|
НАБЛЮДАТЕЛЬ
рецензии
В компании мертвых
Ольга Матич. Музеи смерти. Парижские и московские кладбища. — М.: Новое литературное обозрение, 2021.
Тема смерти невероятно живучая. В последние годы о ней и о том, что с ней так или иначе связано, вышло несколько произведений. В издательстве «Common place» появилась книга «Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России». В «Редакции Елены Шубиной» увидел свет роман-антиутопия Татьяны Замировской «Смерти.net». Не оставляет свои научные изыскания социальный антрополог Сергей Мохов (книги «Рождение и смерть похоронной индустрии. От средневековых погостов до цифрового бессмертия», «История смерти. Как мы боремся и принимаем», «Археология русской смерти. Этнография похоронного дела»). В «Знамени» пару лет назад была опубликована повесть Максима Осипова «Люксембург» (2020, № 3), основное действие которой разворачивается вокруг кладбища в вымышленном подмосковном городке, а в № 8 за тот же год Александр Музыкантский представил статью «Избирать или назначать. К новейшей истории кладбища Sainte-Genvieve des Bois». На примере знаменитого эмигрантского некрополя под Парижем он сопоставил принципы организации власти во Франции и России.
Кладбищу Сент-Женевьев-де-Буа посвятила одну из глав своей новой книги «Музеи смерти» литературовед и культуролог Ольга Матич. В других главах на первый план выходят парижские некрополи Пер-Лашез, Монпарнас, Монмартр и Пасси, а также московские Донское, Новодевичье, Введенское и Ваганьковское кладбища. Автор рассказывает об их истории, приводит неожиданные факты и, само собой, отмечает наиболее примечательные захоронения. Тем не менее перед нами отнюдь не путеводитель, хоть Ольга Матич и отмечает, что «начиная с XIX века интересные и красивые кладбища в больших городах стали туристическими объектами».
«Музеи смерти» — мультикультурологическое исследование. Отталкиваться по понятным причинам хочется от скульптуры. Самые известные парижские и московские некрополи — богатейшие музеи скульптур под открытым небом. Автор анализирует их стили и жанры, особо выделяя то, что способно удивить. К примеру, для отечественных кладбищ совершенно не характерна эффигия — горизонтальная скульптурная композиция, изображающая лежащего усопшего в полный рост. Зато на парижских некрополях такой жанр встретить легко. Московские же кладбища могут поразить иностранцев стилизованными часовнями над отдельными могилами. Кстати, любопытно, что оба жанра стали распространяться на кладбищах почти в одно и то же время — во второй половине XIX века.
От скульптуры перейдем к литературе. В книге Матич она живет в двух ипостасях. Первая — эпитафии — надгробные надписи. «Эпитафии, зачастую формульные, не только увековечивают память погребенного, но и отражают соответствующие воззрения эпохи». Здесь же автор цитирует поэта Марию Степанову: «эпитафия <стала> первым жанром письменной поэзии, предметом своеобразного контракта между живыми и мертвыми — пакта об обоюдном спасении <…> Единожды прочтенная, эпитафия разом становится летучей: транспортным средством, открепительным талоном, который предоставляет мертвым новую, словесную, природу и неограниченные возможности передвижения по внутренним и внешним пространствам памяти, по антологиям мировой лирики и коридорам наших умов». Слова Степановой становятся мостиком ко второй ипостаси литературы в «Музеях смерти»: Матич говорит о том, кто из прозаиков и поэтов в своем творчестве обращался к кладбищенской теме. Тут и Томас Грей с «Элегией, написанной на сельском кладбище», и ее переводы, сделанные Василием Жуковским, а еще Пушкин, Цветаева, Катаев… Начинает вырисовываться отдельная самостоятельная тема, которой в рамках настоящего исследования тесно.
Приведенные в книге слова Михаила Зощенко: «Отношение к смерти — это одна из величайших проблем, с которой непременно сталкивается человек в своей жизни. Однако эта проблема не только не разрешена… но она даже мало продумана», — это уже переход к философии, эстетизации смерти, зачарованности ею. Здесь же есть место и психологии. Некоторые люди любят ходить на кладбища — в компании мертвых им порой комфортнее, чем среди живых. Не обойтись и без темы религии. С созданием крупных кладбищ не при церквях и с возможностью кремации Церковь смирилась. Но анатомические театры… Но Ленин на Красной площади… Вспоминает автор и о кажущейся сегодня жуткой, противоестественной традиции, существовавшей и даже считавшейся абсолютно нормальной сто с лишним лет назад. Речь о фотографировании «красиво одетых умерших детей, изображенных в кругу семьи, будто они живые».
«Ролан Барт пишет, что “смерть является эйдосом” (видимой природой) фотографии. Арьес сравнивает кладбища, где много фотографий на могилах, с фотоальбомом: “идешь от одной (могилы) к другой, как будто переворачиваешь страницы фотоальбома”». Книгу Ольги Матич можно назвать и фотоальбомом тоже. Она богато иллюстрирована. Разумеется, фотографии хотелось бы увидеть не среди текста, а в виде отдельных цветных вставок на более плотной бумаге, однако в нынешних условиях это привело бы к существенному удорожанию издания, и позволить себе его приобретение смогли бы лишь обеспеченные люди.
Замыкает же книгу глава о тех, кто жил богато, но недолго. На многих российских кладбищах в крупных городах вы найдете дорогие памятники жертвам «разборок» начала и середины 1990-х. Такой вот исторический портрет, с которого как раз и началось изучение автором кладбищенской темы. Теперь же Ольга Матич подчеркивает: «Если кладбище хорошо сохранилось, оно исполняет генеалогическую функцию и является своего рода архивом, ценным источником местной истории и предметом социологического анализа». Так и есть. И архив, и библиотека. И, конечно же, музей.
Станислав Секретов
|
