НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Реквием детству, или Как прекрасен наш ад

Саша Николаенко. Муравьиный бог: реквием. АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2022.

Новая книга Саши Николаенко вышла удушающе жарким и пугающе неопределенным летом 2022 года. Третий роман лауреата премии «Русский Букер» (2017) снова строится вокруг темы детства. Мир Муравьиного бога отличается от идеалистиче­ского мира Феди Булкина из прошлого романа. Здесь надежду и любовь то и дело отравляет ненависть. Они идут рядом, каждое мгновение пропитывая друг друга. За кем останется победа — главная интрига романа.

Саша Николаенко — сложный автор. И книги ее сложные. Читать залпом не выходит. В интервью «Культурной Хронике» по этому поводу писательница сказала: «Книги — это человеческая память. Я не хочу, чтобы прочли и забыли. Я говорю через книги с людьми, спрашиваю через них... И хочу, чтобы мне ответили или задумались... Залп в этом случае не годится»¹.

Пространство, которое воплотила Николаенко в новом романе, пронизано криком, шепотом, хрипением, смехом, а пейзажные картины впервые так явственно демонстрируют художественно-живописное зрение писательницы:

«Густая чернота, такая плотная, как глубина речная, пластами воздуха, пластами безвоздушья, туманом с бритвами осок, свечами иван-чая, над сопками канальцами, ходами тянулась вниз забора по траве. Невидимый оркестр играл симфонию ночного мира и войны. Смычковые ударные басы, волосики-усы, валторны, флейты, щупальца и жальца, кузнечики, жуки, кроты, клопы, пиявки, жабы, черви, пауки, глаза, глазки, провалы темноты и звезды соединяли музыку свою в единый звук согласно палочке невидимого дирижера».

Поступок Петруши невольно привел к гибели его папы и мамы. Он живет с бабушкой Верой и дедом Данилой Алексеевичем на даче, недалеко от Москвы. Современная русская литература знает примеры того, как бабушка начинает ненавидеть ребенка, ставшего причиной смерти родителей. Подобные линии есть в романе «Медея и ее дети» Улицкой, в «Женщинах Лазаря» Степновой. Этот ряд продолжает персонаж Николаенко, которому бабушка каждый божий день напоминает: он виноват в том, что ее сына теперь нет. «Ой, Петька, бесть в тебе сидить, такая бесть, не дай осподь».

Бабушка Вера с ее запоминающейся манерой выражаться, бывшая раскулачка, — главная находка автора. Ее забота душит, а ненависть не знает утоления.
 И все же нет-нет, а прокрадется сочувствие, а то и чувство жалости к ней. Мужа своего, много лет лежачего и почти не говорящего, она величает Покойником. Костерит, поминает грехи молодости и при этом делает все, чтобы продлить его жизнь. «Ни черту и ни богу не отдам, Данило, слышишь, слышал? Ни черту и ни богу. Никому».

Смысл слова «реквием», вынесенного в заглавие книги, как мне кажется, раскрывается на последних двух страницах. Все остальное — поиск и определение того самого Муравьиного бога, позволившего себе решать, кому жить, кому умирать.

«Бог чиркнул спичкой. В тот же миг навстречу муравьиным ручейкам с горы помчались огненные реки. Змеились язычки, текли, переливаясь, вниз. Тяжеловесный земляной шатер, охваченный огнем, вздохнул, зашевелился. Свистя, как пуля чья-то, вырвалась из ада муравьиного душа, еще одна, еще один. Мурашки корчились, сворачиваясь в запятые, застывали, и языки глотали, то выплевывали их. Сквозь дым он видел страшный город, опаленный зноем. “До нас не доберется…” Добралось. <…> Жизнь приняла и растворила смерть в привычных звуках, и чем-то жутким веяло от кучки пепла, хранящей в солнечном пятне тепло. Над Моровом, в сети теней скользящих, стоял убийца. Муравьиный бог».

Поначалу думается, что Муравьиный бог — это Петруша. Ведь именно он выстраивает отношения с окружающим миром по принципу: комара раздавить, крыжовник раздавить, кур напугать, лягушку раздавить. Мир в ответ царапает, кусает, обжигает. Вроде и нет тут места для другого, светлого, доброго. Но нет. То и дело Петруша вспоминает счастливые минуты, проведенные с папой и мамой, мечтает о полетах и, кажется, даже влюблен в соседскую девочку.

Чем глубже погружаешься в историю, тем навязчивее ощущение, что перед тобой не только очередная история детства — в равной степени самобытная и традиционная для русской литературы. Здесь попытка вывести закон, против которого нужно восстать. «Кто больше, тот и жив. Кто больше, тот и съел. Кто съел, тот жив; не жив, какого съели. Тра-та-та-та! Кто больше, тот и бог». В определенный момент муравьиным богом должен почувствовать себя читатель. Почувствовать — и к финалу книги, в идеале, от этой роли отречься.

В завершение хочется повторить две мысли. Первая: автор «обращается к читателю, готовому на чтение сосредоточенное»². Вторая — это мысль самой Николаенко, не раз говорившей о том, что «если из моих главных книг можно составить трилогию, “Муравьиный бог” должен будет ее начинать».

Мир детства остается с человеком навсегда. Это поразительно точно показала Саша Николаенко в книге, принесшей ей известность, — «Убить Бобрыкина. История одного убийства». Как детство отозвалось в Феде Булкине, стало известно из сборника «Жили люди как всегда». Что ждет Петрушу — уверен, каждый должен решить для себя сам.

Шевкет Кешфидинов

1 Кешфидинов Ш. Писательница Александра Николаенко: «Жизнь — это сказка, но правдивая» // Культурная Хроника. 2020. URL: https://vk.com/wall-79062124_15024.

2 Кешфидинов Ш.Р. Приключения души // Урал. 2022. № 1. С. 225.