НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

На золоте луча

Андрей Тавров. Снигирь. Песни для сержантов и рядового состава. — СПб.: Алетейя, 2022.

Метареалистический роман Андрея Таврова «Снигирь» интересен своим стилевым и концептуальным новаторством. Авторская речь близка поэтической — она кажется скроенной из верлибров, организована повторами и воспринимается как эпос, как текст с сакральным значением. Наличие образа Певца и детского хора усиливает впечатление и дает отсылку к античной драматургии с характерным для нее музыкальным сопровождением.

Текст неоднороден и в жанрово-тематическом отношении. О наличии внешнего и внутреннего сюжета сигнализируют название и эпиграфы. Использование старой орфографии (снИгирь) отсылает к военной теме и написанному на смерть Суворова стихотворению Державина с одноименным названием («Что ты заводишь песню военну / Флейте подобно, милый снигирь?»). Образ крови, с которой ассоциируется красная грудка снегиря, получает глубокое философское толкование, отраженное в словах Эсхила («Кровь, живущая в воспоминаниях, склеивает века»). Военно-исторический роман становится одновременно романом-медитацией с элементами богословского трактата о природе человека.

Внешние события происходят в советское время, в 1954 году. Автор описывает эпизод из жизни молодого филолога Леонида, выпускника Ростовского университета, участника сражения «За Кавказ». Герой приезжает в Южный город вместе с женой и маленьким сыном, встречает здесь необычных друзей, занятых поиском смысла жизни. Одновременно теряет жену и любимую работу. Но на самом деле частная судьба героя и обозначенные на фоне этой судьбы реалии советской эпохи — не более чем декорация, вершина айсберга. Подлинное содержание книги — то, что происходит внутри сознания героев, их экзистенциальное путешествие внутрь себя, блуждание в темных лабиринтах собственной души и обретение смысла жизни.

Роман требует от читателя интеллектуального усилия. Глубоко индивидуальная, постмодернистская проза Таврова уходит корнями в мировую философию и культуру, начиная с древности и заканчивая современными теориями. Здесь и образы древнегреческой мифологии, и учение Григория Сковороды о духовной и материальной природе человека, и Болконский под небом Аустерлица, и Антигона Софокла, и многое другое. Один из главных источников размышлений, вокруг которого вырастает замысел романа и система сквозных образов-символов, — учение Ницше о сверхчеловеке. Сквозь эту призму автор рассматривает военное прошлое страны и опыт социалистического строительства вкупе с культом личности Сталина. Ему важно описать ситуацию, когда законы социума приходят в тотальное несоответствие с законами мироздания, показать конфликт подлинного и ложного, уничтожающего целостность мира и человека. Любая вещь существует в двух ипостасях: как материальное тело и как нечто надмирное — сгусток света, единство, в котором частное существование становится неразличимым: «…словно бы тело Аглаи истончилось и пропало вовсе, а здесь осталось лишь то, что не может исчезнуть и пропасть ни в свете, ни в темноте…». Осознав эту истину, человек выходит за пределы навязанной ему системы и становится по-настоящему свободным.

Разные этапы духовного пробуждения личности Тавров показывает с помощью трех типов героев, к которым применимы ключевые символы философии Ницше: верблюд, младенец и лев. На стадии верблюда — низшей, связанной с философией непротивления — находятся служители культа: работник министерства иностранных дел Недошивин, директор театра Ольга, законодательница литературной моды Римма, работник горкома Монахов и другие.

Герои — искатели истины — звездочет Юрка-Савелий, ощущающий себя розой Абрек, гениальный писатель Мирон Гегеле и, наконец, главный герой, драматург Леонид Чехов — близки к философии льва. Подобно льву, они независимы и не нуждаются ни в каких вождях, обретая свободу внутри себя: «…Леонид, сидящий на снарядном ящике, не сводя взгляда с солнца, ощутил, что оно восходит… внутри него…».

Идеальным героем, сверхчеловеком, способным подняться на новый уровень, становится Сашка — маленький сын Леонида. На протяжении всего романа он не говорит ни слова — он только видит сны, отражающие его духовную жизнь: «Саше снится Ангел как большой желтый лев, которого он видел в цирке…». Это тот самый ницшеанский ребенок — живущий настоящим, свободный от прошлого, олицетворяющий последнюю стадию развития духа.

Тема детства получает глубокую разработку в романе Таврова. Сквозным образом — мотивом повествования становится призрачный поезд, идущий по марш­руту «С. — Сухуми». В нем отчетливо слышны звонкие детские голоса, хотя самих детей никто не видел. Песня всегда слышна в особенные моменты жизни героев, когда их путь к себе становится наиболее отчетливым и близким: «…а дети пели, и это были наполовину пионеры из дома наверху, а наполовину дети, которые живут в каждой живой груди человека после того, как он впервые почует и жизнь, и смерть разом…».

Другими проекциями космического миропорядка в книге становятся роза и звезда. Это разные модификации одного и того же образа-архетипа мирового древа, связующего нижний и верхний миры, олицетворяющего идеальное единство, делящееся на части без остатка, которое когда-то было сломано «дополнительной геометрической грязнотцой», присутствующей в человеке.

Подмена истинных идеалов и богов ложными рождает внутреннюю «поломку в человеке», не дает ему обрести истину. И только когда человек перестанет предпочитать «мазутную сальную нечистоту» существования иной бессмертной своей ипостаси, он сумеет обрести свободу и смысл жизни, стать богом, а не марионеткой.

В романе есть эпизод странствия Леонида и Абрека, заблудившихся в лабиринте пустующего здания морвокзала. Их мистическое путешествие восходит одновременно к легенде о Минотавре и к учению Платона о пещере, олицетворяющей чувственный мир, за которым теряется истинный мир идей. Образы прошлого мешают Леониду обрести счастье в настоящем, но встреча в библиотеке с кентавром Норихом помогает ему найти себя нового, подлинного. Об этом символически возвещают голоса поющих детей.

Уход от земных привязок, обретение световой путеводной нити, которая противопоставлена всем прочим веревочкам и шнуркам, «идущим от марионетки, встроенной в каждого человека» — вот истинный путь сопротивления в условиях тоталитарной власти. Вечно и подлинно только то, что призрачно и нематериально:  «…труднейшее занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы… они постигали мир непостижимый, небо голубое и жизнь, выстроенную ни на чем — на золоте луча…».

Елена Севрюгина