеммами он (современный человек вообще) может к этому пласту подключиться. Скажем, к пакету радости «тогдашних людей», их бытовым привычкам.

Для Левкина «местность не предмет речи, а ее ресурс». Сан-Суси, внутри которого автор проживает свой трип (определение жанра), может быть описано как код, «чувство Ssysi» (уже не понять, как переживали его люди XVIII века, но осуществленная попытка — часть повествования); как «невидимая кракозябра» внутри приложения (apps) Ssysi; как «существо органической природы»: оно «возникает ниоткуда, выползает и затевает сшивать отдельные куски всего этого, делая их собой»; как место-ловушка.

Как «оболочка» и одновременно «агент письма», который «берет на себя стягивание, связывание упоминаемого… и тащит дело дальше».

В тексте «Sprenkstrasse + хвост кота G» инвентаризируется личное «исчезающее». Речь о Риге, об улице Авоту, где происходит «что-то странное со временем»: оно «куда-то девается, без каких-либо предпосылок, вроде ухода в себя…». Реальность расслаивается, и легко найти «щель» в другой временной слой, а «в окрестностях блуждает какая-то склеивающая сила, подумаешь ее ощутить — она уже тут».

Она может быть описана как трип, как существо Sprenkstrasse, состоящее из окрестностей и их историй, сшившее их собой, прозрачное, незримо присутствующее: «Существо — когда с ним соотнесся — укрупняет масштаб. Тут же вокруг все время изменяется все, что только что было прочным: куда-то ссыпается песок, мутнеет на холоде оконное стекло изнутри. Спекается, растягивается, обмякает, набухает, передергивается, трескается, щелкает, подергивается, шуршит, растекается, засыхает».

В «Дискотеке, чеуж» чужое и личное сопрягаются — тут дела поколения (левкинского +/– 10 лет), инфицированного идеей свободы, во многом манифестируемой через рок-музыку. Навигатор в путешествии по плавающему (или висящему) неведомо где острову («рок и вокруг него») — загадочный «алгоритм правой колонки ютуба». Музыка описывается и как «существо-ловушка», помогающая «времени сложиться в перекатиполе» и подключиться к нему.

Когда выставляешь радар на улавливание загадочной субстанции, превращая ее в текст — одновременно и инструмент усваивания, и его процесс, и результат, и «промежуточное существо», — нужен новый понятийный язык. Чтобы «не влипнуть» ни в чужие формы (истории места, ассоциации памяти), ни в формы «гладкие», как потсдамские статуи. Стоит избегать и личного, ностальгического, «чтобы чисто факты»: «история исчезновений, по логике, холодна».

Левкина занимают структура и поведение дотекстового пространства, где, булькая (дребезжа, пощелкивая), зарождаются сгустки смыслов, а «объекты становятся субъектами». Он исследует «воздух пространства, где собираются разные слои, их представители и то вещество в каждом из них, которое их заставляет собраться вместе».

Как технически сшиваются тексты/трипы, имеющие предметом исследования-описания такую основу? «Как воробей, только еще и производит себя: как если бы тот возникал, чирикая в полете. Делает действие, становясь в нем собой…» Почти мандельштамовское из «Разговора о Данте»: «…представьте себе самолет, — отвлекаясь от технической невозможности, — который на полном ходу конструирует и спускает другую машину…».

Для композиционного определения текстов Левкина Дмитрий Бавильский предлагает, в том числе, использовать «терминологию симфонического структурирования», называя их «опусами». Сам автор на сайте дает следующее определение:

«Название post(non)fiction истолковывается просто — если нет подходящего слова, то сущность надо определять апофатически. По частям: post-fiction — имеется в виду, что тут пост-беллетристика, которая может употреблять беллетристиче­ские ходы и схемы, но не в них дело. А post non-fiction связан с тем, что и non-fiction в традиционном варианте документалок здесь тоже выходит за свои границы».

В опусы-ловушки для определения «субстанции-вещества-существа-самого себя-в итоге» (практически хайдеггеровское «Dasein») автор, кроме, скажем, многоголосого принципа фуги, встраивает и другие «машинки»: из области нейроисследований, арсенала понятий contemporary art... Space Invader и «Флюксус», упоминаемые на страницах «Проводков», тоже не случайны, а коррелируют своим арт-хулиганством с принципами левкинского письма.

«Проект-в-разработке, under development / in progress» у Левкина — самостоятельный литературный жанр: его можно и не заканчивать, только декларировать как проектную заявку или предъявить черновик как законченное целое. «Фиксировать не объекты в связи, а саму связность, она сама объект».

Фоторепортаж с улицы Авоту на сайте — часть проекта #4bdn_wrdz (2013). Его продолжение («вторая версия») стала в 2016-м книгой «Дым внутрь погоды», а фотографии, имеющие смысл и сами по себе, можно считать и «техническими окрестностями» текста «Sprenkstrasse + хвост кота G». В них пошагово зафиксировано все, вплоть до штуки-бляшки в асфальте и внутренностей заколоченного дома 27b по улице Авоту. Сам же #4bdn_wrdz, 17 коротких текстов, которые Левкин называл «запретными словами», можно рекомендовать каждому, начинающему знакомство с его миром, как понятийный аппарат, облегчающий продвижение. Здесь даются «кирпичики», первоэлементы.

Картинки, хранящиеся на сайте, и тексты, хранящиеся там и изданные книгами, можно воспринимать и по отдельности, и совокупно, по законам литературы-арт: «играется не музыка, а пространство». Это детали одного большого проекта. «Фишки для игры», камешки, «прозрачные шарики в нигде». Пользователь волен простраивать между ними личный маршрут, передвигаясь по тегам записей или без них, почти наугад, по принципу «алгоритма правой колонки ютуба». Субстанция — сила — существо все равно даст себя ощутить, соотнесется с путешествующим.

В «Проводках…» Левкин, касаясь вполне понятного (возраста, старения, человеческой конечности/бесконечности), дает портрет времени — и личного, поколенческого (от 1960-х до сегодняшнего дня), и времени «вообще». Чудо его письма, интонационное в том числе, помогает читателю ощутить себя во «времени, постоянно происходящем», без «твердых осей», существующем в движении; услышать шорох, с которым пересыпается его вещество; увидеть краем глаза «техническую начинку мироздания». Эктоплазма автора-медиума превращается в телеплазму, воздействующую на удаленные от его тела объекты. Ювелирно сработанные часы с открытым механизмом отсчитывают бесконечность свободы.

Елена Соловьева