НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Но мифом еще полыхнем

Константин Комаров. Соглядатай словаря.  — М.: СТиХИ, 2021. — (Single).

Уже в недавней «Невеселой личности» (депрессивная книга, в которой автор, концентрируясь на мрачной стороне жизни, искренне признавался читателю: на данном этапе я вот такой) встречались романтичные и светлые стихотворения о любви, очевидно, вытягивающие лирического героя из кризиса, попутно спасая книгу от одномерного ярлыка «чернухи». Всматривается в бездну поэт и на страницах «Соглядатая словаря», но уравновешеннее, с еще большей степенью отстраненности и артистизма, с опорой на Бога, веру, надежду и любовь.

Перефразируя вокалиста английской группы «Потерянный рай» (автора текстов песен, которые известны поэту) Ника Холмса, скажу: «Ты хорош настолько, насколько хороша твоя последняя книга».

Содержание новой книги Константина Комарова, обложка которой оформлена музыкально (недаром сборник вышел в серии «Тhe Single») можно сравнить с внеш­ним видом аудиокассет. Сторона А содержит подборку «Прорезь Прозренья» (название взято из несомненно автобиографичного и очень теплого стихотворения, структура которого — обратный ход по дороге воспоминаний от начала к концу. Своей структурой оно живо напоминает рассказ Стивена Кинга «Загробная жизнь», и сходство позволяет предположить, что поэзия и проза подчас не слишком отличаются друг от друга. Сторона Б, в свою очередь, состоит из второй и последней подборки, озаглавленной деятельно — «Склоняюсь к выводу».

В первой части книги читатель найдет почти все, что отличает поэтику екатеринбургского автора от поэтики других коллег по цеху: часто остроумную и умест­ную, изредка бессмысленную, но всегда узнаваемую языковую игру (выделено мной. – А.З.):

Свет — во избежанье распознанья —

накрывает траурный чепец.

Слов не остановишь расползанье,

разве запилить в фб постец,

завораживающую тягу автора к экзистенциальности Ж.-П. Сартра:

Свобода воли — парадокс,

ведь воля — это несвобода,

умение передать мрачную сторону жизни (а с ней и описательную функцию поэзии) в таком, например, стихотворении:

Как зуб из открытого рта,

солист выпадает из хора.

Судьба поневоле тверда

и хочет такого исхода.

Пессимизм и одиночество, брожение в душе лирического героя (в жизни автор не такой; творчество для него — один из источников витальной энергии, и работа, отнимающая порой много сил: «у меня внутри своя война, свое поле боя»), органичное для «Невеселой личности» теперь гармонизируется чувством самодостаточно­сти — с одной стороны («Этому отсутствию пасиб, / что еще себя я не истратил, / что в душе моей не голосит / серый писк сомнительной эстрады») и умением заботиться и любить — с другой:

И родинки тех букв,

и рифмы-родники

разгонят сердца стук

в тепле твоей руки.

Катрен наполнен нежностью и теплом, а следующий, финальный для стихотворения пассаж доказывает, что сочинительство для стражника Комарова — не только призвание, но инструмент выражения чувств, способ их аккумуляции.

Стихосложение екатеринбургский соглядатай словаря использует не только для того, чтобы высветить (или высветлить) бытовую сторону жизни, к которой относится с неизменной иронией, но чтобы напомнить себе, а потом читателю, что поэзия иной раз подобна откровению. Именно в моменты таких открытий, когда «…танец, как птенец, / рождается во рту. / Я не могу, Отец, / пойти на немоту», автор чувствует радость сотворения и наставляет:

Покуда смерть крошится чипсами,

ты пей за жизнь, творя пейзаж.

И в белизне огнями чистыми

горит гранитный карандаш.

В «Соглядатае словаря» Комаров с уважением упоминает «стихи непревзойденного Еремы» (поэта Александра Еременко) и персону французского писателя и актера Антонена Арто (такие вкрапления смотрятся органично, и, видимо, помогают авторскому языку не замкнуться на себе). Еще одной находкой стало мрачное, на первый взгляд, стихотворение, в котором автор ловко уподобляет снег кокаину, а потом, проводя нас через сопутствующий этим метафорам морок, приручает стихотворение, как котенка:

Что ж, пишись, стишок, не петушись,

обертон обратный слишком тонок.

Снег далекий вдаль идет, пушист.

Снег идет, пушистый, как котенок.

Особенность новейших опусов Комарова в небольшой по объему двусоставной книжке состоит в том, что поэт раскрывает на ее страницах генезис стиля: одни стихотворения иллюстрируют его отношение к творческому процессу, в том числе в моменты молчания («Там бог (Тамбов) — здесь набрано петитом»), другие говорят о важности проникновения личности поэта в ткань своих стихов. Вникая в предложенный материал, радуешься тому, что автор сознательно позволяет познакомиться с собой и своими методами письма поближе. «Соглядатай словаря» — это и мета-поэзия, и набор автобиографических зарисовок (спасибо, что не сырых).

Главным достоинством очередной публикации поэта стало новое и отчетливо сформулированное автором стремление счистить все необязательное (в этом он походит на Бориса Рыжего):

С души уже не жалко

снимать за слоем слой.

И облако, как балка,

повисло над землей.

Желание избавиться от ненужного считывается в плане не только метафизики или психологии, но и взаимоотношений.

Хочется верить, что в дальнейшем поэту удастся развить эту интонацию, дарующую ощущение воздушности и счастья. Такое настроение — лучшее, что сумел раскопать автор во время труда, тяжбы которого рэпер Noize MC, а прежде него любимый поэт Комарова, Владимир Маяковский, выразил в строчке: «изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». Надеюсь, у Комарова получится, отказываясь от лишнего, довести излюбленные приемы до совершенства, под которым я понимаю единство формы и содержания, то есть уместность всего, что вошло в книгу.

К каким бы выводам ни склонялся поэт, идеал, при всех достоинствах «Соглядатая словаря», не достигнут. Полагаю, все портит тяжеловесность некоторых текстов, неуклюжих в контексте небольшой по объему книги. Проиллюстрирую эту мысль на примере стихотворения, в котором Константин Маркович, будто маленький мальчик на детском празднике, решил встать на табуреточку из гипсокартонного пафоса, чтобы продекламировать:

Прощай, моя бедная Троя,

останься хотя бы в веках.

Они выползают по трое

и факелы держат в руках.

Прощайте, ребята. Лехаим.

Не сыщете нас днем с огнем.

И вот мы уже полыхаем,

но мифом еще полыхнем.

Полыхнем, ага! Можно возразить, что речь здесь не об истории и не о мифе, а о нетленности слова, о важности искусства в памяти человечества. Может, и так, но сама интонация, с которой выполнено симпатичное стихотворение, заставляет меня заключить, что два четверостишия более естественно выглядели бы в отдельной подборке (в этой связи вспоминается поэма «Медея» Алексея Никонова, поэта и панк-рок музыканта, в которой, несмотря на постмодернистскую дискретность, обращение к мифу и античности выглядит обоснованнее). Другими словами, недостаток «Соглядатая словаря» кроется в его тематической разрозненности, превращающей книгу стихотворений в их сборник, или коллекцию.

Поэзия, как осторожно указывает автор, — это «оптический сквозняк». Я бы сказал, что в этот раз она подобна сильному дереву с разветвленной и мощной кроной. Его листва (богатство языка Комарова) порой так пестрит, колыхаясь на ветру, что иногда больно наблюдать за этой красивой в остальном картиной.

Антон Задорожный