Об авторе | Дмитрий Петрович Бак — филолог, литературный критик, профессор Российского гуманитарного университета, директор Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля (Государственного литературного музея). Родился 24 июня 1961 года в городе Елизово Камчатской области в семье военного медика, жил на Украине, в Ленинграде, Сибири. В 1983 году с отличием окончил филологический факультет Черновицкого госуниверситета. Специалист в области истории русской классической литературы и литературной критики, современной русской поэзии и прозы. Занимается изучением творческого наследия Арсения Тарковского. Автор более 300 печатных работ. Стихи публикует с 1989 года. Издал два сборника стихов: «Улики» (М.: «Время», 2011) и «Дальний Орфей» (М.: «Воймега», 2018). Публикуется в «Знамени» с 2001 года, подборка стихов напечатана в 2003 году (№ 5). Живет в Москве.

Дмитрий Бак

Лето под Москвой

1.

Заключительного свода¹

так симфония полна,

что последняя природа

на просвет до дна видна;

золотые очертанья

гранью листьев и небес,

как былые могикане,

означают слово лес;

скаты крыш розовоперстых

говорят о временах,

когда скиф, ещё безвестный,

привставал на стременах,

когда гнул ахеец парус,

по течению стремясь,

к Илиону пробираясь, —

жизнь двоилась и вилась,

как тропинка в разнотравье

пропадающей из глаз

нитью, штопающей разве

только то, что зреть могла.

Заключительного свода

беспощадная игла —

Заболоцкого работа

по канве добра и зла.

2.

                 Разве ты объяснишь мне — откуда

                 Эти странные образы дум?

                 Отвлеки мою волю от чуда,

                 Обреки на бездействие ум.

                 Я боюсь, что наступит мгновенье,

                 И, не зная дороги к словам,

                 Мысль, возникшая в муках творенья,

                 Разорвёт мою грудь пополам.  

                                                                            Н.З.

когда, насмерть один, Заболоцкий,

в междусловье протиснув кинжал,

разглядел подмосковные сосны,

выдувая стеклянный финал,

когда полубеспамятный, вроссыпь

пеленой отделялся от губ

шёпот — это прощался Тарковский,

догорая свечою вокруг, —

так бывает: приходит мгновенно

и уходит — из разных кровей

загустеет предчувствие плена

тихих слов на закате вещей;

нет бы дать и другому поэту, —

или третьему в связке живой, —

непосмертной, нетронутой Летой

предосенней листвы под Москвой,

чтобы слышать Тарусе и Рузе,

где пион, и жасмин, и каштан, —

как поёт успокоенной музе

позабывший слова Мандельштам;

видно всё в заповедные дали,

все октавы сегодня слышны:

виды, коих вовек не видали,

сны, которых не чаяли мы;

на единый язык подмосковный

этим вечером переведён

вздох последний, и скрежет зубовный,

и творенья восторженный стон

3. Облака

антропоморфная природа —

молитва, облако, свеча, —

как нескончаемая ода

жива, горька и горяча;

и как ни всматривайся в небо,

увидишь в облаке любом

не пар, возвысившийся слепо,

но дух на фоне голубом;

причудливые очертанья

чертогов белых кучевых

летят без наименованья,

как тени душ сторожевых;

вытягиваясь, сокращаясь

и замыкая судный круг, —

наказывают и прощают,

под покровительство берут,

пока не станет очевидно

родство финалов и начал —

рождений и смертей палитра,

небесный парусный причал

4.

где-то в поле на опушке леса,

рукотворным видом не томим,

я остановился слишком резко,

чтоб заметить убыванье сил;

мне казалось, всё идёт как надо

и покоем полная земля

не предвидит вовсе листопада

и распада сил, в которых я

был и остаюсь сейчас уверен, —

до июльских дней, когда не ложь,

но простая правда сердце вспенит

на опушке леса, в поле, в дождь

5.

перекатывает к половине,

завершающей дни, когда юн

и душою, и думой единой

этот белоголовый июнь

антиподом увядшего года

и растущего нового дня;

что же ты не ответишь, природа,

как там будет тебе без меня,

как твои золотые обновы

будут видеться зыбким очам,

кто срезает цветочки на пробу

к облаченью с чужого плеча;

в этой точке родной и невинной,

словно в фокусе линзы живой

так сольются лучи половинной

жизни, прожитой не вразнобой,

что и прежние лёгкие тени

отольются в металле O2

вышних суетных полупрозрений

и видений рождённых в слова

6. Summa pluviarum²

                                                                          М.Т.

                                  С утра я тебя дожидался вчера…

                                  Сегодня пришла, и устроили нам

                                  Какой-то особенно пасмурный день,

                                  И дождь, и особенно поздний час,

                                  И капли бегут по холодным ветвям…

ты, Мариночка… зори таит темнота,

не видна из-за капель структура дождя,

я тебя дожидался вчера, как всегда,

ты всегда прилетала как будто шутя;

сизокрылые тонкие тени вдали,

зазвучит колокольчиком мой телефон,

голос юный у края вечерней зари,

предрассветная нега о свете ином;

если всё сосчитать, что воскресло с небес,

что смутило, что высказано без тебя, —

и сравнить с этим голосом юным навек,

получается сумма былого дождя;

притекает к сознанью тяжёлый прибой

меж волной и волною предельного дня

ощущение вечное встречи с тобой:

ты ещё не со мной, ты уже без меня,

я не я без тебя, ты со мною: смотри

через горы невиданных нами времён,

уведи вдохновенье, верни, что внутри

и снаружи событий поёт Макферсон;

перелётные дни и подлёдные сны —

что вы значили, знала и знаешь теперь:

фонари под холодным дождём не видны

всем помимо тебя, но известны тебе;

…вспоминаю, что будет саше на столе,

эти вещи, впитавшие в душу слова, —

говорят через край на вечерней заре

очевидней, чем смерть остаётся жива

                                                        Июль 2022

                                                        Столбищево — Переделкино

1  Заключительный свод — «образцовый» перечень стихотворений, составленный Н. Заболоцким за несколько дней до смерти.

2 Summa pluviarum — сумма дождей (лат.).