НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Дело Лотмана живет и побеждает

Людмила Горелик. Сокровище кикиморы. — М.: Эксмо, 2020; Золотой идол викингов. М.: Эксмо, 2021; Нефритовая лошадь Пржевальского. М.: Эксмо, 2021. — (Артефакт-детектив).

Хорошо известно, что искусство словесного творчества требует приема; не менее ясно и то, что прием в хорошем тексте должен быть сокрыт. Но внимательное и любовное чтение все же позволяет его обнаружить, притом что само по себе оно таких целей не ставит. Я приемов в детективах Людмилы Горелик, и ранее отрецензированных, и новых, не искал, — но при внимательном чтении они самообнаружились, самопроявились: сквозные приемы, сюжетные инварианты совершенно разных за­хватывающих исторических (они же детективные) историй.

Особенно внимательно и вдумчиво читал я роман о Пржевальском и селении Пржевальское. Жизненный путь путешественника дан хорошо, исторически, ландшафтно и биографо-психологически верно (кроме одной стороны личности и жизни героя). Но важнее иное. Сама того не подозревая — или все же догадываясь? — Горелик художественно достоверно описала совсем недавно уясненное (но уже научно «отпрепарированное») особое, редкое, важное творчески-жизненное состояние путешественности. Это не адреналиновый драйв, но чувство взаимного диалога путешественника и череды мест. Такое состояние присуще только настоящим путешественникам. Это, по сути, глубокий, острый, жизненно и интеллектуально продуктивный прием постижения разнообразия мира своей активностью в нем. Именно состояние путешественности и объясняет не только притягательность путешествования, но и чрезвычайную содержательную продуктивность путешествий, по пространствам как неизвестным и необитаемым, так даже и известным и обитаемым. Н.М. Пржевальский ведь путешествовал по обитаемым местам (в романе это акцентировано, для сюжета существенно). Контакты с туземцами были жизненно необходимы для успеха странствий, а вооруженные конфликты с ними представляли немалую трудность. Впрочем, многие герои этой серии проходят через испытания, закаляются, являют или обретают мужество.

Замечательно просто и ясно представлено место былой усадьбы Пржеваль­ского — окрестности одноименного селения в Смоленской области. И столь же хорошо — небольшой город Б и столица края, Борск, в ином детективе. Но не буду расшифровывать, раз автор спрятала эти не обобщенные, а отчетливо-конкретные места за топонимами-псевдонимами. Эти места неплохо мне известны. Они разные в силу размера, истории и статуса, и жизнь, и судьбы персонажей там различны. География, охват ландшафтных миров и эпох все расширяется, а тем самым — и кругозор читателя. Конкретные места играют в повествовании важную роль; они живут, имеют смысл и судьбу, которые открывают главные герои. Пространство в провинциальном детективе — не пассивный фон экстерриториального действия, а участник действия как событий именно этих мест.

Эти строки — не только почтение ученого-географа к ландшафтно-чуткому писателю. Сюжетная острота и психологическая занимательность детективного повествования отнюдь не вытеснили у Горелик сочную густоту любовно проживаемого родного края. Это по-прежнему прекрасный «провинциальный детектив»¹  — звено, компонент, литературное выражение и даже украшение смоленского культурного быта и творчества. Хороша же, значит, культурная почва Смоленского края, плодоносна.

Книги Горелик глубоко содержательны, что особенно заметно на все большем массиве, в серии книг, растущей числом и смыслом. Они содержат и немалый исторический, биографический и ландшафтный материал; пронизаны четкой системой нравственных оценок. Не назвать ли их «высшим детективом»?

Исторические персонажи и далекие края описаны добротно и серьезно, а фигуры персонажей-сыщиков и родные смоленские места — с легкой любовной иронией. Но это — никак не поверхностно-модный «иронический детектив».

Повествования во всех книгах разновременны, двухслойны. История ли это? Да, если история — сказание о прошлом. Но здесь налицо разрыв двух слоев исторической событийной толщи при явном их единстве, не столько событийно-повествовательном, сколько смысловом. «Промежуточного», опосредующего разные времена повествования нет или почти нет; оно ослабило бы динамизм, размыло бы загадочность. Это двухслойная структура времени, каждое время смотрится в иное и отражается в нем. Времена такие разные и такие сходные — набор типажей и ситуаций, ясная система ценностей разных далеких веков и т.д.

Это мифологическая история: разные времена — разные срезы вечной толщи исторического бытия, разные реинкарнации глубинной структуры.

Исторические детективы Горелик не распадаются на искусственно сшитые слои разных времен — они органично цельны. Их цельность являет себя многообразно и интересно. Это и прямые родственные связи «предки — потомки», но не только.

Ведь есть еще и тайна. Сквозь времена, то прячась, то являясь на свет (и проявляясь в своей полноте, смысле и силе), в настоящем и «по-настоящему» живет некий особый предмет — рукопись, клад, скульптура, живописное полотно…

Эти предметы имеют огромный животворный смысл и ценность, за них идет борьба, ломаются — но и выстраиваются — судьбы, переживают испытания и нравственные кризисы, а то и гибнут персонажи; одних жалко, а иных и совсем не жалко. Талисман или даже волшебный предмет организует жизнь героев и ткань повествования. Этот предмет — и сам главный герой, и мы далеко не сразу уясняем: что же это на самом деле, в смысле более глубоком, чем вещная данность артефакта? Почему он так ценен? Чем именно? Кто должен обладать им по праву? Где он должен обрести свое подлинное место и пребывать уже вечно? Вот сюжет, фабула, интрига.

На последних страницах каждого романа Предмет обретает свое подлинное место, ситуация разрешается неожиданно для читателя, выясняется, что было преступлением и кто настоящий преступник, злодеи обнаруживаются и ждут кары, добродетель торжествует. Жизнь раскрывается новыми возможностями для героев и читателей.

В этих книгах сюжет воздаяния — сквозной. Не сразу, трудом и страданиями целых поколений справедливость осуществляется и торжествует как жизненная правда. Иногда — через много поколений, у очень далеких потомков. Корней Чуковский говаривал: «В России надо жить долго». А Горелик добавляет: «во многих поколениях». Отрадно и чуть сентиментально: благородные далекие потомки благородных предков вознаграждаются при жизни. Именно благодарный благородный потомок спасает, открывает судьбоносный предмет, раскрывает его смысл и тем самым сотворяет его.

Письмо (не почтовое отправление, а Письмо), если это не заполнение таблиц Excel, — откровенный эксгибиционизм. Писать страшно — прочтут и обо всем догадаются, все поймут и многое узнают об авторе. Но мы пишем. Бесстрашно пишет и Людмила Горелик…

Что, если разные времена трактуются как реализация некоторой инвариантной и даже архетипической структуры? Если обыденность в глубине своей являет логику мифа? Если локальный сюжет строго организован вокруг судьбы чудесного, даже волшебного предмета? Если все окружающие, все (главные) персонажи взаимодействуют с ним, и он проявляет / выявляет / взращивает в каждом человеке-персонаже самое главное, жизненный лейтмотив? Если наши современники в нашей обыденности ведут себя в точности как герои мифа / волшебной сказки (отсылаю про отождествление / различение к Проппу)?

Да это же… Все верно: старый добрый лотмановский семиотический структурализм, с лицом совсем человеческим, с тягой к истории (строго говоря, структурализму противопоказанной и с ним едва ли совместимой) и к некоторому уж совсем не структурально-семиотическому морализаторству.

Вот так и сделаны эти вещи. И мягко, и жестко.

Похвалите меня — ни одной подсказки для будущего читателя.

Владимир Л. Каганский

1  В. Каганский. Культурная поэтика провинциального детектива // Знамя. — 2020. — № 4.