НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Хроника пикирующего забвения

Александра Шалашова. Выключить мое видео. — М: АСТ, 2021. — (Роман поколения).

Когда внимание прозы с проблем, казалось бы, нарочито монументальных сползает на камерность человеческих взаимоотношений, у читателя появляется сразу несколько поводов для тревоги. Очевидно, что далеко не каждый пишущий способен трезво воспринять действительность, в которой обитает, и не менее трезво перенести ее в матрицу литературной условности — где и язык свой, и воздух, и диалоговые окна, кажущиеся вполне логичными, последовательными.

Создать вменяемое отражение быта — задача минимальная, и если пишущий справляется с ней, дальнейшие вопросы все стремительнее теряют в целеполагании. За убедительность отражения можно простить и местами пересахаренный слог — ведь в жизни так не говорят! — и потоки сознания, целиком вызволенные из черепов романных резонеров XIX века, и прочие шероховатости, едва ли соотносимые с разговором о современности. Другое дело, когда убедительности недостает, и все вышеперечисленное бьет в глаза, обезоруживая и раздражая.

Тогда в оборот идут ругательства.

Роман Александры Шалашовой «Выключить мое видео» единовременно обитает в двух плоскостях чтения: как нечто сугубо актуальное — здесь и пандемия коронавируса, и зум, и длительные кошмары самоизоляции, — и как нечто принципиально атавистичное. Второе, конечно, прорастает из внутренней интонации, захватывающей читательское внимание куда сильнее, нежели формальный контекст, в который помещены герои. Иными словами, перед нами — беккетовский подвиг выхода из языка, окончившийся если не трагедией, то — недоумением.

Как сказано в одном из блербов, «Выключить мое видео» — роман, насыщенный эффектом «нескончаемого полилога, звучащей полифонии». Спорить с этим утверждением трудно, поскольку выстроен текст удачно: ключевого протагониста в нем нет, это калейдоскоп взглядов, обрушенных на поверхность виртуального присутствия, сконцентрированный на транслировании тревог весны 2020 года. Люди сталкиваются с небывалым планетарным вызовом, отстраняются и подмечают ту бездну самоанализа, которой не замечали в себе прежде, — ситуация знакомая, вряд ли надуманная, и непрерывающееся ни на секунду размышление обо всем подряд дается Шалашовой хорошо.

Подобная манера — цепляться за каждую возможную ассоциацию, придирку мысли, — чем-то напоминает «Глазами клоуна» Белля, его блюзовую расстроенность. «Выключить мое видео» обладает тем же причудливым эффектом воздействия на читателя — одновременно и гипнотизирует (так гипнотизирует, выводит из еже­дневного строя любая болезнь, а 2020 год — болезнь очевидная, от последствий которой мы не избавились до сих пор), и обнадеживает — терапия узнавания не из приятных, но достойная.

Контекст выписан Шалашовой аккуратно, без переигрывания — сцена похорон не перегружена перестроечной чернухой, но полна надрывом, столь же обязательным, сколь и предсказуемым; «скелеты в шкафах» отдельных учащихся и взрослых также не воспринимаются как откровение, а представляются органическим дополнением к хронике пандемии; воспоминания, очерченные по трафарету всеобщего узнавания, оседают в памяти.

Атавизмы отыскиваются в языке, принадлежащем прозе даже не начала 2000-х, но, что более странно, конца 2010-х, молодежным журналам, глянцевым чудесам, повестушкам Тамары Крюковой, наклейкам с куклами Bratz, зародышам фанфиков, прожорливым журналам из серии DeAgostini.

Роман удачно организован, но в его интонациях не отыскивается правды 2020 года; проблема как раз в том, что язык фехтует не только с содержанием, но и с формой. Инструмент, настроенный супротив мелодии, поначалу восторгает — как любая случайная экзотика, — но позже начинает раздражать.

Дисбаланс интонации — единственное, что по-настоящему выводит из себя в романе Шалашовой: категорическая оплошность языка, допущенная неспециально, сводит на нет эффект от многих ключевых сцен. Одно дело, когда подобными фокусами осознанно балуются заезжие метамодернисты (хотя и от их фокусов мы порядком устали), но в романе «Выключить мое видео» с его ясной, выверенной, вдумчивой интонацией эта, казалось бы, крошечная оплошность портит половину впечатления.

Это, вероятно, повсеместная трагедия жанра young adult и любой «молодежной» прозы: она пишется либо принципиально далеким от реальности языком борхесовских анфилад, либо — хлестким, аутентичным, но стремительно теряющим в художественности арго настоящих подростков. Уловить гармонию, не затерявшись «в дурном тоне», удается немногим — и если в западной литературе метод сводится к максимальному упрощению, то в отечественном книгоиздательском буйстве можно отыскать лишь несколько по-настоящему удачных примеров «соблюдения баланса» (в числе которых можно упомянуть, к примеру, «Голову-жестянку» Серафимы Орловой).

Контекст дебютного романа ясен: Александра Шалашова только нащупывает интонацию собственной прозы — в противовес уверенности поэтического письма, с которым сроднилась уже давно, — и потому допускает шероховатости, приводящие иногда к исключительным последствиям. Но даже эти шероховатости кажутся намного плодотворнее, острее, конфликтнее, чем десятки благих ремесленных поделок, которыми завален рынок в последнее время.

Лукавая амбивалентность метода, не правда ли? — ведь автора романа можно уличить в заигрывании с темой, в попытке «выехать» на ней не самым оригинальным способом, в ходульности выписанных типажей, в их несоответствии реальному положению дел.

Читатель волен прочитывать текст на любой доступный ему лад. Фланги восприятия разнятся, но даровитость пишущего остается неизменной. Роман явно соз­дан человеком, чей дар несется куда быстрее его же целеполагания и технических возможностей.

Остается пожелать Александре Шалашовой обрести необходимый в прозе баланс «отражений» и, отойдя от актуальных тем, написать нечто по-настоящему резонирующее с хаосом сегодняшнего дня, — без пестрых маркеров эпохи, без тысячи сленговых наклеек, но с твердым чувством описываемого времени и вычленяемых из него сюжетов.

Кирилл Ямщиков